Драко Малфой и Солнечный путь - Джуд

вас останутся хоть какие-нибудь тайны.

Наступила пауза. Теперь уже Сольвейг ходила по комнате, обдумывая что-то. Наконец она спросила:

- Мистер Блэк, а что вы знаете обо мне?

- Точно - ничего, - отозвался Сириус. - Знаю, что у Снейпа и мисс Паркер был роман. Она была очень

красива, но редкая стерва. Очень жестока - когда она стала Упивающейся Смертью, почти сразу же попала

на нелегальное положение - очень уж много за ней числилось трупов. Похоже, она искренне верила в

грядущее торжество Темного Лорда и потому ничего не боялась. Я ничего не слышал о том, чтобы Снейп

женился или о том, что у него есть дети, - он замолчал. Сольвейг продолжала смотреть на него в упор,

но Сириус не поднимал глаз. - Правда, однажды… Когда ты родилась?

- В октябре, в восьмидесятом, - чуть опешив от неожиданного вопроса, ответила Сольвейг.

- Да… В начале осени, почти год спустя я зашел к Снейпу по одному очень важному для меня делу…

Рем снова громко фыркнул, но ничего не сказал.

- И… в его доме… в нашем родовом доме я увидел ребенка. Около года, девочку, - Сириус поднял глаза на

Сольвейг и улыбнулся. - Она мне показалась очень уж худенькой. Я спросил Снейпа, кто это, и он

неожиданно ответил, что это его дочь. Я еще хотел спросить, что он, не кормит ее, что ли, но не стал.

Снейп мог счесть это хамством, а мне была нужна его помощь.

- Ага, - очень неожиданно среагировала Сольвейг. Подняв на нее глаза, Гермиона увидела, что слизеринка

удерживает рвущуюся с губ улыбку. - Понятно. Спасибо, Сириус. Это ничего, если я буду звать тебя

Сириус?

- Ничего, - слегка удивленно отозвался Сириус.

- Вот и хорошо, - сказала Сольвейг. - Поднимайся, Грейнджер. У нас есть дело.

- Какое дело? - удивилась Гермиона.

- Такое, - ответила Сольвейг. - На "п" начинается, на "е" заканчивается. Простите, что помешали,

господа, - она улыбнулась мужчинам, и в ее улыбке мелькнуло даже некоторое кокетство.

- В следующий раз предупредите совой, - усмехнулся в ответ Сириус. Люпин, улыбаясь, подошел к двери,

чтобы проводить девушек, как вдруг Гермиона воскликнула:

- Господи, а это у нас кто?

Повернувшимся на возглас явилась следующая картина - на пороге люпиновой спальни стоял, ухватившись

крошечной ручонкой за косяк, голенький малыш вряд ли года от роду.

- Опа! Он встал! - воскликнул Люпин - и сконфуженно смолк, когда две пары одинаковых синих глаз

уставились на него. Не смотрела на профессора только Гермиона - просияв, она подошла к малышу - он

весело гукнул и улыбнулся во весь рот - и, подхватив его подмышки, взяла на руки.

- А кто мы такие? - заворковала гриффиндорка. - Ой, какие мы маленькие! А как нас зовут? Мы уже

улыбаться умеем, да, заинька?

- Это что такое? - тоном, в котором слышалось глубочайшее отвращение, спросила Сольвейг.

- Вроде же волчонок был, - прищурившись, подхватил эстафету Сириус.

- Так это он и есть, - вздохнул Рем, и в этот момент Гермиона завизжала. Воркуя с малышом, она усадила

его на стол - и сейчас, визжа, показывала пальцем на волчонка, которой лежал ровнехонько на том месте,

где только что был младенец.

Раздался какой-то странный звук; лишь когда он повторился, мужчины сообразили, что этот звук издает

Сольвейг - низкое грудное рычание. Вот оно прозвучало снова - родившись в груди, прокатилось через

горло на кончик языка трепещущим "хрррр". Сольвейг подошла к волчонку, чуть улыбаясь, и тронула его

ладонью. Зверек перевернулся на спину и протянул передние лапы, ловя руку девушки. Когти царапнули

кожу, но Сольвейг не обратила внимания. Она погладила щенячью, еще не заострившуюся мордочку, и кисть

была немедленно захвачена маленькой пастью.

- Это мой сын, - объяснил Люпин.

- Прирожденный оборотень? - спросила Гермиона, и по ее лицу сразу можно было догадаться, что она уже

давно прочла про прирожденных оборотней по крайней мере половину того, что о них было написано.

- Не совсем верное название, - ответил Рем. - Скорее, это прирожденные анимаги - они, видишь ли, не

зависят от луны. Но, с другой стороны, в отличие от анимагов, они в той же степени звери, в какой и

люди.

- Сколько ему? - спросила Гермиона.

- Шесть месяцев, - ответил Люпин.

- Но это еще слишком мало, чтобы ходить!

- Для человека. А для волка - слишком много.

- То есть, он будет взрослеть быстрее? - спросила Гермиона, с сочувствием глядя на малыша.

- В общем, да, - мрачно ответил Люпин.

- Что ж ты молчал, Луни? - заговорил наконец Сириус.

- Не знаю, - отозвался Люпин. - Понимаешь, очень боялся, что это вылезет. Я нашел его в лесу у одной

волчицы, с которой я… гхм…

- Ну, понятно, - великодушно замял тему Сириус. - А как ты узнал, где искать?

- Узнал, - туманно ответил Люпин. - По запаху, наверное. У нее был целый выводок, но такой - один. Я

его забрал, решил, что там ему не место. Там он чужак. Он, бедняжка, везде чужак, - Люпин поморщился.

- Но я всегда хотел ребенка…

- Тогда прекрати эти пораженческие настроения, - решительно приказал Сириус. - Как ты его назвал?

- Рем Джеймс Люпин-младший, - ответил профессор. - Или просто Волчонок.

- Славное создание, - ласково сказал Сириус, осторожно поднимая на руки малыша, который снова стал

человеческим детенышем. Гермиона дернула Сольвейг за рукав.

- Пойдем-ка, - сказала она. Сольвейг глянула на мужчин, на Волчонка - и кивнула.

- Пойдем.

* * *

Хогвартс, слизеринские подземелья, 4 апреля 1998 года, рассвет

Золотисто-серые лучи утреннего весеннего солнца скользнули в маленькое полукруглое оконце под

потолком: осторожно коснулись нетронутой постели, вспыхнули алмазными искрами на стенках тяжелого

восьмигранного графина, валявшегося на полу, с него, крадучись, перебрались на руку человека, что

лежал рядом. Когда теплый солнечный зайчик коснулся раскрытой ладони, она конвульсивно сжалась, словно

пытаясь поймать незваного гостя.

Но не так-то легко пленить солнечного зайчика. Он легко выскользнул меж пальцев и присоединился к

своим собратьям, безжалостно высветив того, кто лежал на полу.

Этот человек - при том условии, если это существо можно было назвать человек, - был одет в пижамные

штаны и незастегнутую рубашку. Страшная буро-зеленая кожа, напоминающая чешую, покрывала его тело;

лишь кое-где мелькала островками другая, человеческая, снежно-белая, казавшаяся удивительно нежной.

Лицо представляло собой чудовищную маску, в которой смешались черты рептилии и человека: безбровое,

покрытое той же чешуей, что и тело, безгубый рот, лишенные ресниц глаза. Волос на голове почти не было