Лучезарное Завтра - Харитон Байконурович Мамбурин

по гнусным тыквам. А Светка, переключившись, пошла короткими, по два-три патрона, очередями пулемёта постреливать в нижние этажи, прикрывая меня. Огнемётом-то тут, не спалив меня нафиг, не поработаешь.

В общем, вражеский огонь, вроде, притих. Я отлепился от автобуса, куда меня впечатывало попаданиями из “КАГов”, огляделся, убедившись, что вроде цел. Только отбит как котлета, подумал я, ощутив злобно занывшие места, куда наприлетало. И только сделал шаг, как двери контейнеров-первых этажей распахнулись, и на меня кинулись местные. Здоровые, тощие, они рвались вперед, стреляя на ходу и вновь откидывая меня! Я начал стрелять в ответ, Светка тоже — но эти уроды озверело, почти в полной тишине, всё равно пёрли! Мало того, что мутанты, так ещё психи!

В общем, обойма кончилась, врубил я сапёрку в виброрежим, стал отбиваться и психов пластовать, как вдруг почувствовал резкую боль в предплечье, еле удержав пистолет.

У этих мутантов лишний сустав! На первый взгляд я вроде и в безопасности был, но один из окруживших меня психов вогнал в неприкрытую биофиброй часть на руке арматурину вредительскую! Он НЕ МОГ нанести этот удар, будь он обычным человеком! Я его за опасность в текущий момент, не считал, но лишний сустав позволил этой сволочи нанести удар из невозможного для человека положения! Комбез он мне не порвал. Он ВБИЛ комбез арматуриной мне в руку, сволочь!

Дело резко запахло керосином — на меня навалилась целая куча озверелых мутантов, вовсю пытающихся меня опрокинуть, попутно ткнув чем-нибудь куда-придётся! Один попытался вцепиться зубами в бедро, второй, повиснув на груди, подбирался рукой к горлу…

Так, мне сейчас будет пи…ц, остро промелькнула мысль, и, по-моему, на рефлексе, я обратился к ассистенту.

Боевой форсаж активирован

Боль моментально перестала ощущаться болью, став сведениями о повреждениях, в голове прояснилось, время замедлилось. Пинками откинув напирающих уродов, попутно ломая им кости, я разжал руку, отпуская ядерную лопату, перезарядил ГАДа со страшной скоростью, а потом поймал свою СЛУ раньше, чем она пролетела десяток сантиметров. И вот тут началось.

Я, слегка озверев, резал, рубил, стрелял и пинал тех, кого не мог достать серьезнее. Психованные уроды, просто-напросто заблокировавшие дорогу, выстроенную моей Родиной для нас, для советских людей, умирали один за другим. Кто от обычной пули в лоб, кто распаханный вибролезвием чуть ли не на две части, а кто-то из-за сломанных моим пинком рёбер, проткнувших легкие и сердца. Я уже не думал, не жалел, не пытался найти другой выход, не желал проехать мимо — просто убивал всех этих фанатиков как… тараканов! Сколько смогу и как смогу!

Не сказать, чтобы они покорно шли на мясо даже от той мясорубки, в которую я превратился. Гады далеко не все лезли в ближний бой, некоторые стреляли, даже попадали по своим, но их рожи, полные какого-то невероятного бешенства, дополнительно бесили меня. В конечном итоге, слегка придя в себя и в очередной раз перезарядившись, я перестрелял из пистолета тех, кто держал дистанцию, а затем принялся добивать тех, кто остались рядом.

На момент, когда появилась надпись, что форсаж — всё, в округе были только трупы разной степени целостности, по мне никто не стрелял, а в портупее оставалось ещё две обоймы. Всё-таки лопата всему голова, пришла в голову хорошая, но не очень умная мысль. На меня навалилась слабость и боль, повело — стандартная реакция на окончание форсажа.

— Погано-то как, — оценил я богатство ощущений. — Зато — живой. И вы и вправду мутанты поганые, — чуть не сплюнул я на трупы, но одумался — разве что забрало бы себе заплевал. — НАМ ПРОСТО НАДО БЫЛО ПРОЕХАТЬ!!! — злобно рявкнул я, покачнулся, потом вздохнул-выдохнул, успокаиваясь, — Сами виноваты, придурки, — подытожил я.

И деловито поковылял, прихрамывая, к щели между контейнерами. Мне, конечно, плохо и больно. Но тросы эти сволочные рубить надо. Доковылял, начал пилить — три троса оказалось, получил в щель ещё попадание, чуть не упал. Озверел, выпустил тройку пуль в стрелка с той стороны контейнера. Больше не стрелял, ну и хрен с ним.

Допилил тросы, доковылял до Автобуса, практически упал внутрь, сдирая шлем.

— Боевой форсаж? — нейтральным голосом уточнила Света. — Я же к выходу добежала, но не успела, ты как начал их… побоялась тебе под руку попасть.

— Он самый, — простонал я. — Больно, чтоб его… Но ничего, справлюсь, — закопошился я.

— Жора, сейчас помогу…

— Следи за округой, Света! Пожалуйста. Я сам справлюсь, — ответил я, поднимаясь и топая к водительскому сидению.

Света хмыкнула, но послушалась и не комментировала. А я дал газу, стукнулся отбойником об контейнер, и просто стал его отталкивать. Очевидно, тракторист с той стороны свалил, от страшного меня подальше. Вообще — идиоты мутировавшие, чтоб их! Поселение — двести рыл, ну триста — потолок. И этих придурков мы не меньше сотни положили. И зачем всё это?! Они мстили нормальным за притеснения? Домстились, чтоб их!

Ладно, проехали, наблюдательно отметил я, выезжая из этого дурацкого поселения. Ни выстрела, ни трактора, ни четырёхсуставной рожи. Просто выехали, и…

— Не нравится мне это, Свет, — притормозил я, смотря на здоровенный плакат посредине раздолбанной дороги, с черепом и костями.

— А что там? — свесилась Светка с сидения, — Думаешь — мины?

— Не знаю. Телеметрия не показывает активных электросхем, — указал я на экран. — Ты знаешь, проверю, — со стоном поднялся я.

Дотопал до люка, высунул физиономию, посмотрел электрозрением: ни схем, ничего электроактивного, как и ожидалось. Вернулся, бухнулся в кресло, хрюкнув то ли от облегчения, то ли уколовшей боли. Неловко пощупал руку, по которой пришлось арматуриной. Надо бы посмотреть, как там дела…

— Ничего. Но мне…

— Схожу, проверю. Мне не опасно, — вдруг соскочила с сидушки Светка.

— Свет, стой!

— Жора, я — схожу. А то будем стоять чёрт знает, сколько времени. А ты не в том состоянии…

— Я — против!

— А я тебя и не спрашиваю, Жора.

— Хоть шлем надень! — взвыл я.

Одела, и выскользнула из Автобуса. Вот дура своевольная, ну вот что с ней де…

Мои мысли прервал громкий взрыв и вспышка. Как я оказался на ногах — сам не помню. На боль стало плевать, внутри всё захолодело. Бежать я не мог, но быстро ковыляя добрался до люка, распахнул, одновременно вглядываясь электрозрением. Электроконтур — был, повреждённый. А эта… дурочка, лежала в воронке не шевелясь… и без руки. И… а ничего не значит внешняя целостность, совсем ужаснулся я. Бионический мозг защищённее человеческого, но