Великий Сталин - Сергей Кремлев

Второй ход был предпринят в августе 1946 года, когда Институт эпидемиологии, микробиологии и инфекционных заболеваний АМН СССР посетили американские профессора Мэд и Лесли… Беседа шла вроде бы с пятого на десятое – переводчик плохо владел специальной терминологией, Клюева и Роскин не говорили по-английски. Но в конце завтрака «не знавший» русского языка Лесли на чистом русском языке сказал Роскину: «В Америке вы были бы миллионщиками».

Кончилось всё тем, что через академика-секретаря Академии медицинских наук В.В. Парина, выехавшего в служебную командировку в США, Роскин и Клюева передали туда ампулы с препаратом «КР» (его ещё называли «круцином») и рукопись своей книги «Биотерапия рака». Причём отдали ведь не в обмен на оборудование – как обещал им это посол Смит, а «за так». Отдали плоды своей многолетней работы, финансируемой, между прочим, хотя и недостаточно, но государством.

И вскоре началось «дело КР», которое было на контроле у самого Сталина. Упомянутый выше Г. Костырченко пытается выставить дело так, как будто Сталин якобы уверовал в то, что круцин Клюевой – Роскина может стать чуть ли не решающим пропагандистским фактором в кампании по нажиму на США в «атомных делах». Костырченко пишет: «… виды советского руководства на «КР» как на крупный козырь в достижении ядерной сделки с американцами оказались несостоятельными». Подача дела с «КР» в таком ракурсе – не более чем ещё один миф, которых в книге Г. Костырченко хватает. Порой он неточен, к слову, до забавного, утверждая, что первый советский уран-графитовый реактор был пущен «в атомном центре Арзамас-16», в то время как это произошло в Москве, в ЛИПАН (позднее ИАЭ им. И.В. Курчатова). Но «делу КР» в монографии Костырченко посвящено всего шесть страниц.

Монография же В. Есакова и Е. Левиной о Судах чести рассматривает все коллизии этого «дела» весьма подробно, упирая на то, что такой шаг был в принципе якобы одобрен министром здравоохранения СССР Митеревым и чуть ли не самим Молотовым. Но сами же авторы монографии неосторожно цитируют мемуары посла Смита, где он пишет о своей встрече с Роскиным и Клюевой следующее:

«Они (Клюева и Роскин. – С.К.) заверили меня, что первый же стабильный препарат будет отправлен в США. Они добавили, что доктор Василий В. Парин, главный учёный секретарь Академии медицинских наук, вскоре возглавит группу советских медиков с официальной миссией дать полный отчет медикам Америки. <…>. Кроме того, мне были обещаны все данные, которые они подготовили и опубликовали…»

Но это означает, что муж и жена «поплыли» перед янки, как только в их сторону были сделаны прямые реверансы и намеки. Да оно и понятно – что могла дать им Родина, лишь год назад вышедшая из тяжелейшей войны? И что могли дать Штаты, эту войну замыслившие ещё десятилетия назад и поэтому на этой войне лишь нажившиеся…

Удивительно, как В. Есаков и Е. Левина – два доктора наук! – не поняли, что своей простодушной цитатой из книги Смита напрочь опрокинули всю концепцию своей книги, призванной полностью обелить двух других докторов наук?

Позднее, в ходе заседаний на Суде чести, Роскин и Клюева объясняли свой поступок, ссылаясь на разговоры с министром Митеревым, академиком Париным и прочими официальными медицинскими и немедицинскими советскими чиновниками руководящего ранга. И чуть ли не на их приказы. Однако Смит засвидетельствовал, что Роскин и Клюева были готовы отдать ему всё ещё до каких-либо переговоров со своим медицинским начальством.

В проекте заявления Суду чести при Минздраве СССР А.А. Жданов 30 мая 1947 года писал: «Клюева и Роскин передали Парину перед его поездкой в Америку препарат, рукопись и технологию «КР» не только по приказу, но и по убеждению…» Сталин, читавший проект, исправил эти слова на «не по приказу, а по собственному желанию». Однако оба варианта суть поступка Роскина и Клюевой определяли точно.

История с «КР» высветила для Сталина многое. Итогом его размышлений и обсуждений с Андреем Ждановым проблем, связанных с обликом и мотивацией поступков советской элиты, и стала идея Судов чести.

В записных книжках Андрея Андреевича Жданова есть запись:

«Вдолбить (интеллигентам. – С.К.), что за средства народа должны отдавать всё народу…

У крестьян достоинства и духа больше, чем у Клюевой…

Расклевать преувеличенный престиж Америки с Англией…»

А ведь верно мыслил товарищ Жданов! Да и чему удивляться – он ведь об уровне «творческого духа» у «творческой» интеллигенции имел точную информацию. Скажем, 4 марта 1946 года народный комиссар госбезопасности В.Н. Меркулов направил Жданову в ЦК ВКП(б) совершенно секретную записку о недостатках в работе художественной кинематографии в 1945 году. Её стоило бы привести полностью – настолько блестяще в ней на конкретных примерах характерных высказываний конкретных людей был вскрыт «чудовищный бюрократизм», «разъедающий и расшатывающий кинематографию». Увы, придётся ограничиться здесь лишь одной цитатой:

«Режиссёр Ромм М.И. в 1945 году не ставил картины, но его годовой заработок (за участие в работе художественного совета, зарплата по студии, консультации по сценариям, режиссура в театре киноактера) составлял примерно 180 тысяч рублей (годовой оклад Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть Сталина и Калинина, составлял примерно 100 тысяч рублей при годовой зарплате хорошего инженера примерно в 20 тысяч рублей. – С.К.).

Режиссёр Пырьев также в 1945 году постановкой фильма не был занят, но годовая зарплата его составляла 200 тысяч рублей (зарплата на студии Мосфильм, по журналу «Искусство кино», участие в заседаниях художественного совета, консультации по сценариям).

По этому поводу отмечены следующие высказывания:

Главный бухгалтер Комитета по делам кинематографии Черненко И.Е.: «Наблюдая на протяжении долгого времени поведение творческих работников – диву дивишься: у них совершенно паразитическая психология…»..», и т. д.

Читая это, Жданов и Сталин не могли не спрашивать себя: «Да есть ли у них честь и совесть?». И не пора ли их судить если не по уголовным законам, то хотя бы по законам чести?

Первый Суд чести прошёл в Министерстве здравоохранения летом 1947 года, и на нём рассматривалось как раз дело Клюевой – Роскина. Они публично винились, писали покаянные письма Сталину, а в разговорах между собой называли суд «гадостью», а судей – «червяками». Клюева заявляла Роскину, что «они нашего ногтя не стоят».