Темные замыслы - Филип Фармер

Он пропустил ее впереди себя и запер дверь. Джил села и закурила сигарету. Сирано принялся нервно расхаживать взад и вперед, скрестив руки на груди.

— Совершенно ясно, что Файбрас, Торн и Обренова — Их агенты. Мне трудно представить Файбраса в роли шпиона. Он был достойным человеком… Впрочем, насколько мне известно, и этики, и их агенты утверждают, что насилие им ненавистно. Хотя должен сказать, что Файбрас умел проявить твердость… и не всегда он действовал мирными средствами. Вспомните эту историю со Штерном… Мне кажется, вы рассказывали, что Файбрас вынужден был защищаться, когда тот напал на него.

— Не помню такого разговора, — твердо сказала Джил. — И давайте лучше начнем с самого начала.

— Прекрасно. Сейчас я сообщу вам то, что обещал хранить в тайне. Пожалуй, впервые в жизни я не сдержу своего слова, — губы Сирано искривились в горькой усмешке. — И меня оправдывает лишь то, что я, возможно, был вынужден дать обещание врагу… таинственному и грозному.

Это случилось семнадцать лет назад. Господи, как давно и как недавно все это было! В те годы я жил в стране на правом берегу Реки, где большинство жителей — мои соотечественники и современники. На левом берегу обитали смуглокожие дикари-индейцы с Кубы еще доколумбовых времен — весьма миролюбивый народ. Правда, поначалу не обошлось без столкновений, но вскоре мы зажили с ними дружно.

— Нашим маленьким государством управлял принц Конти — великий Конти, под началом которого я имел честь сражаться под Аррасом. Получив в той битве сильный удар в горло, мою вторую серьезную рану, и в придачу к ней несколько мелких, я осознал весь ужас и мерзость войны. В тот год мне стало ясно, что Марс — глупейший из богов. Мои увлечения переменились; я восторгался лишь моим другом и учителем — знаменитейшим Гассенди. Он, как вам, без сомнения, известно, был противником презренного Декарта и возродил во Франции учение Эпикура. Его философские взгляды произвели огромное воздействие на моих друзей — Мольера, Шапеля и Дено. Он убедил их перевести труды Лукреция, божественного римского атомиста…

— Прекратите болтовню, Сирано! Мне нужны лишь факты!

— Тогда, если перефразировать другого великого римлянина…

— Сирано!

61

— Ну, хорошо, перейдем к делу. Это случилось ночью. Я спал возле своей любимой Ливи и вдруг пробудился. Хижина была освещена лишь слабым светом, струившимся в открытое окно. Надо мной склонилась высокая фигура с огромной круглой головой наподобие полной луны. Я быстро сел и потянулся к мечу, но вдруг незнакомец заговорил.

— На каком языке?

— А? Есть только один-единственный прекраснейший язык на Земле, которому, увы, я изменил, — мой родной французский. Он говорил плохо, с ошибками, но я его понимал.

«Савиньен де Сирано де Бержерак», — он назвал мой полный титул.

«У вас есть передо мной преимущество, сэр, — с достоинством отозвался я. — Мне ваше имя неизвестно». Не бахвалясь, скажу, что держался я великолепно, несмотря на сильные позывы помочиться. При слабом свете звезд мне удалось разглядеть, что он безоружен. Если у него и было припрятано кое-что, то лишь под его широким плащом. Совершенно поглощенный неожиданным визитером, я, тем не менее, удивился, что не проснулась Ливи, — у нее всегда такой чуткий сон.

«Вы можете называть меня как вам угодно, — сказал незнакомец, — мое имя не имеет никакого значения. Вас, кажется, удивляет крепкий сон вашей подруги? Я сделал так, что она не проснется. О, нет, она в полной безопасности, — поспешно добавил он, заметив, как я судорожно дернулся. — Утром она встанет, как всегда, ничего не зная о нашей ночной беседе».

— В этот момент я понял, что тоже нахожусь под каким-то странным воздействием; внезапно у меня перестали двигаться ноги, будто у парализованного. Они не оцепенели и не отяжелели — просто не шевелились. Хотя я рассвирепел от этакого бесцеремонного обращения с моей особой, но проявить негодование смог бы только на словах. А здесь требовалось кое-что покрепче — и поострей.

— Незнакомец взял стул и уселся возле постели.

«Выслушайте меня внимательно и постарайтесь во всем разобраться».

— И он рассказал мне самую поразительную историю, которую я когда-либо слышал. Представьте, Джил, он утверждал, что является одним из тех существ, которые воскресили нас. Они называют себя этиками. Мой гость не коснулся ни их происхождения, ни внешности, — у него не хватило времени. Видите ли, если бы он попал в руки своих, ему пришлось бы плохо.

— Мне хотелось о многом его расспросить, но едва я раскрывал рот, как он перебивал меня, заставляя слушать. Правда, он обещал навестить меня — и даже не единожды — с тем, чтобы ответить на мои вопросы. Но главное я понял! Нам подарили жизнь, однако не вечную. Мы — лишь объекты научных экспериментов; по их завершении с нами будет покончено, и мы умрем уже навсегда.

— Что это за эксперименты?

— Исторические изыскания. Его народ собирает данные по истории, антропологии, языкам и тому подобному. Их интересует, какое общество могут создать люди, если их собрать воедино, и как они будут меняться в таких условиях. Мой гость заявил, что многие группы способны развиваться в нужном направлении и без вмешательства его народа. Но некоторые нуждаются в воздействии, иногда скрытом, а порой и непосредственно. Проект рассчитан на долгие годы; возможно, на несколько столетий. Затем работа завершится, равно как и наша жизнь. Мы станем прахом навечно.

— Я сказал ему: «Как же можно отказать нам в том, чем обладает ваш народ — в праве на вечную жизнь?»

— Он ответил, что они — не истинные этики, а жестокие существа, подобные ученым, мучающим животных во имя будущего науки. Однако эти последние имеют оправдание, разумное объяснение своей деятельности. Ученый приносит обществу благо, а потому его действия моральны. В данном же случае польза весьма сомнительна. Правда, в результате некоторые из нас обретут бессмертие, но лишь немногие.

«Как же этого достичь?» — спросил я. Тогда он объяснил мне сущность того, что Церковь Второго Шанса именует «ка». Вы слышали об этом, Джил?

— Я часто бывала на их проповедях.

— Ну, тогда вы знаете, что такое «ка», «акх» и прочие их штуки. Незнакомец рассказал, что доктрины Церкви истинны лишь отчасти. И сама Церковь создана по воле этиков, разыскавших человека по имени Ла Виро, который стал ее основателем.

— Мне всегда казалось, что эта религия — один из миров, выдуманных мистиками, — задумчиво произнесла Джил. — Я никогда не доверяла бредовым идеям земных проповедников — Моисея, Иисуса, Заратустры, Магомета, Будды, Смита, Эдди и всей этой компании.