Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв - Анатолий Тарас

Пан староста луковский, рано услышав гвалт и догадавшись о мятеже, поехал к пану послу для совета, и других немало туда сбежалось. Пан посол как человек добродетельный, невзирая на опасность, приказал всех пускать на двор и после того мятежа долго держал их на своих харчах и сопротивлялся их выдаче. Ибо на Посольском дворе пока было спокойно.

Панов Стадницких осаждали, но там ничего не добились. Они защищались хорошо и очень крепко, так что вынуждены были их оставить. На них нападали те самые лихие злодеи, что были выпущены из тюрьмы и которых они да этого кормили в тюрьме, снабжали пожитками и деньгами. И таким за благодеяния отплатили, осаждая их с великою силою. Но Бог их защитил.

Пани Старостина Сохачевская, увидев суматоху, в доме своем заперлась и со слугами своими спряталась на чердаке. Оттуда долго ее не могли спустить, видя, что она защищается. Только вещи, лошадей, возы, что внизу были, забрали.

Пан Павел Тарло, сын старосты Сохачевского, с паном Самуилом Балем защищались долго» в одном дворе. Когда «Москва» увидела, что не может одолеть их без урона для себя, она присягнула, что сохранит им жизнь. Поверив этой присяге, пан Баль вышел к ним, отдал свое оружие, и его сразу посекли вместе со слугами, которые вышли с ним. Видя это, пан Тарло не вышел за Балем, но, повернув назад, до конца защищался и остался невредим.

Там же, неподалеку, пана Петра Домарацкого, также присягою и перемирием обезоружив, когда он им сдался, вывели за ворота и убили. Слуги его рады были бы защищаться, но сам же пан, отобрав у них оружие, запер его в спальне. Правда, их не убили, но всего лишили.

Там же убили Яна Голуховского, дворянина короля его милости, который перед этим приехал к царю и был приставом у его посла Татева. Этого, распластав накрест, пороли ножами и необыкновенно над ним измывались. Также пана Ясеневского (что был приставом у посла Афанасия) и челядь они убили.

Пана Цыковского младшего также убили, с которым был пан Яков Броневский, но по счастью, либо, вернее, провидением Божьим, он сумел прямо днем, среди этой суматохи, благополучно проехать в крепость к пану воеводе, сам-четверт.

Убили Целаря, краковского купца, и все драгоценности и товары захватили. Другого купца — Баптисту оставили, приняв за мертвого. Его Господь Бог возвратил к жизни, но оставил голым, он потерял большие суммы в золоте и серебре. Также и других купцов немало убили и забрали у них много денег, золота, серебра и других товаров. А более всего пропало драгоценностей, которые приобрел у них царь, но не успел заплатить за них.

Из царской роты убит пан Громыка Старший, сам-десят, и паны Зверхлевские, два брата. Челяди в той же роте, что при лошадях в поле оставалась, убили, как говорили, до 30 человек.

Всех убито, как по имевшейся у нас ведомости и реестрам, так и по известному от самой «москвы» подсчету трупов — до 500 человек, а «Москвы» — вдвое больше.

Около полудня этот дебош унялся. Несколько раз снова возникали стычки и нашим чинились жестокие притеснения и мучения. Более всего нашим вреда творили чернецы и попы в мужичьей одежде, ибо и сами убивали, и чернь приводили, приказывая нас бить, говоря, что «литва» приехала нашу веру рушить и истреблять» (выделено мной — А. Т.) Великое кровопролитие и вред неисчислимый из-за той подлой измены произошли…

В тот же день по улицам лежали нагие тела убитых с ужасными ранами, вплоть до утра, когда их похоронили всех в могилах под Москвой, других в болотах и гноищах погребли, а некоторых в воду пометали. Тех же, которые укрылись и попрятались, свезли на Земский двор, переписали по именам и прозвищам и кто кому служил. У которых господа уцелели, отсылали их к своим панам, а у которых убиты — держали их в надежных местах и давали пропитание. Там они обнищали до последней рубашки, по возможности выручая друг друга…

Тела (Лже-Дмитрия и Басманова) положили на столе, нагие и необычайно изуродованные. Лежали они там в течение трех дней на великое поругание, которое над ними с большой жестокостью чинили, посыпая песком, оплевывая, колотя, обмазывая дегтем, и другую срамоту творили на вечный позор. Потом Басманова увезли, а то — другое тело, протащили, привязав к лошади, и сожгли дотла. Схоронили их было сперва, но когда установились в тот же день жестокие холода и долго продолжались, а затем и чудеса какие-то над тем погребением стали случаться — то по совету чернецов и попов, выкопав их, сожгли».

Вечером 17 мая Марину отправили под арест в дом дьяка Афанасия Власьева — того самого, который замещал царя Дмитрия при обручении в Кракове. После выезда из кремлевского дворца ей прислали несколько платьев, пустые сундуки и шкатулки. Все деньги, драгоценности, парадные наряды, лошадей и повозки (как подаренные Самозванцем, так и личные) у нее отобрали. Значительно позже (8 июня) Марину отвели к отцу, но лишь после того, как он уплатил за нее огромный выкуп (80 000 талеров) из своих личных средств.

Еще позже (в августе) царь Шуйский приказал отправить Марину и Юрия Мнишков, в сопровождении 375 поляков и литвинов, мужчин и женщин, в Ярославль. Князя Константина Вишневецкого со всем его двором отправили в Кострому; Мартина и Андрея Стадницких, панов Вольского, Корыткуц Немоевского — сначала в Ростов Великий, а потом в Вологду и Белое озеро; супругов Тарловых с несколькими другими знатными дамами — в Тверь; Казановских — в Устюг.

Сосланных в Ярославль охраняли 300 стрельцов. Трудно сказать, о чем тогда думала 16-летняя польская шляхетка, официально объявленная русской царицей. Но в дневнике Диаментовского ясно сказано, что она не верила слухам о спасении своего мужа.

Некоторые русские историки распространяют выдумку, будто бы Юрий Мнишек заставил дочь сочинить письмо родне, в котором Марина клялась, что ее супруг не убит в Москве, а бежал, и для убедительности якобы приводила ряд подробностей его бегства. Дескать, это письмо доставил в Самбор шляхтич Ян Вильчинский, бежавший в ноябре 1606 года из Ярославля. Но все это ложь, архив Мнишеков в Самборе сохранился полностью и давно опубликован, такого письма там нет.

Чтобы покончить с вопросом «вины» поляков и литвинов в деле Самозванца, расскажем о двух случаях «выяснения отношений», имевших место 9 июня 1606 года (разговор бояр с Юрием Мнишеком), а так же 24, 26 и 29 декабря (в первый день прием послов царя Василия Шуйского королем Сигизмундом III, в два других — родными панами). Мнишек сказал боярам, в частности, следующее:

«Вы поступили с нами не так, как поступают честные люди. Вы говорите, что мой покойный зять не был Димитрием, сыном Ивана Васильевича, и все же вы приняли его год тому назад, когда он с немногими людьми пришел в вашу землю из Польши. Вас много тысяч отпало от вашего Бориса, перешло к нему, приняло и признало его своим истинным царевичем и государем, благодаря чему и мы, поляки, имели основания верить, % что он истинный наследный государь. Ради него вы лишили жизни Федора Борисовича Годунова и искоренили весь род Годуновых. Вы короновали его своим государем и даже благодарили нас через посла вашей державы, что мы так добросовестно сохранили, хорошо воспитали и помогли ему встать на ноги.

Документ, в котором вы все приложением руки и печати удостоверяете, что он законный наследный государь Московской земли, и просите, чтобы мы согласились дать ему в жены и отпустили к нему нашу возлюбленную дочь, находится у нас в Польше, и всего этого вы не никак не можете отрицать. Мы не навязывали нашу дочь вашему государю, он же через вас, князей и бояр, весьма настойчиво добивался ее и сватался к ней. Мы не хотели давать своего согласия, не получив прежде согласия всего вашего государства, а также свидетельства что он истинный наследник престола. Вы доставили таковое нам в Польшу, и оно в полной сохранности лежит и по сей день у его королевского величества. То же самое засвидетельствовали также и ваши послы перед нашим королем в Польше.

Как же вы теперь смеете говорить, что он им не был? Как вам не совестно жаловаться на нас, поляков, что будто бы мы вас обманули? Мы, будучи честными людьми, слишком положились на ваши слова, грамоты и печати, да и на ваши клятвы и целования креста; вы нас, а не мы вас обманули. Мы приехали к вам как друзья, а вы поступили с нами как злейшие враги. Мы жили среди вас без лукавства, чему свидетельством то, что мы поселились не все вместе, а жили врозь, кто здесь, кто там, один тут, на этой улице, другой там, на той улице и т. д., чего мы, конечно, не сделали бы, если бы таили какой-либо злой умысел против вас, русских. Вы же подстерегали нас, как коварные убийцы, устами нас приветствовали, а в душе проклинали…

А если мой покойный зять и не был законным государем и наследником престола, a мы можем на основании ваших посланий и грамот утверждать обратное, то чем же провинились сто человек невинных музыкантов? Чем погрешили против вас купцы и ювелиры, которые у вас ничего не отняли, а привезли вам хорошие товары? Какой вред причинили вам другие безвинные люди, среди них женщины и девицы, с которыми вы так дурно поступили?»