Одержимый сводный брат - Ирина Ирсс

вздохом сдаюсь. Ладно, так или иначе я всё узнаю. К тому же, вариантов здесь немного.

Мы приезжаем на тринадцатый этаж, а мне почему-то вдруг весело становится от цифры. Уверена, была бы возможность Егор выбрал «666». Дальше иду за ним без вопросов, а когда подходим к двери, и Егор её открывает, окончательно убеждаюсь, что всё правильно поняла.

— Это твоя квартира, — говорю, проходя и оглядывая прихожую.

Большая, но почти пустая. Справа во всю стену зеркальный шкаф купе, небольшой пуфик с тумбой для ключей. Но никаких вещей. Слева же вместо стены что-то вроде маленького водопада за стеклом, подсвеченного голубым цветом. Я чуть прохожу вперёд, заглядывая в огромную гостинную-студию.

— Нет, не моя, — раздаётся сзади неожиданно близко, что даже умудряюсь слабо вздрогнуть. Егор встаёт прямо позади меня, телом к моей спине прижимается и скользит одной рукой на талию, чтобы в шею прошептать: — Она наша, Лина.

Я резко шарахаюсь вперёд, сама не знаю, почему, но мои глаза распахнуты в изумлении, когда поворачиваюсь к нему лицом.

— Что значит наша?

А Егор будто наступает, шагает вперёд, вновь приближается максимально близко, ладонь на скулу кладёт и заправляет волосы за ухо.

Смотрит в глаза предельно серьёзно.

— Ты же не думала, что мы будем вечно жить в доме отца?

— Нет, но…

Егор берет моё лицо за подбородок.

— Я устал прятаться по углам.

— Мы особо и не прячемся, — как будто оправдываюсь я.

Не знаю, что сильнее пугает: то как Егор на меня смотрит или то, как напирает, заставляя меня пятиться спиной назад. Мне кажется это чем-то очень значимым. Выходящим за привычные рамки.

— Да, ладно, Лина, ты лишний раз не даёшь себя поцеловать, боясь, что нас увидит отец.

Я вновь пытаюсь возразить, но Егор не даёт.

— А я хочу делать так, — поглаживая мой подбородок, он прижимается к моим губам, сбивая не только дыхание, но и ритм сердца.

Мягко сминая их, растягивая поцелуй, от которого тянет сердце. Кладу руки ему на плечи и скольжу на затылок. Не хочу вроде и поддаваться, но меня так и тянет приникнуть к нему.

— Всегда и везде, в любое время, постоянно, — перебирает Егор, ведя меня и дальше спиной назад вглубь, пока мы не упираемся в стену.

— К тому же, отца в последнее время слишком много в доме.

— Ну, ты не можешь его упрекнуть в том, что он захотел отдохнуть, — продолжаю стоять на своём.

Это ведь всё быстро, так?

Или…

Ох…

Губы Егора находят невероятно чувствительное место на моей шее, посасывая его и оставляя влажные поцелуи, что у меня пальцы ног сжимаются и закатываются глаза. Потолок начинает кружится.

— Мои глаза скоро закровоточат от вида его клетчатых шорт, — его губы спускаются ниже, к ключице, пока пальцы растёгивают пуговку шифоновой блузки.

Мой разум плывёт.

— Ты не можешь осуждать человека за его вкус. Он наслаждается жизнью.

На мгновение Егор останавливается, чтобы поднять голову и посмотреть мне в глаза.

— Я тоже хочу наслаждаться жизнью, — говорит он и тут же стягивает с плеч полностью расстегнутую блузку, позволяя ей скатиться вниз и упасть к нашим ногам. — И не хочу, чтобы нам кто-то мешал.

Я остаюсь в одном белом кружевном лифчике и юбке. И то, от которой Егор точно намеревается избавиться, стоит ему только проникнуть обратно ко мне. На этот раз в безудержном поцелуе, от которого не только вращается потолок, а весь мир целиком.

— Это было-то всего один раз, — вот теперь я точно не знаю, зачем возражаю, но уже не могу остановиться. Мне нравится, как Егор уговаривает меня. И метод его вееееесьма действенный.

— Правда? — Егор резко дёргает на себя, дерзко так и с вызовом, заводя руку на поясницу, чтобы расстегнуть замок на юбке. — Он начал ломится к тебе в комнату с криками, что придушит меня, если я тебе сделаю больно!

И тут я не выдерживаю и смеюсь.

— Тебе никогда не будет лишней отцовская порка, — бросаю вызывающе и тут же охаю, когда руки Егора, скользнув под пояс, резко сжимают мои ягодицы.

— Нет, Эвелина, больше никаких свидетелей, — говорит, прижимаясь ртом обратно к шеи и скользит кончиком языка вниз, вызывая необузданную дрожь. — Ты переедешь сюда, потому что я хочу тебя везде. У стены, — он спускается с поцелуями до ложбинки между ключицами, ладонью сминает грудь, второй ведёт по бедру, поднимая всё выше и выше юбку, пока она не оказывается на талии. — На диване, на кухне, — пальцем поддевает кружево и тянет его вниз, тут же захватывая ртом сосок, кружа по нему языком, до разливающегося жидкого удовольствия внизу живота, до дикой пульсации между ног. — Хочу тебя в ванне и на балконе. На ковре, на полу, да похрен где…

Неожиданно Егор выпрямляется, вновь оказываясь напротив моих глазах, которые очень тяжело держать открытыми. Я дыхание то с трудом могу поддерживать. Хочется просто замереть, раствориться, стать этим моментом.

— Я просто хочу иметь тебя двадцать четыре не семь, — и говорит то так, будто это не грязно и пошло.

А так, будто это самое настоящее признание любви.

Я улыбаюсь, опьяненная и невероятно довольная.

— Не хочу тебя расстраивать, но я сдалась ещё на клетчатых шортах.

Егор смеётся, качая головой. Люблю этот звук, люблю, как переливаются его глаза и я люблю, что именно я вызываю этот смех. Как и этот безумно, всепоглощающий взгляд. Будто не смотрит, в себя вбирает.

— Иди сюда.

Он тут же подхватывает мои бёдра и поднимает в воздух, а уже через пару мгновений садит на невысокую перегородку.

— И вот тут я тебя тоже хочу, — говорит, рывком снимая с себя футболку и становясь между моих бёдер.

К себе за попу притягивает, и я обнимаю его за шею. Сама на этот раз тяну его вниз, чтобы поцеловать. По его плечам скатиться ладонями. Просто чувствовать его кожу, как перекатываются на спине его мышцы, когда он так крепко держит меня в своих руках.

— А ещё я хочу, чтобы ты стала Каймановой, птичка, — выдаёт Егор между горячим поцелуем.

Как бы между делом. Но нет, когда я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, он улыбается.

— Издеваешься? — и нет, мой гнев не выглядит наигранным, он за секунду трезвит разум. — Ты две недели назад буквально заставил меня стать обратно Крыловой!

И да, я психую, особенно, когда Егор тихо смеётся. Но возмущаться долго не даёт, рот накрывает мой поцелуем, глубоким и сладким, будто желает обратно расплавить мой мозг.

— Я хочу, чтобы ты стала моей Каймановой, Лина, —