Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы - Август Стриндберг

Дальше, все из благодарности, граф пригласил Теклу Клемент в свое имение на несколько дней; по недостатку деликатности Текла Клемент удлинила это посещение, Эбба же с самого начала была против этого приглашения, так как желала ближе познакомиться с еще необъявленным женихом, которого завлекла обвиняемая если не до грехопадения, то все же довела до духовной неверности невесте.

В душевном горе посетила Эбба свою старую кормилицу в ее хижине, в лесу, и ей открыла свое сердце. Появление же в протоколе черной кошки этой старухи просто смешно.

Случай в купальне имел, я не могу этого умолчать, свидетеля (да простится ему ради его юности), удостоверяющего кажущееся плавание Эббы над водой, причем она ногами опиралась о пол купальни. Что же касается лежания ее на поверхности воды на спине, то это делают многие, в особенности при здоровых легких.

В письмах к мужу госпожа Клемент не скрывала своего нежелания вернуться домой, причем она в письмах постоянно упоминала не о об Эббе, а о бароне Магнусе.

Дальнейшие события подтверждены показаниями лакеев и горничных графа. Эбба застигла Теклу Клемент насильно бросившейся на шею барону, который никак не мог от нее отделаться. Тогда она была с позором прогнана со двора.

Что она делала в лесу, куда ее будто бы увлекла Эбба, никто не знает. Но что в эту ночь было с девицей Эббой, знают врач, духовник и горничные, не отходившие от ее постели, так как она слегла, потрясенная всем случившимся.

Что же, наконец, Текла Клемент делала на месте казней, видели две проходившие женщины, но это для дела значения не имеет, так же как и волосы недавно казненной Бенгты Боге.

Но есть обстоятельство большой важности, о котором забыла упомянуть госпожа Клемент, но которое поможет комиссии понять, почему все россказни о колдуньях сходятся на описании посещений диавола. Госпожа Клемент на месте казней потеряла книжку о чародействе, которую она похитила в библиотеке в Сандемаре и в которой дословно описан весь рассказ о посещении Блоксберга.

При этом доктор вынул из кармана книжку, которую Текла легко бы узнала.

— Заметьте, — продолжал он, — следующие слова: «начиняла колбасу», «жгла водку», «а диавол в это время играл хвостом под столом». Нужны ли еще другие показания? Я спрашиваю комиссию, нужны ли еще показания?

Поблагодарив доктора Парне за всестороннее и умелое расследование, комиссия приступила к составлению приговора.

Настоятель собора был того мнения, что нужно было пытать обвиняемую и таким образом довести до признания. Против этого горячо возражал доктор Парне: во-первых, потому, что вынужденное признание ничего другого не доказывает, кроме боязни страданий; во-вторых, потому, что доказано, что лица, мечтавшие о публичной смерти, способны взять на себя какую угодно вину, тогда как другие, и таких большинство, до самой смерти стоят на лжи, отчасти потому, что они не вполне нормальны и не могут отличить ложь от истины, отчасти потому, что они так долго лгали, что сами уверены, что говорят правду.

Судья Кронандер находил, что следует придерживаться закона буквально и приговорить ее к тому же наказанию, которому было бы подвергнуто лицо оговоренное, если бы оговору была бы придана вера.

Другой же судья, Кантугелм, нашел, что раз обвиняемая оговаривала девицу Эббу фон Шлиппенбах в колдовстве и раз факт колдовства вполне отрицается, то и Теклу Клемент следует считать по суду оправданной.

Тут начался спор, затянувшийся на весьма продолжительное время.

Член комитета Астрелиус полагал, что госпожу Клемент, признанную не вполне нормальной, следовало поместить в лечебницу.

Против этого восстал доктор Парне, объявив, что он нашел в обвиняемой не только некоторую умственную ненормальность, но и значительную злобу, и предложил редактировать приговор так, чтобы он был и возмездием за злой умысел, и устрашающим примером для других, склонных злоупотреблять законом ради личной мести, и, кроме того, чтобы, с другой стороны, обвиняемая была лишена возможности мстить дальше. Наказанием отнюдь, по его мнению, не должна быть смерть, так как госпожа Клемент, а за ней и многие другие, мечтают о смерти как о способе выдвинуться из неизвестности и на них смерть бросает ложный ореол мученичества. Уместна в данном случае только тюрьма с ее мрачным одиночеством и полным отречением.

Все согласились с предложением доктора, и Текла Клемент была осуждена на десятилетнее заключение в работный дом. Для выслушивания приговора она должна была предстать перед комиссией.

* * *

Текла уже неделю была заключена в башне на Риттергольме, позади Врангельского дворца. Она имела время обдумать сделанное ею показание и пришла к заключению, что, несомненно, должна была произвести на судей сильное впечатление своим связным, местами даже трогательным, рассказом. Она, сидя в одиночестве, десять раз в день передумывала свое показание, и в конце концов весь рассказ так живо представился ее воображению, будто она действительно все именно так пережила. Благодаря одиночеству и отсутствию впечатлений, которых не могли дать четыре голые стены, ей чудились образы, слышались несуществующие звуки. Все прошлое исчезло, и только близкое будущее, когда смерть прекратит страдание, и все сравнивающая могила представлялись ей. В том, что ненавистная Эбба осуждена и что ее тоже ожидает смерть, она не сомневалась ни на миг, и теперь помыслы ее были направлены к тому мгновению, когда ее выведут из тюрьмы и поведут к воде.

Утром надзиратель предупредил, что ее поведут в суд, и принес ей таз с водой и полотенце.

Она умылась, причесала волосы и старалась использовать медный таз вместо зеркала. Она поправила на себе одежду, состоящую лишь из сорочки и юбки, так как все остальное, что на ней было, она настолько изорвала и испачкала ночью в лесу, что оно было с нее снято. Она нашла в себе сходство с колдуньей с моста Блазигольм и не могла удержать улыбки удовольствия, когда, взглянув на свое отражение в медном тазу, увидела бледное лицо и распущенные волосы. Подняв затем глаза кверху, где было маленькое окошко, она заметила, что солнце ярко светит, и подумала, что на улице, вероятно, много народу.

В эту минуту послышались шаги по коридору, надзиратель отворил тяжелую дверь в камеру и вошел, держа в руках ручные кандалы. Текла надела их без малейшего сопротивления и засучила слегка рукава, чтобы широкие металлические кольца не вполне скрывали красивые руки.

Затем ее повели по коридору, по темной лестнице и ввели в большой зал. Яркое солнце освещало целую массу старинных предметов, которых она раньше никогда не видала. Какая-то дубовая кукла протягивала страшные железные руки к огромному железному пауку, спускавшемуся с потолка и висевшему над жестяной колодкой, сделанной как будто для какого-то сапога. Рядом у стены стояло что-то похожее на кровать…

Она вдруг поняла, что находится в камере пыток; при мысли, что ей суждено испытать все эти мучения, ей показалось, что ее уже пытают. Она почувствовала железные тиски, душившие ее; «паук» спустился на ее голову и вонзился в ее череп; ей грозили страшные щипцы и винты. С невероятной силой воображения соединила она в себе в несколько секунд ощущения всех пыток и, не будучи в силах их выдержать, вдруг пошатнулась; казалось, что все нервы ее сразу оборвались, и она, не проронив ни звука, упала.

* * *

Члены комиссии были немедленно предупреждены и явились констатировать смерть; причины внезапной смерти объяснить никто не мог, хотя Бромелиус заметил, что затылок умершей сведен судорогой, из чего он заключил, что смерть последовала от истерики.

Молча глядел доктор Парне на худощавое, но хорошо сложенное тело, через белую кожу которого просвечивали кровеносные сосуды. На его суровом лице отразилось участие при виде того бесконечного покоя, который наложила теперь смерть на черты лица молодой женщины, принявшие выражение невинности, свободное от всяких страданий и огорчений.

— Один Бог, видящий человеческие сердца, — промолвил он еле слышно, — мог бы сказать, была ли она преступницей или больной. Это лицо ангела, и этот ясный лоб может быть только правдивым; но мне случалось слышать лживых ангелов, и в жизни никто не может быть уверен, что не погрешит невольно против правды. Мир праху твоему! Покойся с миром! Пусть судят тебя Бог и будущее!

История одного супружества

Они уехали; они сбежали. Это теперь так часто повторяется, что почти стало в порядке вещей. В обществе раздался крик негодования. Люди хватались за сердце, ужасались, сожалели, осуждали кто во что горазд. Обсуждали разыгравшуюся грустную драму. Два растерзанных сердца! Две семьи, ставшие враждебными одна другой! Одинокий муж и покинутый ребенок! Осиротевший семейный очаг! Погибшая карьера! Расстроенные дела! Расторгнутые дружеские отношения!