В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики - Дэниел Ергин

Хомейни питал патологическую ненависть к шаху, изгнавшему его из страны в 1963 г., к Израилю и США. Борьба с заклятым врагом в лице США – «Великим сатаной» – была одним из организационных принципов Исламской республики и основой ее законности, оправдывающей наличие мощного аппарата контроля.

В начале 1990-х гг. после окончания войны с Ираком Иран возобновил свою революционную кампанию. Он активизировал усилия по свержению неугодных режимов у своих соседей по Персидскому заливу, занялся пестованием терроризма, направленного против американских интересов, и наращиванием своей военной мощи. След его спецподразделения «Кодс», международного крыла Корпуса стражей исламской революции, специализирующегося на операциях в других странах, просматривается в террористической деятельности по всему миру. К 1993 г. Иран заработал сомнительное прозвище «самого опасного спонсора международного терроризма»15.

Нормализация?

В 1989 г. Хомейни умер. Его преемником на посту высшего руководителя стал его ближайший соратник Али Хаменеи, который был президентом Ирана на протяжении восьми лет и всецело поддерживал жесткую линию своего предшественника.

И, тем не менее, начали появляться проблески нормализации. Ориентированный на рыночную экономику президент Хашеми Рафсанджани считал, что снижение напряженности в отношениях с США служит интересам Ирана, и хорошей отправной точкой для этого могут стать коммерческие отношения. Казалось, что это также согласуется с новой доктриной администрации Клинтона, которая делала ставку на экономические связи для улучшения отношений с враждебными странами. Тегеран счел, что лучше всего продемонстрировать свои намерения через нефть. В результате первой иностранной компанией, заключившей контракт с Ираном после исламской революции, стала не французская компания, а американская – Conoco.

В течение трех лет Conoco пыталась договориться с Ираном о праве на разработку двух морских нефтегазовых месторождений. Наконец 5 марта 1995 г. стороны подписали соглашение в обеденном зале правительственной гостиницы, здание которой раньше принадлежало японской автомобильной компании. Принимая во внимание фракционный раскол в иранской политике, контракт с американской компанией был значительной победой Рафсанджани. Контракт не мог быть подписан без одобрения Верховного руководителя страны, аятоллы Али Хаменеи. Но это одобрение было дано весьма неохотно. Хаменеи глубоко ненавидел «Великого спесивца», как он называл США, который хотел распространить свою «глобальную диктатуру» на Иран. Однажды Хаменеи высказал мнение, что «вражда с США» жизненно важна для выживания режима16.

Из-за внутренней борьбы в иранском руководстве Conoco почти до последнего момента не знала, выиграет ли она контракт. Ее конкуренту, французской компании Total объяснили, что Иран выбрал американскую компанию, чтобы передать «важное послание»17.

В процессе переговоров с Ираном представители Conoco регулярно встречались с чиновниками Госдепартамента, но этих встреч оказалось недостаточно. Члены конгресса подвергли сделку яростным нападкам. Госсекретарь Уоррен Кристофер, который несколько лет назад вел тяжелейшие переговоры об освобождении американских заложников, осудил сделку. И добавил, что «куда бы вы ни бросили взгляд на Ближнем Востоке, везде видна дьявольская рука Ирана». Сделка не просуществовала и пары недель. 15 марта 1995 г. президент Клинтон подписал указ, запрещающий любое сотрудничество американских компаний с Ираном в нефтяной отрасли. Этот контракт был воспринят в Вашингтоне не как шаг к открытости, возможность для налаживания экономического сотрудничества, а в контексте иранской поддержки терроризма, ярким примером которой был недавний теракт в еврейском культурном центре в Буэнос-Айресе, в результате которого погибли 85 человек и сотни были ранены. Кроме того, как раз в это время США пытались убедить другие страны ограничить торговлю с Ираном18.

Поскольку Conoco была вынуждена отказаться от сделки, контракт достался французской Total. Спустя несколько месяцев во время проходившей в Вене конференции ОПЕК министр нефти Ирана Голам Реза Агазадех, человек Рафсанджани, в разговоре с двумя американскими журналистами о несостоявшейся сделке спросил: «В чем я недопонимаю Америку? Скажите мне, в чем я недопонимаю Америку». Ответ заключался в том, что, каким бы ни был сигнал, дверь не могла быть открыта, терроризм делает экономическое сотрудничество невозможным. Вскоре после этого, летом 1996 г. при теракте в восточной части Саудовской Аравии, который совершенно очевидно был организован собственной иранской «Хезболлой», было убито 19 американских военнослужащих и 372 ранено. Не успев приоткрыться, дверь захлопнулась еще сильнее19.

Но затем в 1997 г. надежды на нормализацию вновь возродились в результате подавляющей – и совершенно неожиданной – победы на президентских выборах Мохаммада Хатами. Представитель высшего духовенства, Хатами был реформистом, намеренным двигаться в направлении «истинного конституционного правления». Прежде чем стать президентом, он был уволен с поста министра культуры за чрезмерную терпимость по отношению к искусствам и киноиндустрии и назначен на незначительную должность главы национальной библиотеки. Его победа на президентских выборах свидетельствовала о том, что подавляющее большинство общества устало от жесткой теократии. После избрания Хатами обратился к США с инициативой по налаживанию «Диалога цивилизаций». Немного помедлив, Вашингтон дал положительный, обнадеживающий ответ, и, чтобы положить конец «отчуждению наших двух наций», президент Клинтон лично позвонил Хатами20.

В то же время было трудно понять, как вести дела с Тегераном с его разделением власти между президентом и Верховным духовным лидером. Коалиция бескомпромиссных исламистов, Стражей исламской революции, службы безопасности и судебной системы, которые находились под властью Верховного лидера, проводила целенаправленную кампанию насилия и запугивания, чтобы помешать реформам Хатами, подавить его президентскую власть, ограничить гибкость во внешней политике и подорвать шансы хоть на какую-нибудь нормализацию21.

Никто не ожидал, что после терактов 11 сентября 2001 г. Тегеран предложит ограниченную поддержку американской кампании в Афганистане. Иранцы рассматривали «Талибан» как прямого и опасного врага, который направлял суннитский религиозный пыл против шиитского религиозного рвения иранцев, и это был враг, которого США намеревались устранить. Иран снабжал США разведданными о «Талибане», убеждал ускорить начало операции, сотрудничал в военном плане и помогал при формировании временного постталибского правительства. Впервые после исламской революции официальные представители США и Ирана регулярно встречались лицом к лицу. На одной из встреч в третью неделю января 2002 г. представители Ирана предложили провести более развернутые переговоры по «другим вопросам».