Северка - Николай Соловьев

Когда еду вверх на эскалаторе, всегда оставляю ступеньку впереди и ставлю на нее ногу, чтобы хитрецы не влезли, чтобы потом, при сходе с эскалатора не наступать им на ноги. На этот раз на эскалаторе свободно. Меня обошел и впереди встал дяденька, лет двадцати пяти.

Некоторое время мы спокойно ехали. Неожиданно дяденька сделал шаг назад и поставил свой ботинок на мой. Обернулся, посмотрел на меня, ничего не сказал и отвернулся. Этот день ничем особо не отличался от других. Плюют, ходят сзади, давят на пятки и так далее. Выхожу с эскалатора. На стеклах всех дверей на выходе из метро Фрунзенская написано: 'еще?'.

Приключения идут ежедневно. Основа – это плевки, хождение по пятам, руки на поручне перед лицом, отдавливание пяток, вставание за спиной. Дополнительно происходят неповторяющиеся случаи. Как с покупкой журнала или пирожков, или когда ставят ботинки на ногу и другие.

У меня достаточно времени обдумать, что же делать. Я вспомнил все, начиная с первых приключений, которые начались, когда пошел в банк.

С кем посоветоваться? Кому можно рассказать об этом? Кто в это поверит? Шесть лет назад, когда это началось, я сам был уверен, что у меня крыша поехала. Люди или будут вертеть у виска или вызовут санитаров из сумасшедшего дома. У меня есть друг с 80-го года,

Генка. У него двое девочек, жена то работает, то нет. Вешать это на него? Чем он мне поможет? Может быть, ты хочешь, чтобы и ему стали наступать на пятки и плевать позади? Родственники. Наташа, моя тетя, мамина сестра. Старше меня всего на год, до сих пор читает, интеллигентная женщина. Замужем, двое мальчиков школьников.

Несколько лет назад, когда приключения только начинались, я съездил к ней, пытался рассказать. Тогда я не знал о намерениях моих лубянских опекунов и написал Наташе расписку в том, что оставляю ей все свои книги, в случае моей смерти. Наташа успокаивала меня, но деталями не интересовалась. Наверное, я был неубедителен, и она не поверила.

Отец. За всю жизнь мне не удалось ни разу с ним серьезно поговорить. Ни разу. Даже когда он был трезвый. Я давно привык к этому и не делаю попыток.

Мама. До сумасшедшего дома я рассказывал ей о своих приключениях – ерунда, неужели ты думаешь им делать нечего – тратить деньги впустую, да кому ты нужен. Она никогда не принимала мою сторону и всегда упорно искала невероятные аргументы против. Сразу после того, как мама отправила меня в психушку, я начал думать, что она с ними.

Она приехала недели через две, меня спросили, хочу ли я ее видеть, сказал – хочу. Я старался не думать, с ними она или нет. Даже если она с ними, то елси она пришла ко мне, значит я для нее сын, а не объект.

В 97-м приключения начались вновь. На этот раз я не стал ничего рассказывать маме. Жаль терять время в психушке среди провокаторов, тем более, что там дают таблетки, которые влияют на глаза, невозможно будет читать. Прошло еще года два. Телевизор упорно не щелкает, по пятам не ходят и вообще все спокойно. Раза три я пытался поговорить с мамой о своих прошлых приключениях. Допустим все эти отдельные случаи чистое совпадение. Но если бы они продолжались после моего выхода из сумасшедшего дома, если бы за мной по-прежнему ходили по пятам, смотрели, что покупаю, если бы все время щелкал телевизор. Так ведь нет. Все пропало. Вот что интересно. Допустим, что все это мне показалось, что все это можно объяснить нездоровой психикой. А как быть со случаем на пробежке, когда меня догнали четверо бегунов и взяли в квадрат. И так мы бежали метров сто. Они переговаривались между собой, как будто меня нет. Это галлюцинация?

Или на ЗВС, когда мы с тетенькой наблюдали, как без нашего участия выпрямляются закругленные углы прямоугольника в Автокаде.

Когда пробую поговорить с мамой, она морщится как от громкой музыки и отворачивается или начинает плакать. И я оставил эту тему навсегда. Год назад мы гуляли с мамой в Нескучном саду. Вспомнил, как в армии мне предлагал стучать особист. – Значит, плохо уговаривал, – как-то мрачно сказала она.

При всяком удобном случае мама расхваливает стукачей. 'Какой хороший человек' – про старика кгбешника с воспаленными нехорошими глазами из соседней квартиры. С завода я ушел в сбербанк. Ушел с вместе Левой. Он работал в нашем отделе, но нас ничего больше не связывало. Когда Лева узнал, что я ухожу, он попросил узнать, нет ли в банке места электрика – программировать, как я он не может. Место нашлось, и он проработал там пару лет до пенсии. Года за два до этого курили на лестничной площадке человек десять. Не помню, о чем говорили, только кто-то из наших сказал: 'Лева стукач, ты с ним поаккуратнее'. Сказано это было открыто в присутствии остальных.

Никто не удивился. Значит, отдел знает, на чем-то он прокололся. Я ничего расспрашивать не стал, но запомнил это. А когда Лева попросился со мной в банк, подумал, вряд ли он сможет мне навредить.

Мама знает про Леву, только то, что он из моего бывшего отдела, что пошел со мной в банк. Вдруг она начала расхваливать его: 'Ах, какой хороший человек, чуткий'. И так каждый день, как невесту хвалит.

Что же остается? Если контора, где я служил, занимается представительствами по приему иностранцев по всей России, значит, со мной работают провокаторы не районного и не городского уровня. Где искать поддержку? Кто мне поверит? Как только начну рассказывать про

'приключения', сначала выясниться, что в 93 году во время драки у меня было сотрясение мозга. Что и требовалось доказать.

Маме я не верю и отцу тоже. Мало того, я склонен думать, что похороны Няни – были фарсом. Началось с того, что Татьяна Николаевна пришла в нашу комнату, села посередине и стала жаловаться, что некому лететь на Дальний Восток. Что это значит? Три, четыре недели будут кормить, водить на рыбалку, в баню и сауну, в рестораны. Все перемещения между гостиницей и представительством, ресторанами и сауной на иномарке, между городами на самолетах. Ничего сложного делать не придется. На работе при этом идет оклад. И, наконец, Тихий океан, это не Черное море. Самолет в Южно-Сахалинск стоит два оклада инженера на ЗИЛе. Все в комнате молчат, и тогда я согласился. Дней через десять Няня сильно обожглась и попала в больницу. Еще через два дня Татьяна Николаевна остановила меня в коридоре и стала рассказывать, как своей подружке, что купила газовую плиту с автоматическим включением.

Прощались с Няней в крематории. Когда я целовал ее в лоб, кто-то из присутствующих сказал: – Совсем не похожа. Нет, не похожа.

Больше половины из присутствующих я вижу впервые.

Через несколько недель я получил урну с ее прахом и привез на кладбище тетю Валю с мужем Васей и маму на частнике. В конторе мы предъявили документ и тетю Валю, на которую была оформлена могила, и заплатили за рытье ямки. Я пошел раньше всех, чтобы застать могильщика. Он уже вырыл ямку и сидел. Урна у меня. Через полчаса я отпустил его и стал беспокоиться. Ведь я дошел от конторы за пять минут. Полчаса им хватило бы. А прошло уже полтора. Вот они. Как кстати, кто-то бросил в пределах нашей ограды детский савочек. Дед, когда я зарывал урну, сел спиной к нам на скамейку у соседней могилы. Это удивительно для человека старых правил. Я подумал, что и тянули они эти полтора часа, чтобы придти уже к зарытой ямке.

Съездил в Кузьминки. К отцу не заходил, его пенсию передал соседке. Заехал на кладбище, пришел на могилу. Вытащил металлическую табличку с няниной фамилией, которую когда-то установил и отбросил ее в общую кучу со старыми синтетическими цветами и другим хламом.

На плите с фамилией моей бабушки и дяди написал гадкое слово.

Я решил уехать, купив турпутевку в США. Срок и тип гостиницы для меня не важен. В первый же день зайду в ближайший полицейский участок и попрошу убежища. Денег у меня около тысячи долларов.

Турпутевка стоит тысячи две. Маме сказал, что хотел бы разменять квартиру. Нашли риэлтершу. Маме – однокомнатная в Бутово, мне двадцать тысяч на руки.

Сниму квартиру на пару месяцев. Возьму с собой самое необходимое.

Нужно побеспокоиться о книгах и цветах. Дал несколько объявлений.

Всех названий книг в объявлении не перечислишь, и поэтому я решил привлечь покупателя полными собраниями сочинений. А когда придет, отдать ему все, что захочет. Цену поставил ниже на треть, чем предлагают другие. Совсем бесплатно предлагать боялся – можно отпугнуть.

Полными собраниями у меня Чехов, Шекспир, Мольер. Другие книги – художественная классика, почти полный список тот, что Вы видели выше. Кроме них, книг сто по математике, физике, философии, истории, истории литературы, истории искусства. Несколько десятков книг детской литературы, закон божий. Всего два шкафа.

Молчание. Дал еще объявления: продаю русскую и зарубежную классику, отдаю бесплатно, продаю иллюстрированные альбомы городов

Сибири и Дальнего Востока. На объявления позвонили три – четыре человека. В общем, не получилось. Нужно просто отдать книги в школу или библиотеку. Взял отпечатанный список и поехал в Ленинку. У служебного входа впервые стоит милиционер. Попросил, чтобы ко мне вышел кто-нибудь из персонала. Вышла тетенька. Сказал, что уезжаю из страны и хочу оставить свои книги библиотеке. Если нужно, сам могу обеспечить транспорт или заплатить за перевозку. Она ничего не сказала и ушла со списком. Вернулась: – Мы не можем взять, нужно, чтобы в списке были указаны годы издания, перепечатайте.