Всего один век. Хроника моей жизни - Маргарита Былинкина

Летом 83-го я, свободная советская гражданка, собственноручно и на собственном автомобиле повезла маму на свежий воздух.

Июль месяц мы провели в Доме творчества «Малеевка», что возле Рузы. Жили не в главном корпусе, а в маленьком коттедже, где создается почти полное впечатление жизни на даче. Мама выползала под солнышко на крыльцо, а я приносила ей обедужин из столовой.

Всего лишь десять лет назад мы отмечали в «Малеевке» мамино семидесятилетие. Повар испек для нее пирог, а оказавшиеся здесь мои бывшие однокашники по ИВТ, Володя Гантман и Аркадий Альтшулер, преподнесли ей за обедом живой цветок в горшочке из местной оранжереи.

В начале августа мы вернулись в Москву. Здесь отыскался врач-целитель, начинавший практиковать новомодный индийский метод иглоукалывания для снятия болей. Моя бедная мама часами лежала с воткнутыми в спину иглами. Заметного улучшения не произошло, но мы все же отправились в пансионат Академии наук в Звенигороде.

Многоэтажный неуютный дом, но с лифтом. Мама сама, опираясь на палку и на меня, могла добираться до столовой. За столиком в обществе разговорчивых едоков она преображалась, забывала о боли в ногах. Кто мог подумать, что эта моложавая дама — с гладким лицом, живыми глазами и совсем темными (лишь седая прядка надо лбом) волосами — сейчас, по окончании трапезы и громкой веселой беседы, с трудом дойдет до кровати, а я пойду к аптечному ларьку отыскивать новый спасительный обезболивающий препарат.

Август выдался прохладным, с постоянно моросившим дождиком. Мама сидела в кресле на балконе четвертого этажа, а я иногда выбегала прогуляться вокруг пансионата и к Москве-реке. Возвращаясь, видела ее, неподвижно сидевшую там, наверху, в своей теплой серой куртке и с шерстяным платочком на голове, с лицом, обращенным в сторону моей дороги, — и хотелось скорее подняться к ней наверх.

Во время этого летнего отдыха я начала читать книги, привезенные из Мексики. К счастью, я запаслась не только пословицами и поговорками, но и художественной литературой.

Только пропитавшись духом Мексики, я поняла, как хороши повести Карлоса Фуэнтеса под общим названием «Сожженная вода»; как по-чеховски тонко отображено в них столичное мексиканское общество. Не побывав там, мне бы никогда не уловить их глубокий смысл, скрытые исторические аллюзии и игру слов. «Сожженная вода» — это то самое болотистое озеро (с островным селением Теночтитлан), где вырос современный Мехико, «выжегший» и воду, и великую индейскую цивилизацию, которая, однако, то и дело мистически проявляется в жизни современных мексиканцев. На ту же тему и в жанре магического реализма написаны ранние рассказы Фуэнтеса «Замаскированные дни», тоже переведенные мною, но много позже.

Из других привезенных мексиканских изданий я опубликовала небольшой роман популярного в то время писателя Хорхе Ибаргуэнгойтии «Убить льва» — забавное сатирическое произведение на мою излюбленную тему: осмеяние диктатора и диктатуры.

Однако Аргентина снова, заставила меня вырваться из плена мексиканской магии.

В «Малеевке» я решила серьезно взяться за Борхеса, за рассказы Хорхе Луиса Борхеса, который еще ни разу не публиковался в Советском Союзе, но мировая слава которого все настойчивее заявляла о себе.

Да, полуслепой старый Борхес принял орден за свои литературные заслуги из рук чилийского правителя Пиночета, которого у нас не жаловали. Огромное ли это преступление?

В Институте Латинской Америки мне приходилось не раз обращаться за «советами и рекомендациями» к сотруднику аппарата ЦК, курировавшему Аргентину, Валерьяну Михайловичу Гончарову. Надо сказать, что это был толковый, либеральный и просто хороший человек, который по мере своих партийных возможностей приподнимал занавес над истинным положением дел в этой стране. Он несколько лет работал в Буэнос-Айресе консулом и, кстати сказать, приложил немало усилий, чтобы семья Шостаковских могла вернуться (к своей беде) на родину.

Я нашла в нем союзника. Валерьян Михайлович «дал добро» на публикацию рассказов Борхеса. Слово, даже кивок работника Международного отдела ЦК были индульгенцией для любого издательства.

Поначалу я издала около десяти избранных рассказов Борхеса в библиотечке журнала «Иностранная литература» под общим названием «Юг» (1984).

До тех самых пор в СССР не читали Борхеса. За свою долгую жизнь знаменитый аргентинец не написал ни одного романа или иного крупного прозаического произведения, но его рассказы и эссе второй половины ХХ века уже были изданы почти на всех языках мира — от фламандского до китайского, а теперь появились и на русском.

Полуслепой мудрец-философ, прозаик и поэт Борхес — командор французского ордена Почетного легиона, кавалер британского ордена «За выдающиеся заслуги» и испанского ордена «Крест Альфонсо Мудрого», обладатель иных наград и почетный доктор Сорбонны, Оксфорда и Колумбийского университета — не понимал достоинств социалистического реализма и, критически относясь ко всякой диктатуре, не восторгался и социалистической.

В 80-е годы в Союзе уже были популярны и Г. Гарсия Маркес, и К. Фуэнтес, но никто ведать не ведал, что великий мастер короткого рассказа оказал сильнейшее влияние на их прозу. Маркес, например, говорит: «Я ношу с собой книги Борхеса и читаю их ежедневно…», а Фуэнтес признается: «Без прозы Борхеса не было бы латиноамериканского романа…», того романа, который с середины ХХ столетия приковал внимание всего мира к литературе Латинской Америки.

На первых порах, чтобы не дразнить гусей, я выбрала такие новеллы Борхеса, загадочное и захватывающее действие которых происходит не в виртуальном пространстве, а в конкретных городах и степных ранчо Аргентины и где главные герои — поножовщики-«кучильеро» и лихие ковбои-«гаучо». Такой дипломатичный выбор дал мне возможность представить эти рассказы в ЦК как рассказы о «простых людях Аргентины», что в целом вполне соответствует действительности. Таковы, в частности, «Мужчина из розового кафе», «История Росендо Хуареса», «Разлучница».

Перевод вещей, где тонкая и разнообразная игра интеллекта сочетается с изысканной художественной формой, доставляет особое удовольствие.

Вслед за первым сборником осенью этого же года вышло уже более полное собрание борхесовской прозы в «Прогрессе» и была безбоязненно и более широко представлена фантастическая и философская новеллистика писателя.

Между тем подоспел 86-й год, открывший вторую, знаменательную половину 80-х годов.

На экране нашего большого черно-белого телевизора замелькал новый, непривычно симпатичный и говорливый вождь в сопровождении вполне приличной жены. Моя приятельница Тамара, у которой был цветной телевизор, с удивлением отметила, что у Раисы Максимовны и губы накрашены, и костюм модный, зеленый.