Пурга - Вениамин Колыхалов

Услыхав разговор о походной жене, Данила облизнулся, до хруста костей уперся руками в напружиненные колени. Усмехнулся, почесал за ухом.

— Ишь чего захотели — санитарочек. Воткните… по патрону в ствол и скажите — спасибо… Орефьюшка-а-а? Иди, посидим вместе.

— Смола ты, обозник.

— Браток, ты людей не сторонись. Камыш и тот голову друг к другу клонит. Солдаты на войне — пальцы в кулаке. В спайке быть должны.

Мутная, отчужденная луна делилась со степью скупым, рассеивающим светом. Данила сделал несколько шагов от землянки. Внезапно остановился, услышав под ногами пронзительный мышиный писк. Отдернул сапог, наклонился и разглядел раздавленную полевку.

— Дура! Сама виновата. Не бегай где не надо. Хотя что я говорю? Степь — вся твоя.

Возле Орефия ползали по траве пушистые комочки. Задевали сапоги. Становились столбиком. Попискивали, неслись вприпрыжку к другим землянкам. Охотник Куцейкин вспомнил таежные тропы, ловушки, мышкующих лисиц.

Полевок прибавлялось. Мыши держались одного направления: бежали с запада на восток.

— Данила, мыши бегут.

— Вижу. От войны откочевывают.

Кто-то истошно завизжал в землянке, выскочил под звезды.

— Гадина! За палец укусила! — пожаловался Воронцову боец. — Наклонился пешку поднять, шарю рукой по полу, ну и нашарил крысу.

— Мышка-полевка.

— Мы-ы-ышка?! Зубы — шилья.

— Выдави кровь, прижги мочой.

— Не учи.

Такое нашествие, великое переселение полевок никому не приходилось видеть. Они бежали ночью и днем. Останавливались в землянках, окопах, капонирах, блиндажах. Шныряли в поисках съестных припасов. Оккупировали продовольственные склады, полевые кухни, повозки с фуражом. Бойцам приходилось вытряхивать полевок из сапог, рукавов шинелей, котелков и касок. У Данилы мыши обкусали деревянную ложку, пропитанную запахом каши и капустных щей. Оголодалые грызуны кусали у спящих уши, икры ног, кончики пальцев. Участились случаи заболевания туляремией.

Для быстроты передвижения полевки пользовались даровыми услугами ветра и перекати-поля. Они набивались в кочующий шар во множестве. Подгонит ветер перекатный домик к повозке или колесу пушки, стукнет о твердь — мохнатые путешественницы врассыпную.

Гонцы от пехотных, танковых, саперных, артиллерийских частей носились по деревням и хуторам в спешных поисках кошек.

Орефий мастерил мышеловки, земляные углубления — ловушки. Охота на полевок доставляла ему истинное удовольствие. Недосыпал, настораживал по ночам щелкающие устройства. Успеет вытащить убитую мышь, поднять пружину в боевое положение, вскоре раздается новый резкий хлопок: западня придавила еще одну жертву.

Вездесущие лапчатые вампирчики умудрялись залазить в самолеты. Лакомясь казеиновым клеем, перегрызали проводку. У летчиков и стрелков в воздушных боях отказывали отдельные приборы, не срабатывали пулеметы.

Воронцов и Куцейкин получили необычное задание: где угодно раздобыть для землянок полдюжины кошек. Студебеккер с проломанным бортом попылил по степи в тыловую сторону.

Несколько раз машину останавливали для проверки. Воронцов совал патрулям и регулировщикам отпускную бумагу. Паролем произносил затверженные слова:

— Едем по кошек. Полевки зажрали.

— Зря горючку жгете. Танкисты и летчики опередили вас.

— Неужто ни одну мурлыку не сыщем?

— Попытайте счастье.

Колеса студебеккера накручивали желанные километры в сторону от войны. Орефий готов был катиться на машине без сна и еды до самой Сибири. Во все стороны света лежала пустая, непонятная степь с далекими пятнами перелесков, кустов и черных заброшенных хат. Попадались поломанные загоны для скота, прелые остожья, облыселые шины, брошенные у дорог. Промчится в стороне одинокий танк, отмаячат в небе редкие самолеты, мелькнут мутным силуэтом стволы орудий — и снова кругом травяная пустошь, утопающая в слоистой, омертвелой дымке.

С громом подкатили к небольшому хутору. Остановились у проломанного плетня. Данила заглянул в дыру, увидал сидящую на крылечке оборванную женщину, баюкающую прутяную корзину.

— Ма-а-ать, кошки есть?

— Приносила вам похоронки… больше их нет… — визгливым голосом завопила напуганная раскосмаченная хуторянка.

Из-за старой яблони высунул голову настороженный мальчонок. Пригрозив кулаком, крикнул воинственно:

— Дядьки, не троньте Дуську!

— Подойди к нам. — Данила держал перед собой галетину.

— Улепетывайте отседова! Фрицы переодетые!

— Свои мы. Свои.

— Побожись.

— Честное пионерское.

Мальчик показал из-за яблони плечо.

— Чкалова знаешь? Кто он?

— Знаменитый летчик.

Постреленок раздвинул ветки, по пояс высунулся наружу.

— Город Омск где стоит?

— В Сибири.

— Ока куда впадает?

Воронцов захлопал глазами: тужился преодолеть слабые познания по географии. Пришел на подмогу водитель студебеккера:

— В Волгу, в великую русскую реку Волгу Ока впадает. Доволен, перехватчик шпионов?

От яблони герой сделал два шага в сторону, остановился в нерешительности. Босоногий, в солдатской гимнастерке, свисающей с плеч, в порванных на коленях штанишках экзаменатор смотрел исподлобья на незнакомых дядек и чесал под мышкой.

— Последний вопрос: Петр I кого у Кремля казнил?

Тут и Куцейкин не подкачал:

— Стрельцы жизни лишились, которые супротив царя бунтарили. Правильно делали: Петр немчуру привечал, бороды стриг… На лобном месте и распотешились палачи над стрельцами.

— Теперь видно — свои, — облегченно вымолвил мальчуган и смело подошел к бойцам.

— Ты ушлый, грамотный! — похвалил Данила.

— По географии, истории из пятерок не вылазил, — пояснил польщенный хлопец.

Щека у него была расцарапана, руки и ноги оплетены трещинками давношних цыпок.

— Где лицо окровянил?

— Последнюю одичалую кошку в хуторе ловлю — не могу поймать. Она на дерево, я за ней. Сорвался. Тут танкисты недавно были. Мне шлем давали поносить — тяяжееелыый! Двух котов им отдал. У одного ухи обморожены и брюхо в репьях.

— Где кошка-дикарка?

— Везде. То по Дуськиному двору носится. То из нашего слухового окна глядит.

— Скажи нам имя свое, ушлячок?

— Иванка я. Кем же еще мне быть?

— Поймай нам, Иванка, кошку — кусок сахара получишь и горсть галет. — Данила для пробы протянул сухой желтоватый квадратик.

Неторопливо, с достоинством принял юный хуторянин галетину из руки, сощурил глаза, обмозговывая предложение.