Ветер и искры (сборник) - Алексей Пехов

Дочь Ночи не дала лучнику выстрелить повторно. И его, и другого Сжегшего душу, а также ринувшихся на нее мортов обездвижили вырвавшиеся из стен серые путы. Некроманты вскочили на ноги, но сейчас она была сильнее их обоих и усыпила хилссы, отрезав магов от темной «искры».

Девочка перепугалась и теперь держала бесполезный посох обеими руками, выставив его перед собой, словно щит. Верховный вел себя гораздо более спокойно.

— Как я уже говорила, Фарид, — ты слеп, — произнесла Тиф мертвыми губами. — До сих пор удивляюсь, как я позволила тебе закончить обучение. Ты не видишь простых истин, а это прямая дорога к гибели.

Если у Белого оставались сомнения, то после ее слов они полностью исчезли. Спустя уну чародей уже преклонил колено и уставился в пол, положив левую руку на посох, а правую прижав к сердцу.

Оказание покорности. Ритуальный поклон Избранного перед одним из повелителей.

Еще через мгновение черноглазая колдунья последовала примеру старшего товарища.

— Госпожа! Прошу простить нас за такое проявление неуважения. Мы виноваты, но, поверьте, если бы только знали, кто почтил нас своим посещением, встретили бы вас со всем подобающим вашему положению вниманием. Никто не предупредил о вашем приходе. — Его голос, в отличие от слов, не был подобострастным. Фарид всегда был гордецом. Впрочем, она никогда ничего против этого не имела. Побитая и вечно унижающаяся собака — это не только скучно, но и противно.

Окровавленным пальцем она подняла его подбородок, заставив смотреть в белесые мертвые глаза:

— В чем тебе не откажешь, так это в умении складно врать. Тебя и не должны были предупреждать, ученик. Встань. У нас очень много дел.

Глава 6

Га-нор сидел в беседке, скрытой в тени высоких кустов гириска. Это растение считалось у жителей Сина священным. Запах больших алых цветов прекрасно отпугивал говов и прочие демонические сущности. Неудивительно, что в доме заклинателя гириска так много.

Ловко орудуя большой иглой, северянин наносил ровные стежки на порвавшейся рубахе, насвистывая услышанный от Лука приставучий мотивчик фривольной песенки. Мысленно поминая шляющегося по портовым кабакам товарища крепким словцом, рыжеволосый воин отложил иголку в сторону. Вновь от нечего делать стал насвистывать. Сам себя одернул, досадуя, заворчал и вышел из беседки.

По выложенной пористым ракушечником дорожке Га-нор направился в самое сердце небольшого, но уютного сада. Здесь, среди все тех же цветов гириска, построили небольшой фонтан. Журчание воды сливалось с умиротворенным гулом пчел, прилетевших полакомиться цветочным нектаром.

Следопыт умылся. Поднял голову, отфыркиваясь, и увидел Лука, неспешно идущего к нему.

— Где тебя Уг носит?

— Лопни твоя жаба! — возмутился солдат. — Ты что, моя мамочка, чтобы я перед тобой отчитывался? Думаешь, у меня не может быть дел?

— Судя по твоей кислой физиономии, ты потерял кучу денег. Опять играл?

— Ошибаешься. Я тут пошнырял кое-где. Поболтал со стражниками.

— То есть решил испытать удачу и надуть их в кости?

— Не без этого, — не стал отрицать Лук. — Ну поговорили о том о сем. В общем, вояки знают куда больше, чем болтают сейчас на площадях. Конечно, к завтрашнему дню эти новости станут доступны даже самым захудалым собакам… После того как нас предали йе-арре и Выскородные, на фронтах творится такое, что я бы там не хотел оказаться за все сорены Империи. Набаторцы прошли Перешейки Лины, обложили Окни.

— Это было известно и две недели назад, — произнес северянин.

— Лопни твоя жаба, если бы так! Высокородные ударили из Сандона и Улорона. Кабан стерт с лица земли.

Га-нор пробормотал проклятие. Одна из отстроенных Скульптором великих крепостей прошлого уничтожена? Не пала, как Врата Шести Башен, а разнесена по кирпичику. Такое могли сотворить лишь Высокородные, многие столетия ненавидящие все, что принадлежит Империи.

— Окни сдался. Их Наместник принес ключи мира и дал присягу набаторскому королю. Жителей, говорят, пощадили. Но всему гарнизону пришлось расстаться с оружием. Несколько сотен отказались. Часть смогла прорваться через кольцо на север. К отступающей армии.

— Пусть Уг заморозит кости того предателя, что открыл ворота! — выругался северянин. — Останься Окни цел, и наши успели бы укрепиться у Орлиного Гнезда и Лестницы Висельника.

— До Лестницы врагу чуть меньше двух недель, лопни твоя жаба. Правда, у Гнезда они могут застрять надолго, но прошел слушок, что кто-то из набаторских военачальников снял половину армии с осады Гаш-шаку и отправил на восток, чтобы ударить по крепости с запада. Если она падет, то откроется прямой путь на перевал через Катугские горы.

— Лестницу можно взять только большой кровью.

— Какая разница? — пожал плечами Лук. — На стороне Набатора и Сдиса Про́клятые и некроманты. Ты же видишь, что Ходящих они делают под орех.

— Ты совсем недавно трепетал от величия Башни.

— При чем тут величие? — раздраженно спросил солдат. — Будь наши маги посильнее, мы бы не потеряли юг. Гаш-шаку еще держится. Этот город, как и Альсгару, взять сложно. Но Альс пал. Предан огню и мечу за неповиновение. Всех жителей перебили, лопни твоя жаба. Говорят, от города осталось только пепелище. Пока свободен лишь запад, что у Катугских гор, да земли вдоль побережья и равнины Руде. Ну и весь север. Надеюсь, что там этих выродков ждет теплый прием.

— Что с того? Если окружающие императора военачальники умны — они сдадут оставшуюся часть юга без боя и встретят врага на Лестнице. Альсгару, в любом случае, оставили на съедение воронам.

— Ну не скажи. Вороны ею подавятся.

— Ты забываешь о Про́клятых. Магия расколет любую стену. Даже самую крепкую.

— Если только эту стену не построил другой маг. Но ты прав. Рано или поздно до нас докатится. К тому же еще один слух состоит в том, что якобы Золотая Марка открыла Горло для набаторского флота. Если еще и с моря обложат…

— …то будет совсем худо, — сказал подошедший Гис.

— Ну что?! Ты был там?! Видел их?! — Лук разом забыл о войне и набросился на заклинателя с расспросами. Друзья решили остаться в городе только ради того, чтобы попытаться вытащить Серого и Лаэн.

— Да. Мать согласилась поговорить со мной.

— Ну не тяни, лопни твоя жаба! Что она сказала?

— Говорил в основном я, — невесело усмехнулся в усы заклинатель. — Она обещала, что рубить сплеча Ходящие не будут. Что до Нэсса и Лаэн, то они живы и здоровы.

— А что было потом?

— Меня и Шена вежливо выставили за дверь. Что дальше — не знаю. Единственное, что пообещала мне Мать, — когда Совет примет решение, она сообщит нам его волю. Это все, что я смог сделать, друзья. Не думаю, что у них есть шанс.

После этих слов повисло тяжелое молчание.

Цейра Асани не любила комнату Раздумий и уже давно там не была. Она слишком сильно напоминала ей подвешенную в воздухе клетку для крикливых южных птиц. Но еще больше Мать не любила Ирлу, торчавшую там изо дня в день. С ней они не ладили еще со времен Радужной долины, а уж после того, как Цейра начала бороться за Синее пламя, недоброжелательница открыто поддержала Салию. Ту самую, что так удачно подвернулась под стрелу гийянов.

Конечно, можно было никуда не ходить. Потешить свое самолюбие и приказать Ирле подняться в зал Совета. Но тогда о встрече узнает вся Башня. И соответствующие выводы будут сделаны. А это совершенно ни к чему. С секретарем Совета следовало поговорить без свидетелей и сохранить разговор в тайне.

Григо уже ждал у дверей.

Неизвестно как, но Огонек прознал о приходе Матери, хотя та ни с кем об этом не говорила. Особенность мерзавца вечно путаться под ногами порядком раздражала Ходящую. Она не жаловала его точно так же, как и Ирлу, которой помощник служил верой и правдой уже больше пятнадцати лет.

— Благословите, Мать, — сказал маг, и волшебница протянула для поцелуя правую руку.

Поджав губы, она смотрела, как Огонек исполняет ритуал. По очередной глупой легенде считалось, что тот, кто задумал зло, прикоснувшись губами к перчатке хозяйки Башни, умрет. Возможно, раньше так и было, но не сейчас. Этот секрет, как и многие другие, утерян во мгле веков. Иногда Цейра Асани начинала думать, сколько знаний ушло от них за время Великого упадка и Войны Некромантов. Хотелось выть от отчаяния и желания убить тех, кто не удосужился сохранить то, что должен был сберечь для потомков. За тысячу лет Ходящие из могучей силы превратились в сборище слепых мышей, бережно хранящих два десятка испорченных зерен и считающих, что амбары ломятся от отборного ячменя. Но никто отчего-то не понимал, что зернохранилища давным-давно развалились.

Каждое следующее поколение по магическому потенциалу получалось слабее предыдущего. То, что раньше считали едва тлеющей «искрой», теперь называют чуть ли не пожаром. Она жалела, что не родилась шесть-восемь веков назад, когда миром и людьми правила настоящая магия.