Полное собрание сочинений. Том 11. Июль ~ октябрь 1905 - Владимир Ленин (Ульянов)

Ответ на эти вопросы даст недалекое, по всей видимости, будущее. Несомненно одно: рост восстания, расширение борьбы, обострение форм ее идет непрерывно перед нашими глазами. Пролетариат по всей России пробивает себе дорогу героическими усилиями, намечая то здесь, то там, в каком направлении может развиваться и, несомненно, будет развиваться вооруженное восстание. Правда, и теперешняя форма борьбы, которую движение рабочих масс уже выработало, наносит самые серьезные удары царизму. Гражданская война приняла форму отчаянно-упорной и повсеместной партизанской войны. Рабочий класс не дает отдыха врагу, парализует промышленную жизнь, останавливает постоянно всю машину местного управления, создает по всей стране тревожное состояние, мобилизуя все новые и новые силы для борьбы. Никакое государство не выдержит долгое время такого натиска, а тем менее прогнившее царское правительство, от которого один за другим отпадают прежние его сторонники. И если либеральной монархической буржуазии борьба кажется подчас слишком упорной, если ее пугает гражданская война и это состояние тревожной неуверенности, в котором живет страна, – то для революционного пролетариата продолжение этого состояния, затягивание борьбы является насущно-необходимым делом. Если среди идеологов буржуазии начинают появляться люди, которые принимаются тушить революционный пожар своей проповедью мирного легального прогресса, которые заботятся о притуплении, а не обострении политического кризиса, – то сознательный пролетариат, никогда не сомневавшийся в предательской натуре буржуазного свободолюбия, пойдет неуклонно вперед, поднимая за собой крестьянство, внося разложение в ряды царского войска. Упорная борьба рабочих, постоянные стачки, демонстрации, частичные восстания, все эти пробные, так сказать, сражения и схватки неизбежно втягивают войско в политическую жизнь, а следовательно, и в круг революционных вопросов. Опыт борьбы просвещает быстрее и глубже, чем могли бы при других условиях сделать годы пропаганды. Внешняя война окончилась, но правительство явно боится возврата пленных и возврата маньчжурской армии. Сведения о ее революционном настроении все умножаются. Проекты земледельческих колоний в Сибири для солдат и офицеров маньчжурской армии не могут не усиливать брожения, – даже если эти проекты останутся одними проектами. Мобилизация не останавливается, несмотря на заключение мира. Становится все очевиднее, что армия нужна всецело и исключительно против революции. А при таких условиях мы, революционеры, ровно ничего не имеем против мобилизации, мы готовы даже приветствовать ее. Оттягивая развязку ценой вовлечения в борьбу новых и новых частей армии, приучая все большее и большее количество войска к гражданской войне, правительство не уничтожает источника всех кризисов, а, напротив, расширяет почву для них. Оно получает оттяжку ценою неизбежного расширения поля борьбы и обострения ее. Оно поднимает на борьбу самых отсталых и самых невежественных, самых забитых и самых мертвых политически, – борьба просветит, встряхнет и оживит их. Чем дальше протянется это состояние гражданской войны, тем неизбежнее будет выделение из контрреволюционной армии массы нейтральных и ядра борцов за революцию.

Весь ход русской революции за последние месяцы свидетельствует о том, что достигнутая теперь ступень не является и не может быть высшей ступенью. Движение поднимется еще выше, как поднялось уже оно со времени 9-го января. Тогда мы видели впервые движение, поразившее мир единодушием и сплоченностью гигантских масс рабочих, поднявшихся во имя политических требований. Но это движение было еще крайне несознательное в революционном отношении и совершенно беспомощное в смысле вооружения и военной готовности. Польша и Кавказ дали образец борьбы уже более высокой, где пролетариат стал выступать отчасти вооруженным, где война приняла затяжную форму. Одесское восстание ознаменовалось присоединением нового и важного условия успеха: переходом части войск на сторону народа. Правда, сразу успех не был еще достигнут; трудная задача «сочетания морских и сухопутных сил» (одна из труднейших задач даже для регулярного войска) не была еще разрешена. Но она была поставлена, и все признаки говорят за то, что одесские события не останутся единичным казусом. Московская стачка показывает нам распространение борьбы на «истинно русскую» область, устойчивость которой так долго радовала реакционеров. Революционное выступление в этом районе имеет гигантское значение уже потому, что боевое крещение получают массы пролетариата, наименее подвижного и в то же время сосредоточенного на сравнительно небольшой области, в количестве, не имеющем себе равного нигде в России. Движение началось с Питера, обошло по окраинам всю Россию, мобилизовало Ригу, Польшу, Одессу, Кавказ, и теперь пожар перекинулся на самое «сердце» России.

Позорная комедия Государственной думы кажется еще презреннее наряду с этим действительно революционным выступлением готового на борьбу и истинно передового класса. Соединение пролетариата с революционной демократией, о котором мы не раз говорили, становится фактом. Радикальное студенчество, принявшее и в Петербурге и в Москве лозунги революционной социал-демократии, является авангардом всех демократических сил, которые гнушаются подлостью «конституционно-демократических» реформистов, пошедших в Государственную думу, которые тяготеют к настоящей решительной борьбе с проклятым врагом русского народа, а не к маклерству с самодержавием.

Посмотрите на либеральных профессоров, ректоров, помощников ректоров и всю эту компанию Трубецких, Мануйловых и проч. Ведь это – лучшие люди либерализма и конституционно-демократической партии, наиболее идейные, наиболее образованные, наиболее бескорыстные, наиболее свободные от непосредственного давления интересов и влияний денежного мешка. И как ведут себя эти лучшие люди? Как воспользовались они первой властью, властью правления в университетах, властью, врученной им по выбору? Они уже трусят революции, они боятся обострения и расширения движения, они уже тушат пожар и стараются внести успокоение, получая за это вполне заслуженные плевки в лицо в виде похвал князей Мещерских.

И они были хорошо наказаны, эти филистеры буржуазной науки. Они закрыли университет в Москве, боясь бойни в университете, Они вызвали только еще скорее несравненно более крупную бойню на улице. Они хотели затушить революцию в университете, они только зажгли революцию на улице. Они попали в хорошие тиски, вместе с господами Треповыми и Романовыми, которых они бросились теперь убеждать в необходимости свободы собраний: закроешь университет – откроешь уличную борьбу. Откроешь университет – откроешь трибуну для народных революционных собраний, готовящих новых и еще более решительных борцов за свободу.