Моя последняя война. (Афганистан без советских войск) - Махмуд Гареев

Нежелание перечить политическому руководству, постоять за свои дела и в последующем не раз подводило наше родное военное руководство. Пользуясь этим, определяющее влияние на решения по Афганистану оказывали совсем другие ведомства.

После этого очень неприятного для меня случая я стал сознательно показывать посылаемые мной донесения представителям КГБ. Поскольку это ведомство формировало основное мнение в Москве, для меня было важно, чтобы мои доклады доходили туда в подлинном, а не в искаженном и препарированном виде. К тому же через шифровальщиков представители КГБ обо всех наших донесениях все равно узнавали. Из сказанного выше может сложиться впечатление, что может быть лично мне не удалось установить доверительные отношения с представителями КГБ. Но, к сожалению, излишняя не всегда оправданная изолированность в работе представителей КГБ давала о себе знать и в прежние годы.

Например, как мне рассказывал бывший главный военный советник в Афганистане генерал-полковник С. К. Магометов, в декабре 1979 г. накануне штурма Дворца X. Амина Даруль-Аман ему позвонил Министр обороны Д. Ф. Устинов и спросил о готовности к операции «Шторм-333». Салтан Кизекивич с удивлением ответил Министру, что он ничего об этом не знает. Д. Ф. Устинов порекомендовал ему получить информацию от представителя КГБ в Кабуле Б. С. Иванова. Последний и после этого ограничился лишь намеками и не дал нужную информацию. При этом не учитывалось, что главный военный советник, будучи не посвященным в предстоящие военные акции, не только не может чем-то помочь в ее осуществлении, но может предпринять и действия, не способствующие этому.

И во время уже описанного мартовского мятежа 1990 г., как я потом понял, представитель нашего КГБ знал о многих приготовлениях президентской стороны, но, видимо, его московские начальники не разрешили посвящать нас в эти дела. Не были поставлены в известность об этом наши Министр обороны и Генштаб в Москве.

Если бы накануне были согласованы с нами (хотя бы в минимально необходимом объеме) военные аспекты действий президентской стороны, то во всяком случае разрушения Баграмского аэродрома и уничтожения своей авиации можно было бы наверняка избежать. А восстанавливать боеспособность афганской авиации все равно пришлось Советскому Союзу.

Вот какими издержками для государства оборачивалось иногда стремление некоторых ведомств к самоизоляции. Тем более, что в ходе подавления мятежа нам все равно пришлось работать вместе с представителями КГБ, МВД и действовать в целом согласованно, но было бы меньше издержек, а результаты были бы еще более оптимальны, если бы определенная скоординированность действий была и накануне этих драматических событий.

Конечно, сложившаяся система в том или ином ведомстве во многом диктует свои правила и через них нелегко переступить. Но многое зависит и от конкретных людей. Замечательный пример в этом отношении являл генерал армии В. А. Матросов, около 20 лет командовавший пограничными войсками. Он живо откликался на все предложения Генштаба, военных округов, флотов по совместному проведению учений и сам в них активно участвовал. Большую работу провел в Афганистане, где пограничники показали себя с хорошей стороны. Особенно активно и самоотверженно действовал в Афганистане его заместитель генерал И. П. Вертелко. И после вывода советских войск из Афганистана В. А. Матросов очень многое делал для того, чтобы афгано-советская граница не только разделяла наши страны, но и всячески помогала сотрудничеству.

Работа пашей оперативной группы в Афганистане проходила под непосредственным руководством Министра обороны генерала армии (в последующем Маршала Советского Союза) Д. Т. Язова и начальника Генерального штаба генерала армии М. А. Моисеева.

Д. Т. Язов родился в 1923 г. в Сибири. После окончания в 1942 г. Московского пехотного училища воевал на Волховском и Ленинградском фронтах в должности командира взвода и заместителя командира роты. Дважды ранен и контужен. В послевоенные годы закончил академию им. Фрунзе и академию Генштаба, командовал ротой, батальоном, полком, дивизией, армейским корпусом, армией, войсками Центральной группы войск, Среднеазиатского и Дальневосточного военных округов. В январе 1987 г. был назначен начальником Главного управления кадров — заместителем Министра обороны. С мая 1987 г. стал Министром обороны СССР. Он хорошо знал жизнь войск, воинские уставы и вопросы боевой подготовки. И в целом, Д. Т. Язов был одним из наиболее опытных и подготовленных военачальников Советской Армии. Это способствовало правильному решению и основных вопросов по Афганистану. Я был благодарен Д. Т. Язову за представление к очередному воинскому званию.

Вместе с тем, он человек и начальник своеобразный, перенявший, как все мы, у прежнего поколения военачальников не только богатейший опыт войны, но и некоторые их методы обращения с подчиненными. Для меня, например, ежедневные доклады ему по телефону обстановки по Афганистану были одним из самых непрятных моментов.

Например, у военных принято начинать докладывать, что противник за истекшие сутки предпринял такие-то атаки, произвел обстрелы Кабула или других пунктов, Министр сразу же тебя перебивает и начинает отчитывать: «Зачем вы противнику даете стрелять, я вас послал туда не для того, чтобы вы рассказывали про его стрельбу, а уничтожили противника…». И в таком духе по любому поводу. После такой реакции старшего начальника другие более важные вопросы становилось уже невозможным докладывать. После такого «вдохновляющего» разговора я иногда несколько минут вообще не мог что-нибудь делать. Дмитрий Тимофеевич в душе не был вредным человеком, но, видимо, полагал, что таким «требовательным» и придирчивым разговором он стимулирует работу подчиненного.

В связи с убытием из Афганистана генерала М. М. Соцкова в Москве рассматривался вопрос об его преемнике. Я высказал Министру обороны свое предложение и назвал кандидатуру. Это почему-то вызвало раздражение и генерал Д. Т. Язов с упреком спросил меня:. «Зачем вы вмешиваетесь в кадровую политику?» Я был старшим военным представителем в Афганистане и мне было небезразлично с кем работать.

И, видимо, имел право высказать свое мнение, если, конечно, «кадровая политика» состоит не только в том, чтобы расставить везде своих людей, не думая о том, как это скажется на деле. Вполне допускаю и свою неправоту в чем-то, но все эти, так называемые, «мелочи», мелкие уколы не очень помогали в работе.

В таком духе нередко происходил разговор и с начальниками рангом пониже. Вот некоторые из сохранившихся записей в блокноте: