Живи, ирбис! - Виктор Балашов

Бельчата расползлись по одеялу с жалобным писком, искали мать. Они неуклюже тыкались тупыми носами в подушку, сборили наволочку своими длинными пальчиками. За одним не доглядел — он свалился с кровати, ударился мордочкой о пол и задрожал, как ребенок, закатившийся в беззвучном крике, широко открывая роток.

Я сложил рыжих приемышей в коробку, прикрыл сверху ватой и отправился в аптеку.

Соски? Для белок?! — удивилась дежурная. — Впервые слышу. И приспособить не знаю что. Намочите в молоке жгутик из ватки… В крайнем случае, везите в ветлечебницу, там им сделают укол, усыпят.

Дома меня встретил все тот же надрывный, выматывающий нервы стон. Рыжие подкидыши возились в своей коробке, скребли по стенкам, искали мать. Этот стон ничем не давал заняться. Книги, рукописи — все лежало напритронутым. О, как я ненавидел того оболтуса, что убил белку-мать!

Заснуть удалось лишь с ватными тампонами в ушах. И снился лис какой-то безалаберный сон: будто рыжие мои подкидыши расползлись по комнате и пожирают все, что попадется — один грызет к углу мой туфель, второй обдирает обои со стены, у третьего хрустит пл зубах фарфоровая чашка.

На рассвете меня разбудил знакомый писк. К этому времени бельчата ослабли настолько, что и пищать-то стали как-то безучастно, будто исполняли нудную обязанность. Третий день без пищи!

Я снова сходил за парным молоком, скрутил тугой жгутик из ваты, намочил его… Признаться, никакой надежды на успех у меня у нее не было, когда я достал из коробки самого непоседливого и крикливого бельчонка. И вот… То ли новый способ оказался правильным, то ли неимоверный голод пробудил в бельчонке инстинкт самосохранения — не знаю, но только он начал есть. Да еще как! Стоило мне вытащить у него изо рта жгутик, чтобы намочить его снова, малыш судорожно задрожал и прямо-таки с остервенением устремился за соской. Он проглатывал одну порцию молока за другой и тянулся еще и еще. Милый зверек! Сколько радости доставил он мне своей жадностью!

Накормить второго тоже удалось без особых усилий. С третьим же пришлось повозиться. Он лежал на подстилке совсем без движения, с покрытыми глазами: собрался умирать. В конце концов, и он принялся вяло мусолить самодельную соску, хотя поначалу захлебнулся, отрывисто кашлял и чихал, брызгая молоком.

Сытые бельчата тотчас заснули. Блаженная тишина, от которой я успел уже отвыкнуть, снова воцарилась в комнате.

С этого дня все пошло на лад. Стоило только напоить бельчат подслащенным козьим молоком, они сразу же утихали и, если не укладывались поспать, сгрудившись в углу коробки, то преспокойно разгуливали на моем одеяле.

Ежедневно после школы стали являться Илюша с Николаем. Приносили «Дневник наблюдений» и делали в нем мудрые записи вроде следующих:

«…24 апреля. Бельчата ужасно быстро растут. Длина от носика до конца хвостика у двух по 12 сантиметров, а у третьего — 14 даже сантиметров.

Они уже цепляются за пальцы, начинают играть. Коготки на лапках темно-коричневые, длинные, загнутые и блестящие, как наманикюренные».

«…2 мая. Они становятся просто даже очень хорошенькие. Глазки теперь блестят, стали умненькие. Шерстка густая и гладкая. Кушают белый хлеб, смоченный в молоке, слизывают сырое яйцо с ложечки. Бегают! Лазят по штанам и рубашке до самой головы». (Почерк в обоих записях Илюшин).

А зверушки наши, в самом деле, росли, как на дрожжах, и хорошели день ото дня. Они уже самостоятельно лакали из блюдечка, ловко работая розовыми язычками. Одного молока им становилось недостаточно. Я подкармливал малышей сухим компотом и ядрышками из урюка. Получив по ядрышку, бельчата садились столбиком спиной друг к другу и цепкими передними лапками ловко вращали сладкое зернышко, стесывая один слой за другим острыми зубками.

Коробку они теперь оставили окончательно. Целый день носились по комнате друг за другом и творили страшный беспорядок. Жизнь их стала настолько занимательной, что я по примеру моих школяров решил завести свой дневник наблюдений.

Вот некоторые записи оттуда.

«8 мая. Сегодня после небольших споров мы с ребятами дали имена каждому бельчонку. Самого крупного, у которого по спинке тянется темно-бурая полоска, мы назвали Буяном, так как именно он затевает самые шумные игры. Самочку с чистым белым ошейничком решили звать Любой, а другую, которая избегала резвых игр — Соней.

Теперь бельчата и по внешнему виду похожи на взрослых сородичей. У них такие же пушистые хвосты, мягкая лоснящаяся шубка, на бархатных ушах отрастают темные кисточки.

Все трое безукоризненные чистюли. Туалетом занимаются ежечасно. Сидя на задних лапах, вылизывают вначале шерстку там, где могут достать языком, а затем довершают туалет смоченной ладошкой. Хвосты прилежно расчесывают коготками. Стоит их погладить, они по-кошачьи выгибают спинки.

Меню их становится богаче: молоко, хлеб, печенье, орехи, семечки из еловых шишек, сырые яйца. Сегодня впервые лакомились свежей травкой.

17 мая. С каждым днем игры моих рыжих бесенят становятся живее и азартней. Начинает всегда Буян. Он поминутно наскакивает на Любу и Соню, раззадоривает их и пускается наутек.

По полу они почти не бегают, а летают по комнате: со стола на полку, с полки на шкаф, со шкафа на оконную занавеску, оттуда на картину. Голова идет кругом! Прыжки настолько легки, грациозны, что не любоваться ими невозможно… Вот и сейчас мелькают надо мной их белые брюшки. Буян только прикасается лапами к опоре и — в полет! Непостижимая легкость! Люба почти не уступает ему ни в быстроте, ни в ловкости. Соня же иногда срывается и, распушив хвост, который служит ей в этих случаях парашютом, по крутой параболе приземляется на пол. Если я оказался посреди комнаты, зверушки не гнушаются воспользоваться моей головой, как добавочной стартовой площадкой. Иногда они гоняются друг за другом по моим брюкам и пиджаку, причем, обязательно по винтовой линии, как:)То делают взрослые белки, спасаясь от преследования.

Прикрикнешь на рыжих бесенят, они замирают и с удивлением разглядывают меня, словно впервые заметили мое существование.

Но долго сердиться на этих сорванцов нельзя. Я сажусь писать. Люба тотчас вспрыгивает ко мне на плечо и лапками старательно расчесывает мне волосы на затылке. Затем она перебирается к щеке и, тихонько посапывая, лижет мое ухо. Вдруг шевелящийся конец ручки привлекает ее внимание. Проказница спускается ниже и норовит лапой поймать этот конец. В конце концов, ей это удается, а у меня по листу прочеркивается кривая линия. Я сталкиваю белочку с плеча, она с недовольным урчанием ныряет ко мне в карман, где иногда можно найти кое-что вкусное.