Тихий океан - Герхард Рот

Свет утренней зари показался ему спасением. Кукарекал соседский петух, где-то поблизости ровно и глухо ворчал работающий мотор, только и всего. Рубашка, всю ночь провисевшая на спинке стула, была такой холодной, что ее прикосновение к коже вызывало дрожь. Когда он вышел на порог и перед ним открылся вид на фруктовый сад и начинавшийся за ним овраг, ему почудилось, что у него впереди еще целая вечность. Ашер пошел по дороге. Еще до поворота на шоссе ему навстречу выехал «опель» Цайнера, и он сел в машину.

В ногах под сиденьем свернулась легавая — серая, в бурых пятнах. Вид у Цайнера был усталый, глаза воспалены, за спинкой заднего сиденья лежали два ружья.

«Ну, что, совсем проснулись?» — спросил он, не ожидая ответа. Он включил стеклоочистители — протереть запотевшие стекла. Они подъехали к окруженному хозяйственными постройками дому, во дворе которого их уже поджидал старик. На нем был зеленый охотничий костюм, перепоясанный увесистым патронташем, шляпа, в руках он держал дробовик. Губы у него были синие, дышал он хрипло и прерывисто, как астматик. Ашер уступил ему переднее сиденье, а сам скорчился на заднем. Теперь в спину ему упирались ружья, а старик положил ему на колени дробовик и патронташ. Ашер не имел ничего против ружья. Его собственное ружье по-прежнему сторожило чердак. Он пообещал себе его спрятать, а заодно где-нибудь схоронить мотыгу. А если Голобич начнет их искать? Что он тогда ему скажет? Нет, уж лучше не трогать мотыгу, оставить ее там, где лежит. Но ружье он перепрячет так, чтобы можно было до него дотянуться, не вставая с постели. Свое ружье ему хотелось убрать куда-нибудь с глаз долой, а вот держать ружье старика ему почему-то, как он заметил, даже нравилось.

Машина, дребезжа, поползла вверх по склону холма, и старик сказал, что хозяин продуктового магазинчика из Заггау довезет его на своем грузовичке до опушки леса, а там он подождет загонщиков. Если окажется, что загонщики ушли, не дожидаясь его, торговец повезет его к следующей партии.

В долине они покатили мимо низеньких домиков и далеко отстоящих друг от друга сараев, на стенах которых виднелись предвыборные плакаты. Ашер вспомнил, что в следующее воскресенье выборы. Он молчал, его попутчики тоже не проронили ни слова. Наконец, в лощине за украшенной фресками капеллой, они подъехали к длинному крестьянскому дому. Цайнер затормозил и, вылезая из машины, разговорился с охотниками, которые поджидали его между грудами тыкв. Ашер передал им через окно ружья и, согнувшись в три погибели, выбрался с заднего сиденья. На стене капеллы прямо перед ним возвышалась фигура святого Флориана, который окатывал водой из деревянной бадьи горящий дом. Он двинулся вслед за Цайнером, и, не успели они присоединиться к охотникам, как кто-то сунул ему в руки стакан со шнапсом, и он, отпив глоток, передал его дальше. Легавые охотников тявкали, рыли землю, натягивали поводки, виляли обрубленными хвостами. Ашеру снова бросились в глаза массивные патронташи, стягивавшие животы охотников. На сей раз охотников собралось человек пятьдесят-шестьдесят, больше, чем в прошлый раз. Ружья они повесили на левое плечо стволами кверху, стояли покуривая и неспешно беседовали. Сам распорядитель охоты переходил от одной небольшой компании к другой, приветствуя вновь прибывших рукопожатием, а хозяин фермы, высокий седой старик в деревянных башмаках, стоял на пороге и с ничего не выражающим лицом посматривал на собравшихся. Время от времени кто-нибудь из охотников здоровался с ним, и тогда он едва заметно пятился, отступая в сени, где за его спиной прятались двое детей. На крышах ворковали домашние голуби.

— У вас что, ружья нет? — спросил высокий, полноватый человек со спаниелем на поводке.

— Я только так, пришел посмотреть.

Внезапно Ашеру показалось, что в тоне охотника он различил скрытую враждебность. Наверняка все дело в том, что он и одет не по-охотничьи, и ружья у него нет. Его собеседник тем временем медленно направился к распорядителю охоты и принялся что-то с ним обсуждать.

Пока толстяк что-то говорил распорядителю, тот смотрел на Ашера, но не произнес ни слова.

Цайнер присоединился к загонщикам, державшим собак на сворке, а Ашер, пока остальные охотники зашагали к близлежащему лесу, чтобы оцепить его, остался с десятком других, сам не зная толком, что делать.

Они подождали, пока не выстроятся все охотники, а потом двинулись через дорогу к лесной опушке на склоне холма, чтобы ее прочесать. Ашер заметил, как охотники на лугу и в поле, прислонясь к телеграфным столбам, уже поджидают, когда загонщики выгонят на них дичь. Тотчас после этого загонщики спустили собак. Они бросились вперед, шурша листвой, залаяли, стали обнюхивать землю и деревья, а загонщики подзывали, науськивали их и натравливали.

С другого конца леса донеслись выстрелы, однако загонщики, не обращая на них внимания, спешно двинулись дальше, а Ашер думал только о том, как бы не потерять из виду Цайнера. Очки у него запотели, он снял их, протер на ходу и снова надел. В ту же минуту неожиданно раздался тоненький стон, который так же внезапно оборвался. Цайнер рванулся вперед и закричал, и Ашер увидел, как прямо перед ним откуда ни возьмись появилась собака и, держа в пасти зайца, стала отряхиваться, чтобы поудобнее перехватить добычу. Глаза у зайца были темные, широко открытые, голова бессильно покачивалась. Ашер вообразил, будто пес поймал зайца в параллельном мире, и тот погиб, только когда попал в наш мир, не привычный для него. Белая шёрстка у него на груди покрылась крошечными капельками крови, но в этом зрелище не было ничего ужасного, обыкновенно ассоциирующегося с насильственной смертью. У Ашера снова запотели очки, и, снова их протирая, он смутно различил, как Цайнер отнял зайца у пса, проткнул ножом одну заднюю лапу, продел сквозь отверстие другую и повесил зайца на вытянутой руке. Все это произошло так быстро, что Ашер едва успел осознать смысл случившегося. Идя на охоту, он намеревался сохранять ясную голову и смотреть на вещи отстраненно, но сейчас он внезапно ощутил, как его стремительно затягивает водоворот событий. Он был не в силах отдаться естественному течению происходящего и заметил, как пытается от него отстраниться. Сейчас им владело то же чувство, что и во время его гистологических сеансов, когда он рассматривал в микроскоп клетки крови или инфузорий: они находились совсем близко, все более и более открывали свой истинный облик и одновременно были бесконечно далеки. Как-то раз ему пришло в голову, что эту близость между ним и препаратами создавала тишина его рабочего кабинета и что она же не давала ему полностью отдаться обманчивому ощущению этой близости, но здесь, на охоте, его присутствие никак не влияло на ход событий (подобно тому как древесный лист или солнечник выглядели определенным образом, а не иначе, вне зависимости от того, знал он об этом, или нет). Он мог лишь отвернуться и не смотреть, но и в этом не мог проявить свободную волю, потому что словно завороженный следил за происходящим. За молодыми деревцами собаки исчезли в зарослях пожухлого папоротника, напоминающих орнамент на абстрактной картине. Желтые увядшие листья продолжали качаться и шуршать, когда собак уже и след простыл. Загонщики замерли и стали ждать, потому что, как пояснил Цайнер, кто-то вспугнул фазана. При каждом шаге он с хлюпаньем вытаскивал ноги из болотистой земли. Ашер обрадовался, что наконец выдалась пауза. Он отер пот со лба и огляделся. Тотчас же возгласы загонщиков утонули в выстрелах, и вниз со склона холма, по которому он надеялся спастись бегством, кубарем скатился подстреленный заяц. Загонщики захохотали. Они стали ждать, пока охотник, подстреливший зайца, не засунет его в рюкзак. Ашер устыдился, что не разделяет их радости. «До чего же я тяжел на подъем», — подумал он. Неужели нельзя за них порадоваться? Ведь он не испытывал ни ужаса, ни отвращения. Он лишь сознавал, что не такой, как они. Он безучастно глядел, как пес того охотника с лаем подпрыгивает за убитым зайцем, стараясь цапнуть его зубами, и как затем, когда хозяин отогнал его легким пинком, снова принялся рыскать в зарослях папоротника. Заяц в рюкзак не помещался, поэтому охотник положил его и застегнул клапан поверх заячьей тушки, так что с одного бока свешивалась голова зайца, а с другого — задние лапы.

Ашеру впервые подумалось, что представления о смерти всецело определяются человеческим зрением. «Будь заяц не больше мухи, я бы его смерть даже не заметил». Вскоре они вышли из лесу. Внизу перед Ашером теперь открылся вид на поросшую травой лощину, небольшие пруды, в которых разводили карпов, облетевшие яблони и ферму, с которой они вышли на охоту. Над лесом стояло солнце, похожее на облачко света в тумане. Ферма в лощине сверху казалось совсем маленькой, бурые куры во дворе — крохотными точечками. Распорядитель охоты собрал подстреленную дичь и потащил ее по тропе. Теперь загонщики шли медленнее, и Ашер поспевал за ними без усилий. Они оцепили следующий холм и разговорились о чем-то, прежде чем спустить собак и двинуться за ними в лес. Ашер ощущал приятную усталость. Ему казалось, будто привычный мир остался где-то далеко-далеко. Охотник, за которым он шел, отдал зайца фермеру, его рюкзак и штаны сплошь покрывали темные пятна засохшей крови.