Ангел пролетел - Устинова Татьяна

– Продержимся, бабушка! – успокоила ее Катерина, целуя мать. От гладкой розовой щеки пахло духами, кофе, ванилью – любимый, успокаивающий, очень родной запах. – Кстати, когда вы уезжаете?

– Через неделю, если все сложится, – ответила Марья Дмитриевна, наливая кофе. – Омлет поджарить?

– Омлет не изволю. Изволю йогурт, сыр и ветчину! – провозгласила Катерина.

Бабушка поморщилась.

– Хоть ты не ори, – велела она. – Марию уже не перевоспитаешь, Дима давным-давно испортил ее окончательно, а тебе вполне можно последить за собой.

Отец оглушительно захохотал, мать дала ему шутливый подзатыльник, в общем шуме Кузьма ухватил у отца с тарелки оладью и заглотил ее одним движением. После чего виновато задвинул зад подальше за кресло.

– Ты чего вчера явилась так поздно? – спросила мать, когда улеглась суматоха. Она боком сидела у стола, в любой момент готовая вскочить и броситься ухаживать за семейством, – элегантная, высоченная, лишь чуть ниже отца, стильно причесанная, в джинсах и свитере. Всю жизнь Катерина гордилась, что у нее такая мать.

– Ой, у нас новый клиент. – Катерине хотелось рассказать все родителям. Их мнению она безоговорочно доверяла. – Догадайтесь, кто?

– Березовский, – предположил отец.

– Билл Клинтон, – сказала бабушка, любившая американского президента.

– Сама ты Билл Клинтон, – разуверила бабушку Катерина. – Тимофей Кольцов, вот кто.

– Весьма солидно, – заявила мать, наливая себе еще кофе и подвигая бабушке пепельницу. – А что с ним нужно делать?

– В губернаторы продвигать, а потом в президенты.

– России? – уточнила мать.

– Нет, Швейцарской Конфедерации, – разъяснила Катерина.

– Разве вы умеете это делать? – спросила мать. – По-моему, это полное безумие. Или твой Приходченко считает, что под такое дело он наймет профессионалов?

– Мой Приходченко считает, что самый лучший профессионал – я, – усмехнулась Катерина, прихлебывая из чашки.

– Но ведь ты не занималась политическим пиаром, – вступил отец. – Или вам кажется, что это очень просто?

– Нет, мне лично кажется, что это, как выражается мама, полное безумие, но они уже подписали контракт и горды собой невероятно. Они считают, что, раз я хорошо придумала стратегию для пивоваренного завода, значит, мне ничего не стоит придумать стратегию для будущего президента.

– Объясни им, что ты этого не умеешь, – посоветовала мать, – или попадешь впросак. Не будь, как мои студенты. Они для того, чтобы их взяли работать за границу, придумывают про себя бог весть что, а потом, когда их через месяц отовсюду увольняют, звонят и плачут, что им не на что улететь в Москву.

– А она им отправляет деньги, – доверительно сообщил Катерине отец.

– Ну и что же? – Марья Дмитриевна пожала безупречными плечами под кашемировым английским свитером. – Человеку всегда нужно предоставить второй шанс, особенно если человек молод, а у тебя есть такая возможность.

– Ну а мне второй шанс никто не предоставит, – заявила Катерина, не давая семейству увести себя от темы. – Я понимаю, что если кампания провалится, то провалю ее именно я, а не Олег и не Скворцов. То есть, конечно, перед всемогущим Котом Тимофеем не я буду отвечать, но будет подразумеваться, что грош мне цена.

– Глупости какие! – громко воскликнул отец, незаметно скармливая под столом Кузьме еще одну оладью. – Если ты не знаешь, что делать, значит, нужно сразу сказать, и соответственно, или не браться, или быстро научиться.

– Дим, не корми собаку со стола, – заметила мать с досадой, – они и так у нас избаловались до невозможности. Спят где хотят, едят что хотят и где хотят. Катька с бабушкой с ними не справятся.

– А мы Вольфганга с собой возьмем, – предложил отец.

– Лучше уж тогда возьмем бабушку с Катериной, а эти пусть тут как знают, – улыбнулась мать и внезапно поцеловала отца в ухо. – Заодно Катьке не нужно будет стратегий придумывать.

Они вдвоем уезжали в Англию, в Кембридж, где отец руководил лабораторией, а мать читала лекции по физике. Обычно они отсутствовали месяца по два, иногда по три. Время от времени Катерина летала к ним погостить и однажды свозила бабушку. Страна бабушке понравилась, а кухня и англичанки – нет. «И то, и другое одинаково убогое», – заключила она тогда.

– Однажды я его видел, – задумчиво произнес отец.

– Кого? – не поняла Катерина.

– Кольцова.

– Пап, его в этой стране хоть раз в жизни видел, наверное, каждый. Его каждый день по телевизору показывают.

– Я имею в виду – живьем, – улыбнулся отец, – в прошлом году, в Париже. Мы прилетели на конференцию и жили в этом шикарном отеле, который почти на площади Конкорд. Я забыл, как он называется…

– «Георг Пятый», – подсказала мать.

– Точно! Вот мы жили в этом «Георге» и однажды столкнулись с Кольцовым в вестибюле. Он вышел откуда-то, из лифта, что ли, а мы ждали сопровождающего из Сорбонны. Я даже запомнил, что он остановился возле нас вместе со всей своей охранной сворой, потому что у него мобильный зазвонил. Он совершенно ужасный, это я точно запомнил. Больше ничего не запомнил, а что ужасный – помню.

– Ты меня просто утешаешь, пап, – пробормотала Катерина.

– Не знаю, по-моему, пытаться определить его в губернаторы – дело гиблое, – продолжал отец задумчиво. – Он весь такой… закомплексованный, что ли. Людей боится, в глаза не смотрит. Да и внешность у него, прямо скажем, специфическая.

– Это его люди боятся, – сказала Катерина, допивая кофе. – А в глаза не смотрит, чтоб никто ничего вдруг не попросил. А внешность можно любую изобразить, ты ж понимаешь.

– Дима прав, – вступила бабушка. – Вера Владимировна считает, что у всех нынешних политиков физиономии уголовных преступников, а народ таких не любит.

Вера Владимировна была одной из бабушкиных «девочек», посещавших сауну. Ее муж когда-то работал в ЦК и лично знал коменданта Кремля, а потому Вера Владимировна считалась непревзойденным авторитетом в области политики.

– И все-таки вы бы прежде подумали, – посоветовала мать, – может, и не стоит связываться…

– Мам, за меня уже подумали и связались. – Катерина начала раздражаться потому, что все, включая бабушку, были правы. – Мне остается только вывернуться наизнанку, а процесс запустить. Кстати, в понедельник меня везут представляться.

– Не злись, Катька, – посоветовал отец. – Просто мы за тебя болеем.

Катерина улыбнулась:

– Вы – отличные болельщики! Пап, если тебе нечем заняться, посмотри мой карбюратор, а? А то вы уедете, и я с ним вообще не справлюсь.

Отец согласился с неожиданным энтузиазмом, а Марья Дмитриевна пояснила:

– Ему доклад писать, а он отлынивает. Карбюратор все лучше доклада, а, Дим?! – прокричала она ему вслед.

– Проницательная ты моя! – пробасил с крыльца отец, и его ножищи с шумом протопали под окном террасы.

– Столовая закрыта до обеда, – объявила Марья Дмитриевна собакам и коту. – Выметайтесь все. Мам, ты на улицу?

– Конечно. Грех такой день в доме просидеть. – Бабушка величественно поднялась и переложила кота, бессильно свесившего ноги и хвост, в ближайшее кресло.

– Мам, обед сегодня я готовлю, – заявила Катерина, – а до обеда я должна дочитать его досье и подумать.

Она надела джинсы, шерстяные носки и огромный свитер и устроилась в гамаке под соснами. Откусывая от большого яблока, которое положила ей на колени проходившая мимо Марья Дмитриевна, Катерина некоторое время читала, а потом закрыла папку и принялась думать, мечтательно уставившись в невообразимо синее небо.

Ничего сверхъестественного в досье не было. Обычный путь обычного начинающего политика средней руки. Он был депутатом от Калининграда, а в депутаты стремились все, кому нужно прикрытие для различных махинаций или стартовая площадка для дальнейших свершений на благо отечества.

Катерина не слишком поняла, зачем вообще его понесло в политику. Прикрываться ему явно было незачем, он и так прекрасно себя чувствовал и в Калининграде, и в Москве. Людям, достигшим в бизнесе его уровня, как правило, не нужны должности для развязывания рук или поддержания статуса. Таких, как Тимофей Кольцов, во всей державе насчитывалось человек десять. Их и так все знали, без должностей. Как раз должностей подчас не знали, а физиономию по телевизору узнавали неизменно.