Другая жизнь - Илья Павлов

Вспомнил, как со своим университетским приятелем и его отцом, герцогом, ездили к ним в старый замок. Там стояла похожая башня. Герцог тогда предложил нам найти вход в нее, пока в замке готовят праздничный обед, но мы до вечера так и не управились. На следующий день, рано утром, чтобы не увидели лишние глаза, герцог отвел нас в соседний с башней дом, в котором жил вышедший на пенсию гвардеец, из преданных герцогу, и там, в хлеву, показал замаскированный лаз. Если не знать про него, ни в жизнь не догадаться. Мне было очень почетно, что герцог раскрыл эту семейную тайну не только сыну, но и мне. Сказал ему спасибо. Тот лишь улыбнулся. После смерти родителей я и так жил в их семье почти как сын. Конечно, дворцовые перевороты, интриги и прочее ушли в историю, но… береженого все боги берегут.

Пока отряд пил ром, я пошарил по окрестным, тоже почти полностью разрушенным, дворам. Уже к темноте в старом сарае увидел ложную стенку, некогда закрытую дровами, а теперь просто заваленную головешками. За ней нашел и лаз. Крышка тоже сгорела, поэтому замок ломать не пришлось. Внутрь не полез, оставил на утро… Как же. Всю ночь с потными мужиками на плечах туда и налегке обратно. Ну, одна девушка была. Лиса. Но так как обтошнила меня по дороге, то легче с ней не было.

Дальнейшие три дня и три ночи – в полном тумане. Что делал, помню, но как будто не со мной все было. Хорошо, что хоть отравленные стали оклемываться, так как я уже проваливался каждые пять минут в забытье. Отсыпался сутки, пока они город шерстили. «И пошли они дальше в унынии, так как уныние тела лечится многими способами, а уныние духа – только любовью искренней, жаждой знаний неистребимой и великой, не каждому данной, способностью удивляться на этот унылый, но такой прекрасный мир». Почитал им вечером у костра. Не это, конечно. Байки веселые. Вроде отошли.

22 ятя 316 года. Вечер. Брошенный город. Северная дорога. Старшина

За что месяц карцера?

А как ты думаешь? Стоит строй, командир бегает вдоль него и орет:

– У вас в казарме темно и грязно, как в заднице у контулукского тигра!

И тут голос, мой (конечно, не вытерпел):

– И все-то вы знаете, и везде-то вы были, ваша светлость!

Дальше объяснять?

13 моха 317 года. Полдень. Бугры, Северная дорога. Лиса

– Сержант с Веслом пойдут в город. В Рушь пошлем кого-нибудь другого. – Старшина оторвал взгляд от плохо прорисованной карты. – Одни болота вокруг, чего они тут собирают…

– Шикшу. На сахар. И на самогон, – ответила на риторический вопрос я. Остальные, стоящие вокруг стола, молчали. – Провинция спокойная, зажиточная. И деньги есть, и те, кто хочет эти денежки получить, тоже есть.

– Нам нечего встревать. Мы тут по своим делам. – Старшина снова уткнулся в кроки, подрисовывая что-то грифелем. – Пусть идут Братья и Тихий. Лиса, и ты с ними, раз так хорошо в самогоне разбираешься. Телегу возьмите. Лучше две. И местного, чтоб показал, к кому обратиться, и прочее.

– А старшим кто? – не вытерпела я. Братья меня слушать не будут. Точнее – будут, но с ухмылками и не торопясь. Сами они в командиры не рвутся.

– Старшим, старшим… – мысли Старшины были заняты другими проблемами, далеко от покупки провианта, овса и кожи. – Старшим… Пусть Старшой и идет.

– Молод еще, – встрял Второй, – дров не наломает?

– Зато он считать умеет, а то Лиса там с Братьями наторгуют… Ее обмануть попытаются, а Братья только и могут, что рожу пострашнее сделать и мечом помахать. Здесь не юг. Добрее надо с людьми.

– Хорошо, – Второй шагнул к двери, – пойду распоряжусь. А город?

– Город? Вот тут беда… – Старшина подпер голову. – Проводи Лису, зови Сержанта и Весло, помозгуем.

Мы вышли.

– Давай, вперед, мертвая. – Возница из местных – старый, но еще вполне бодрый дед – дернул вожжи. – Плохое это место. Тут раньше хорошо было. Тут богато живут. И раньше богато жили. Тут. Но спокойнее было.

– А сейчас что? – встрял один из Братьев. Другой сидел рядом. Старшой лежал сзади, не спал, смотрел открытыми глазами в небо, где в вышине парили какие-то птицы. Я тоже попыталась лечь, но телегу немилосердно трясло, и я забралась с ногами, устроившись поудобнее. Сзади на второй подводе ехал Тихий.

– А теперь тут колдун. Вот что теперь. Тут. – Полено – так звали возницу, снова дернул вожжами. – Всех под себя подмял. Плати ему, говорит, и ягодой, и деньгами. И девками. Тут. Очень до девок охоч. Ну и до денег. Тоже. Во.

Братья оглянулись на нас. Я пожала плечами: ничего нового.

– А что ж его никто не урезонит? – Братья погладили свои мечи. – Народ-то не пугливый.

– Не пугливый, – согласился дед. – Тут. Давно бы уже. Тут. Да проклятие на нем. Все знают.

– Мы не знаем, – заинтересовались Братья. – Что за проклятие?

Возница достал из-за спины флягу с непременной здесь «шикшовкой». Выдернул зубами пробку, хотел приберечь, но по взглядам Братьев понял, что закрывать не придется, выплюнул ее под колеса.

– Все знают. Тут. – Полено приложился к фляге, удовлетворенно вздохнул; вздохнул снова, уже с сожалением, и пустил флягу по кругу. Братьям два раза предлагать не надо было. Хорошо отхлебнув, передали флягу мне. Хотела отказаться, но аромат из горлышка походной тыквенной фляги заставил сначала принюхаться, а потом и глотнуть. Самогон. Но запах… Свежие ягоды так и встали перед глазами. Протянула остатки Старшому. Тот помотал головой.

– Понюхай хоть, – не отняла я руку, – знаю, что не пьешь. Гадость редкая, но запах… «шикшовка». – Тот привстал, понюхал и заулыбался.

– Бальзам на душу, – и отхлебнул. – Ох, жуть!

Братья заржали, в два глотка опорожнили. Дед понюхал пустую баклажку, спрятал в солому. До Тихого сзади долетел запах, он даже подстегнул лошадь, но поздно…

– Все знают. Тут, – снова повторил дед. – Колдун. «Кто попробует убить рушевского колдуна железом, деревом, костью, камнем, водой или огнем, сам в два дня от этого погибнет». Тут. Все знают. Тут.

Братья переглянулись, оба, не сговариваясь, потрогали свои амулеты, висевшие на шеях.

– И кто же это так красиво сказал? – встрял в разговор Старшой. – Откуда это известно?

– Так все знают. Все. – Дед с укоризной обернулся к нам. – Был сход колдунов. Давно. Там они все про себя и узнали. Вот и про нашего тоже. Он как приехал оттуда, так все и узнали. Тут. Ничего. Только безобразничает сильно. С девками. А так ничего. Жить можно. Тут.

– Так, может, он сам это все и придумал, – рассмеялся Старшой, – колдун рушевский…

– Что ты! Тут. – Возница чуть не свалился с телеги. Стал нервно оглядываться по сторонам, как будто из придорожной канавы сейчас вылезет сам колдун и накажет за такие речи. – Все знают. Тут. – Он явно не находил слов, чтоб выразить весь ужас от слов Старшого. – Вы же солдаты. Должны понимать. Ни железом. Ни костью. Тут. Такой.

Он не выдержал, спрыгнул с телеги, пошел рядом, что-то бормоча под нос и с неодобрением посматривая на нас.

Братья повернулись к Старшому. Тот откровенно смеялся.

– Хорошо придумал. Делай, что хочешь, а трогать тебя нельзя. Надо нам для отряда так же придумать. Пугать всех будем, – и дальше завыл страшным голосом: – Кто на отряд Старшины нападет, тот на понос изойдет, у того… кхм…

Мы с Братьями расхохотались.

Полено что-то пробухтел, хотел запрыгнуть в телегу, но передумал.

Дорога обогнула последний холм, взгляду открылась деревня, видная вся как на ладони. На единственной улице, вдоль солидных домов, толпился народ. Гомонили. Кто-то истошно голосил, как по мертвому.

Братья враз подтянулись, надели шлемы, положили руки на мечи. Мы со Старшим переглянулись и тоже накрыли головы. Все сидели в свободных позах, но готовые ринуться в схватку по первому поводу. Так, как сидят люди, часто попадавшие в ситуации, где рев, плач и беготня часто заканчиваются стрельбой, рубкой и кровью.

– Вот и прикупили хлебушка… – Старшой стал заряжать свой арбалет. Братья с одобрением покосились. После выстрела по Кабану арбалет Старшого они считали очень удачливым. А удача для них была чем-то вроде религии.

Телега въехала в деревню. Местные замерли при виде закованных в броню чужих людей, но, заметив Полено, который сразу шепнул ближайшим, что наемники приехали купить овса, а не грабить, снова забегали.

Старшой понял, что пора оправдывать статус командира. Он отдал арбалет мне. Понятно: не высовывайся и прикрывай. Не вопрос, дело знакомое. Подняла оба болтами вверх.

– Тихий – у лошадей, остальные – за мной.

Сам он двинулся в гущу голосящих, туда, где приметил светлую рубаху нашего провожатого. Братья с суровым видом пристроились за ним. Здороваясь по пути с хмурыми жителями, подошли к толпе. Люди раздвинулись перед нами. Старшой шел с видом главного, и перед ним расступались. Два Брата по бокам и мои арбалеты, смотрящие в небо, дополняли картинку.