Коптский крест - Борис Батыршин

— Да ладно, он у тебя добрый, соврешь чего-нибудь, — начал, было, Ваня, и тут лицо его просветлело:

— Есть, придумал! Помнишь, твой дядя просил познакомить его с моим папой? У них там еще географический вечер — чтобы он про Русскую Америку рассказал? Давай сейчас же их и познакомим? Скажешь, что отец приехал меня забирать — и попросил тебя представить его твоему дяде — вроде как, поблагодарить за то, что меня на ночь приютили. Тогда и ты отмажешься.

— «Отмажусь»? Это как? — Николка никак не мог привыкнуть к манере своего приятеля из будущего уснащать речь вроде бы знакомыми, но некстати употребляемыми словами. — А вообще-то да, можно попробовать. У дяди Василия как раз с утра уроков нет. Он, наверное, в библиотеке, готовится к литературным чтениям в юнкерском училище — его туда приглашают лекции читать, сверх общего курса. Как раз в библиотеке дядю и застанем. Он тогда, может, и мне в гимназию записку напишет — ну, что опоздал по уважительной причине.

— А я что говорил? Прорвемся. — И Ваня хлопнул Николку по спине так, что бедный гимназист едва устоял на ногах. Отец укоризненно взглянул на Ваню, а тот, как ни в чем ни бывало, продолжал: — Поможешь, пап? Дядя у Николки — классный мужик, точно как учитель в фильме «Волны Чёрного моря»[33] — помнишь, мы в прошлом году смотрели? Его еще Табаков играет.

— Да, припоминаю. Только скажи-ка, великий комбинатор, что вы наплели насчет Русской Америки? А то в показаниях запутаюсь — конфуз может выйти.

— Ой, вы и правда, согласны? — Обрадовался Николенька. Спасибо огромное, мы меня очень обяжете. Да тут недалеко, за четверть часа дойдем…

Насчет четверти часа Николенька погорячился. До улицы Маросейка, где располагалась женская гимназия, в которой служил дядя Николеньки, Василий Петрович, идти было никак не меньше получаса. Причем — быстрым шагом. А вот быстрого как раз и не получилось. Спутники Николеньки останавливались на каждом углу, глазея на самые обыкновенные вещи. Ваня снимал на свою чудесную пластинку все, что ни попади: извозчиков, прохожих, вывески магазинов, даже полосатую будку с шлагбаумом, возле которой маялся от безделья пропылившийся рядовой гарнизонного полка. Олег Иванович не отставал от сына — так что расстояние, который Николка пробегал в иной день минут за 20, пришлось преодолевать почти час.

А у гостей из 21-го века разбегались глаза. Вокруг них оживали фотографии из старых фотоальбомов, и путешественникам хотелось впитать то, что творилось вокруг, не упуская ни одной мелочи; запоминать — и фиксировать, фиксировать, фиксировать. Вот, например, магазинчик, судя по вывеске — канцелярские принадлежности и бумага; а кто знает, что за раритеты скрываются за его скромной вывеской? В этом веке пишут, если и не гусиными пеньями, то уж наверняка — древними чёрнильными ручками, которые всякий раз надо окунать в смешную чёрнильницу-непроливашку, аккуратно промокая каждый раз расплывающиеся фиолетовые строчки. А улицы — как же они изменились за эти 130 лет! Взгляд Олега Ивановича выхватывал из общей, чужой картины лишь отдельные знакомые здания. Он вроде бы узнавал общие очертания московских переулков — знакомых, но ставших в одночасье другими. Но, стоило повернуть за угол — и целый переулок улыбался гостям из 21-го века чередой фасадов, почти не изменившихся за эти, столь безжалостные к московской архитектуре, 130 лет…

Путешественники, в свою очередь, вызывали на здешних улицах изрядный интерес. Извозчики, проезжая мимо, удивленно щелкая языками. Приличные прохожие исподволь бросали любопытствующие взгляды, тактично отворачиваясь, если случалось встретиться глазами с кем-то из странных чужаков. А вот уличные зеваки не считали нужным скрывать любопытство — вон, из двери мелочной лавочки высунулся ражий веснушчатый детина — да так вытаращился на необычных гостей первопрестольной, что даже картуз в пыль уронил…

Гимназия для девочек, в которой преподавал словесность дядя Николеньки, была основана в 1884 году при Доме воспитания для детей-сирот офицеров, погибших в Русско-Турецкой войне. Дочка Василия Петровича, кузина Николеньки, миловидная Марина, с которой Ваня уже успел познакомиться, тоже училась в этом заведении. Девочка не относилась к офицерским сиротам, но место ей предоставили — как дочери преподавателя. Николка не раз бывал в дядиной гимназии, и даже участвовать в спектаклях, которые ставили воспитанницы. Так что мальчик уверенно кивнул швейцару, сторожившему тяжелые двери дома на Маросейке и запросто прошел внутрь. Олег Иванович и Ваня проследовали за ним, испытывая легкую неуверенность — кто их знает, здешние порядки? В гимназиях 21-го века, — да что там, даже в обычных школах, — давным-давно были введены магнитные пропуска; охрана нипочем не бы пропустила в здание постороннего взрослого, хотя бы и в сопровождении сына одного из педагогов.

Но здесь, похоже, нравы были попроще. Солидный, как министр двора, швейцар поклонился визитерам и отворил перед ними тяжкие дубовые двери, украшенные замысловатыми бронзовыми ручками — и наши герои ступили под сень храма просвещения. Здание гимназии оказалось солидным, основательным и отличалось чрезвычайно запутанной планировкой. Впрочем, Николенька уверенно вел своих спутников по этому лабиринту. Навстречу то и дело попадались ученицы — девочки разных возрастов, в серо-голубых платьях с белыми фартуками. Олег Иванович хмыкнул про себя — фартуки эти были ему знакомы, еще по собственным школьным годам. Он знал, конечно, что форма для девочек за сотню лет изменилась мало — но чтоб настолько!

Встречные барышни присаживались в коротких реверансах, благопристойно потупив глаза, и спешили дальше, по своим гимназическим делам. А мальчики затылками чувствовали быстрые взгляды, которые бросали им вслед девочки, но — не оборачивались. Николка выдерживал характер, не желая давать повода для насмешек любимой кузине. Если хоть одна из барышень окажется одноклассницей Марины — та вечером не упустит случая подколоть двоюродного братца: «Что, дорогой кузен, опять гимназисткам глазки строите, вместо того, чтобы учиться?»

Что до Вани — он был слишком занят, чтобы отвлекаться на симпатичных барышень — хотя в иной ситуации и не остался бы столь равнодушным. А сейчас — Олег Иванович в спешном порядке инструктировал сына, в который раз повторяя наспех сочиненную по дороге легенду:

— Значит так, все запомнил? Из Ситки — это бывший Ново-Архангельск, столица Русской Америки — в Сан-Франциско, на котиковой шхуне. Кто его знает, есть ли там регулярные рейсы, но котиколовы точно ходят и туда, спасибо Киплингу[34]. Дальше — пакетботом до Сингапура. Его не может не быть, тут мы не ошибемся. Потом, на британском пароходе в Бомбей, это тоже наверняка регулярный рейс. Ну а дальше — на грузовом судне в Бендер-Аббас. Не припомню других портов в Персии, ну да ладно, этот уж точно никуда не делся.

— В Персии? — переспросил Ваня. — А это где?

— Чему вас в школе учат? — возмутился Олег Иванович. — Иран это. Раньше он назывался «Персия».

— Точно, — смутился мальчик. — Теперь вспомнил. Там еще Грибоедова убили.

— Ну хоть и на том спасибо, а то я уж думал, что ты скатился к уровню ЕГЭ. — язвительно заметил Олег Иванович. — Впрочем, о Грибоедове потом. Запоминай: дальше караванами до Тегерана — такого излишества, как железная дорога, там еще лет 10 не будет[35]. А от Тегерана — на север, тоже караванами, и по рекам, до самого Каспия. Убейте меня, если помню, как называется этот городишко… Ну, порт персидский на Каспийском море[36]. А уже оттуда — русским пароходом, в Баку.

— Пап, а к чему такие сложности? Персия, Бомбей… спасибо, хоть не Китай. Может, с Запада? Как белые люди — через Атлантику, потом в Питер…

— Если с Запада — то, лучше уж, в Одессу. Пароходом из Нью-Йорка в Марсель, а оттуда — в Одессу. Классический вариант. Можно и в Питер, конечно, — если через Гамбург и Ливерпуль; но нам от этого варианта лучше держаться подальше. Если мы захотим — а мы наверняка захотим, — здесь как-то легализоваться, то придется подумать о документах, верно?

— Ну да, — кивнул Ваня. — А что тут сложного? Найдем в Инете образец, да и распечатаем.

— Все бы тебе в Инете искать! — фыркнул Олег Иванович. — Не стоит считать здешних жителей совсем уж зулусами. Что такое водяные знаки, здесь знают отлично, так что листочком из принтера не обойтись, придется помозговать. И дело даже не в водяных знаках или ржавых скрепках[37]. Если мы с какими-то документами, пусть, американскими, легально въехали в Россию — то ведь должна быть в них отметка о пересечении границы, так?

— Ну, так, — согласился Ваня. — Вон, у нас в загранпаспорте на границе всегда штампик ставят.