Свидетели - Жорж Сименон

— Голова или, вернее, то, что от нее осталось, лежала между рельсами метрах в десяти от тела, отброшенного от полотна на откос. Я побежал на вокзал и сразу же позвонил в полицейский комиссариат.

Мабиль не упомянул еще одну деталь, фигурировавшую в протоколе следствия:

«Вопрос: У нас возникли какие-либо предположения о личности убитой?

Ответ: Я сразу опознал ее по зеленому пальто и красному платью.

Вопрос: Значит вы знали, что это труп Мариетты Ламбер?

Ответ: Я знал ее только по имени. Часто встречал в нашем квартале и слыхал про нее всякое».

Об этой подробности свидетель забыл, зато неожиданно вспомнил другую, которую и не замедлил сообщить суду:

— Когда я обнаружил тело, мне сразу бросилось в глаза, что на одной ноге нет туфли. Начальник вокзала, которому я обо всем доложил, велел мне возвратиться на четыреста девятый километр, дождаться полиции и ответить на ее вопросы. Я подоспел туда почти одновременно с комиссаром, его письмоводителем и двумя полицейскими в форме. Вскоре подъехала машина, откуда вылезли незнакомый мне врач, кто-то из прокуратуры и сотрудники уголовной полиции. Они сразу принялись все фотографировать. Мне задали несколько вопросов, на которые я постарался ответить исчерпывающим образом.

Это выражение, видимо, нравилось свидетелю: он произнес его с подчеркнутой интонацией и, чтобы оценить произведенное впечатление, бросил беглый взгляд на председательствующего.

— Ночью по пути прибытия проходят только два поезда. Сначала, в двадцать три пятьдесят три — парижский скорый; затем, в час четырнадцать — приморский товарный. Иногда бывают и другие товарные составы, но в ту ночь их не было — я сам проверял.

Ломон поочередно посмотрел на присяжных, и ему показалось, что г-жа Фальк хочет задать вопрос, но когда он предложил ей взять слово, она покачала головой.

— Свидетель может быть свободен. Введите…

Со скамьи защиты поднялся адвокат Жув.

— У вас вопрос, мэтр Жув?

— С вашего позволения, я просил бы выяснить у свидетеля, при каких обстоятельствах ему ранее случалось встречаться с погибшей?

— Вы слышали вопрос, месье Мабиль? Если я правильно понял, защиту интересует, где и когда вы встречали Мариетту Ламбер.

— На улице. Квартал, где она проживала, находится поблизости от моего. Я часто видел, как она входила в бары или выходила оттуда.

— В сопровождении мужчин?

— Да, почти всегда.

— Вы об этом хотели спросить, мэтр Жув?

— Случалось ли свидетелю видеть Мариетту Ламбер пьяной?

— Можете отвечать, месье Мабиль.

— Однажды видел. Она была с тремя разбушевавшимися матросами, которые пытались высадить дверь кафе, куда их не пускали. По-моему, хозяину пришлось вызывать полицию.

Адвокат с удовлетворенным видом уселся на место в классической позе защитника, который выяснил для себя нечто сугубо важное. Ломон повидал немало таких позеров; они тоже разыгрывали подобную комедию. Но сегодня она почему-то показалась Ломону нелепой, и он почти жалел молодого Жува с его потугами на значительность.

Ламбер, казалось, ничего не слушал. Подперев подбородок кулаками, он смотрел в зал, не задерживая взгляд ни на ком и, видимо, утратив интерес к происходящему.

— Фамилия, имя, возраст, род занятий?

— Мартен Ревер, сорок восемь лет, комиссар полиции в квартале Буль д’Ор.

Комиссар поднимает руку, приносит присягу, дает показания тем же профессиональным слогом, каким, вероятно, пишет донесения.

— Двадцатого марта прошлого года в шесть десять утра бригадир Дорваль доложил мне по телефону, что на железнодорожных путях вблизи Котельной улицы обнаружен труп женщины. Я выехал на место происшествия с письмоводителем и двумя полицейскими, предварительно приказав бригадиру поставить в известность судебно-медицинского эксперта и прокуратуру. На четыреста девятом километре я застал только что прибывшего туда помощника начальника вокзала Мабиля и немедленно приступил к…

Дальше Ломон не слушал. Несколько раз он силился понять и связать между собой долетавшие до него слова, но они почти мгновенно сливались в однообразный гул. Впрочем, он и без того знал дело чуть ли не наизусть. Хорошо знал Ломон и комиссара, того самого, что семь лет назад выдал Люсьене Жирар свидетельство о благопристойном поведении. Ревер занимался и политикой, главным образом, муниципальными интригами; кое-кто утверждал, что он может обеспечить своему кандидату на выборах от четырехсот до пятисот голосов.

Комиссар, крупный мужчина в хорошо пригнанном мундире, говорил уверенно, а красная ленточка в петлице свидетельствовала, что государство считает Ревера своим примерным слугой.

Случалось ли комиссару бывать в перчаточном магазине на улице Кармелитов? Впрочем, это не существенно. Всякий раз, когда мысли Ломона начинали скользить по этому направлению, он усилием воли возвращал их к реальности. Он стыдился этого наваждения, относил его за счет гриппа, и порой проводил языком по пересохшим губам, чтобы убедиться, что у него не повышается температура.

— В семь пятьдесят останки были отправлены в морг, что и зафиксировано в протоколе, а расследование дела передано уголовной полиции.

Радиатор позади присяжных опять зашипел. Адвокат Жув снова поднялся с места, и председательствующий кивком разрешил ему задать вопрос.

— Не угодно ли суду выяснить у свидетеля, составлялись ли ранее в комиссариате протоколы на упомянутую Мариетту Ламбер?

Ответ также был известен Ломону из материалов предварительного следствия; тем не менее он задал вопрос комиссару.

— Только однажды: четырнадцатого сентября прошлого года за пьянство и нарушение общественного порядка в ночное время.

— В компании трех матросов?

— Да. Все они провели ночь в полицейском участке.

— Есть еще вопросы, мэтр Жув?

Адвокат молча опустился на скамью.

— Введите следующего свидетеля.

Им оказался судебно-медицинский эксперт доктор Лазар, мужчина с усами, побуревшими от бесконечных сигарет; ему, как будто, доставляет удовольствие злорадно нагромождать самые ужасные, самые отвратительные подробности.

— Двадцатого марта в половине седьмого утра телефонный звонок из полицейского участка в квартале Буль д’Ор уведомил меня, что…

Наступал вечер, и потолок над плафонами уже затянула тень. Серые окна постепенно чернели, по стеклам скатывались крупные капли сгущавшегося тумана.

Триста человек, сидевшие в зале, молча устремив взгляд в одну точку, не шевелились, и, если кто-нибудь случайно шаркал ногой или начинал кашлять, этот слабый шум производил впечатление оглушительного грохота.

Когда ребенком, особенно на рождество, Ломон бывал в церкви, у него тоже возникало ощущение, будто он перенесен в иной мир, в иную жизнь, и это приводило его в такой трепет, что ему приходилось сдерживаться, чтобы не закричать, а после, вновь увидев на улице освещенные окна домов, услышав привычные звонки трамваев, голоса прохожих и выкрики газетчиков, он испытывал огромное облегчение.

Ломон наблюдал за Ламбером, видимо, погруженным в оцепенение. О чем он думает, почему у него ничего не выражающий взгляд? О чем думают судья Деланн и советник Фриссар, который время от времени подает знаки сидящей в зале жене?

Они собрались здесь с утра, чтобы судить человека, и обязаны неукоснительно соблюдать неизменную процедуру, в которой Ломон, будучи председательствующим, ничего не властен изменить.

С 20 марта, точнее, с того момента, когда комиссар полиции появился на железнодорожном полотне, где был обнаружен труп, колеса судейской машины безостановочно вертелись вот уже несколько месяцев. Онорэ Каду, человек невозмутимый и дотошный, допросил десятки свидетелей, но для судебного разбирательства отобрал из их показаний лишь самые существенные. Десять, двадцать раз следователь задавал Ламберу в присутствии его адвоката одни и те же вопросы. Во все концы Франции — в Париж, Марсель, Лион — были разосланы запросы. Четверо судей, в том числе Деланн и председатель апелляционного суда Анри Монтуар, почти неделю изучали постановление о передаче дела в суд и само дело, в котором содержались все подробности, все пункты обвинения, терпеливо собранные следователем. Ломон в последний раз внимательно перечитал протоколы допросов Ламбера, а за неделю до этого распорядился доставить к нему обвиняемого и в тиши кабинета, в присутствии Жува и секретаря суда, попытался составить мнение о нем.

С тех пор, как изуродованный труп Мариетты Ламбер был ранним утром обнаружен на железнодорожной насыпи, прошло почти девять месяцев, и вот, наконец, через несколько часов шестеро мужчин и одна женщина в нелепой черной шляпке, выбранные почти наугад, вынесут решение не только о том, действительно ли Дьедонне Ламбер убил жену, но и было ли это убийство предумышленным; при положительном ответе на второй вопрос подсудимого ждет гильотина.