Том 4 - Василий Ян

В Новгороде уже знали об этом, и вече зашумело:

— Ну что ж, пускай остается у нас, выбираем его с полной охотой! Лишь бы он не теснил нас, как ты, бывало. Ведь длань у тебя, княже, тяжела и прижимиста.

— Да и у сынка моего, — засмеялся Ярослав, — рука тоже не легкая, зато ежели кто в Новгородскую землю попробует сунуться, он, не сомневайтесь, спуску никому не даст!

Князь Александр прибыл в Новгород хмурый и суровый. Он ехал во главе своей дружины переяславльских всадников-копейщиков. Копья они держали, воткнув нижний конец в петлю у стремени. На каждом копье был цветной треугольный флажок: в первой сотне — красный, во второй — синий, в третьей — пестрый и в четвертой — черный. В четвертой сотне были перешедшие на службу к русским степняки-кочевники с Дикого поля, о которых на севере все слышали, но мало кто видел. У кочевников все было иное: и кони лохматые, с длинными гривами, и седла с высокой лукой. На седлах они сидели, высоко подобрав ноги и согнувшись, как дикая рысь перед прыжком. И колпаки у них были рысьи, а у иных — волчьи.

Новгородцы смотрели на прибывших из Дикого поля всадников и перешептывались:

— Вот они какие, степняки эти! Небось прибежали к нам за помощью, когда навалились на них татары.

— А разве мало их служило и раньше в дружинах наших князей!

Весь отряд проследовал на княжий двор в Городище, и там задымили костры.

Александр был еще молод, едва ли ему было восемнадцать лет, но лицо его уже носило отпечаток пережитых суровых боевых дней. Между сдвинутыми черными бровями легла чуть заметная складка.

Дружинники расположились в Городище, где начали жить своей особой жизнью, не смешиваясь с новгородцами. Те же дружинники, что остались от прежних князей, собрались на княжьем дворе в ожидании новых приказов.

— Новый князь — новая гроза! — говорили они.

Александр вышел к ним решительными, большими шагами и остановился на крыльце, пристально оглядывая собравшихся. Он поздоровался с некоторыми пожилыми воинами, которых помнил по имени, и сказал:

— Нашей родине нужны опытные дружинники. Опять грозят нам набеги иноземцев. Довольно они нас ворошили. Пора положить этому конец. Нужно быть готовыми к жестоким схваткам. Кто из вас остарел, изранен и не может драться, пусть уходит домой на заслуженный покой. Тех же, кто останется, ждет слава и благодарность всей земли Русской.

Александр еще раз окинул всех пристальным взглядом и, все такой же хмурый, вернулся в княжеские палаты, где его поджидали посадник, тысяцкий и новгородские бояре.

Со всеми ими он держался холодно и даже сурово и довольно долго объяснял, что предстоят жестокие схватки с угрожающими Новгороду иноземцами, напирающими с запада.

— Надо быть готовыми к упорной и длительной борьбе. Но нам это не впервой, и мы, даст Бог, справимся.

— Справимся! Справимся! — воскликнули присутствующие, невольно чувствуя уважение к спокойному и уверенному молодому князю.

Он вдруг, резко оборвав свою речь, кивнул головой, повернулся и ушел к себе.

Бояре постояли, поговорили и разошлись, решив, что с князем Александром Ярославичем запросто держаться не придется.

На другой день по приезде Александра в Новгород было созвано большое вече, на которое он явился с несколькими своими дружинниками. Даже среди рослых, статных воинов в блестящих, как серебро, шеломцах и кольчужных рубахах Александр выделялся своим величавым обликом.

— Вече ожидает твоего слова! — обратился к нему подошедший старый посадник Степан Твердиславич.

Князь поднялся по ступеням на каменный помост. Он стоял спокойный и смотрел куда-то вдаль, поверх шумной, медленно затихавшей толпы. Его лицо с большими, такими же суровыми, как у отца, глазами было еще очень юным: над верхней губой протянулась едва заметная темная полоска.

Он молчал. Его лицо осталось невозмутимым и тогда, когда к нему снова обратился посадник, держа в руках серебряный поднос, на котором лежала княжеская шапка с парчовым верхом, отороченная куньим мехом.

— Орленок! — вполголоса прошептал кто-то из бояр.

— В отца пошел!

— Княже Александр Ярославич! Вече новгородское призывает тебя быть нашим князем. Челом тебе бьет! — сказал кланяясь посадник.

Александр еще больше выпрямился и обвел спокойным взглядом незнакомую многоликую толпу. Тысячи глаз с тревогой и любопытством глядели на него.

Посадник приблизился еще на шаг и вторично повторил:

— Княже Александр Ярославич! Новгородцы челом тебе бьют. Аль не видишь?

— Не вижу! Вижу только, что новгородцы стоят со своими треухами и колпаками на затылке. Так князя не призывают!

Посадник повернулся в сторону бирючей [33]и крикнул:

— Призовите новгородцев снять колпаки!

Бирючи проревели:

— Кто призывает князя Александра Ярославича княжить в Новгороде, выполняйте древний дедовский обычай — скидавайте колпаки!

Вече зашевелилось, и вся толпа, затихнув, обнажила головы.

Точно очнувшись, Александр снял свой шелом и передал его дружиннику. Он заговорил. Его слова звучали искренностью и волей. Могучий голос разносил их по всей площади:

— Слушай меня, Господин Великий Новгород! Я пришел сюда к вам с моей верной дружиной не своей вольной волей, а только по наказу моего батюшки, великого князя Ярослава Всеволодовича. «Поезжай, — сказал он мне, — и помоги Новгороду в трудном ратном деле. Теперь время настало тревожное, и я должен поспешать в Киев на съезд князей, чтобы решать, как спасти от татарских недругов святую землю нашу. Со всех концов на нее надвигаются лютые вороги и несут смерть, полон и разорение. Надобно всем нам дружно встать плечом к плечу, чтобы легче было отбросить злых иноплеменников». Так наказывал мне мой батюшка.

Александр остановился и снова обвел взглядом толпу.

— Я пришел сюда не править вами, не о нуждах ваших житейских заботиться — для этого у вас имеется всеми почитаемый многоопытный посадник Степан Твердиславич и другие мудрые люди думы и совета. Я же только воин, и мне дело — это ратное дело. Я недавно прибыл из Полоцка, откуда вместе с князем Брячиславом мы гонялись за хищными рыделями, поднявшими против нас неразумных литовцев, не ведающих, кто их и наш главный враг. Наши переяславльские и суздальские рати напали на литовцев, освободили русских пленных, которых те гнали, как скотину, в свои леса, и отбили обозы с награбленным добром. Но там, на литовском рубеже, борьба еще не кончена и предстоят жаркие схватки. Немцы продолжают точить мечи и собирают на своей земле все новые отряды разбойников с черными крестами на груди и волчьей злобой в сердце. Вот для борьбы с ними я и приехал сюда, об этом будет моя главная дума и забота.

Из толпы раздались дружные голоса:

— Ты люб нам! Оставайся у нас! Призываем тебя княжить в Новгороде!

Тогда Александр повернулся к посаднику, взял княжескую шапку, перекрестился и надел ее на голову.

В день своего отъезда Ярослав обнимал и мял сына сильными руками:

— Рад я тому, что о тебе уже добрая слава идет, что назад от ворогов ты не пятишься и на недругов налетаешь соколом. Рад я и тому, что вернулся ты изо всех боев с литовцами и немцами цел и невредим и все у тебя на своем месте: и голова на плечах, и руки не посечены. Теперь ты можешь по праву отдохнуть и сердце потешить охотой.

— Нет, князь-батюшка! Беспокойна душа моя, гнетет меня неугасимая тоска. Чую я, что у тебя покою нет и что та же дума тебя тревожит.

— Ты к чему это речь клонишь?

— Ведь к самой нашей околице уже подходят татары. Того и гляди, даже сюда, в Новгород, нагрянут.

Ярослав, подумав, спокойно ответил:

— А мыслится мне, что хан Батый уже упустил в эту весну время и что не дойдут татары до Новгорода. Ты же знаешь, что сейчас нет ни проходу, ни проезду через Селигерские болота. Где же пройти целой рати? Реки скоро вскроются, кормов для коней нет. А какой же татарин без коня?

— А если доберутся, ведь горюшком зальется вся наша земля. Не так ли? — спросил, опустив глаза, Александр.

Они помолчали.

— Потому-то нет у меня ни отдыха, ни веселья, — продолжал Александр, — и я молю тебя: дозволь мне… — И он замолчал, закусив губу.

— Что надумал, говори! — приказал Ярослав.

Александр тряхнул темными кудрями и прямо взглянул в глаза отцу:

— Дозволь — я им навстречу выйду.

— Ты что ж, сдурел? Или, как старый богатырь Илья Муромец, хочешь один опрокинуть орду несметную?

— Нет, князь-батюшка! Не о том моя забота. Хочу я посмотреть вблизи, в упор, татарских воинов. Посмотреть и смекнуть: как, на какую уловку смог бы я поймать и одолеть татарского зверя? В чем их несказанная сила? Ужели они пострашнее всех наших врагов: и рыделей немецких, и свеев, и литовских разбойников? Может ли то быть? Скопом ли берут татары или хитростью? Больно уж, говорят, их много. А ежели бы один на один с ними повстречаться, то, ей-ей, мы бы их в землю вбили. Не верю я, чтобы каждый татарин был в два раза выше и могутнее нашего ратника или новгородского бойца кулачного.