Белка - Сергей Бушов

Пахотнюк закричал и побежал наобум, сломя голову. Врезался в забор. Споткнулся о собачий труп, потом о человеческую ногу. Вылетел со двора и до смерти перепугал Михеича тем, что вцепился ему в рукав и запричитал:

- Антон Михеич, увези меня отсюда, Христом Богом прошу…

И разревелся.

X

За то время, пока они добирались до здания администрации, впрочем, Егор Тимофеевич вполне пришел в себя, и, едва переступив порог кабинета, телефонировал своему давнему знакомому, полковнику Лосеву.

- Добрый день, Константин Аркадьевич. У тебя войска есть?

- Здорово, Егор Тимофеевич, - ответствовал Лосев. - Не могу тебе сказать – военная тайна.

- Да брось кочевряжиться. Есть у тебя там броневики какие-нибудь, пушки?

- Ну, есть что-то. На кой ляд тебе?

И поведал Пахотнюк о своей проблеме. Сначала Лосев отнекивался, мол, я же своему начальству подчиняюсь, а не вам, гражданским, но Егор Тимофеевич намекнул, что знает он про всякие махинации Лосева с боеприпасами да с горючкой, не говоря уж о пяти нелегально приобретенных квартирах. Лосев стал оправдываться, что не может просто так вот войска в боевую готовность приводить, но Пахотнюк предложил всё представить как учения для поддержания личного состава в форме, и Лосев сдался.

В ходе дальнейшего разговора, правда, выяснилось, что из боевой техники у него сохранилось лишь два танка, оба не на ходу, из которых вроде как можно было собрать один, только без горючки. Да и с бойцами не то чтобы очень – недобор, плюс ко всему часть угнали генералу дачу под Москвой строить, а троих комиссовали после неосторожного обращения с гранатой.

Пахотнюк обещал горючку найти, а об остальном просил Лосева позаботиться, чтобы уже утром выйти в поход против Белки и окончательно и бесповоротно её изничтожить.

На следующий день в парк по главной дорожке проследовала необычная процессия: большой ржавый скрипучий танк, крашенный жёлто-коричневыми пятнами, которым управляло три ограниченно вменяемых солдата, затем три пеших бойца с автоматами, ещё один за рулём мотоциклетки с коляской, в которой восседал Лосев – лысый мускулистый детина под два метра ростом в больших очках, за ними джип с Пахотнюком, Рябинкиным и Михеичем и следом подвода с кучером, водкой и прочим провиантом.

Танк, при ближайшем рассмотрении, доставлял больше хлопот, чем пользы – застревал меж деревьев, постоянно глох, дымил и шумел. Однако постепенно охотники на Белку продвигались вглубь леса, и это доставляло Пахотнюку удовлетворение и предвкушение того, как он сам своими руками эту Белку придушит.

Вскоре случилась заминка – танк, переехав через очередную корягу, сполз в небольшое болотце и увяз. Лосев, кроя бойцов матом, вылез из мотоциклетки и, подойдя к танку, стал давать непосредственные указания, какой гусеницей в какую сторону вертеть. Через несколько минут стало ясно, что просто так не выехать – танк погрузился уже по самую башню. Тогда Лосев приказал бойцам рубить деревья, чтобы притопить их и попытаться выбраться на них гусеницами.

- Там горючки на сто рублёв и движок, мля, почти новый. Его, нах, ещё продать можно! – кричал он.

Лосев сам прыгал вокруг танка, непрерывно матерился, вяз по пояс и совсем уже испачкался в грязи, когда вдруг срубленное солдатами дерево рухнуло ему на голову, и он с макушкой ушел в болото.

- Спасать же надо, - забеспокоился Рябинкин.

- Да что там спасать, - буркнул Пахотнюк. - Сам уж утоп, ещё и эти друг друга передавят.

В подтверждение его слов танк издал огромный бульк и почти моментально скрылся в болоте целиком вместе с бойцами.

- Разворачивай, Михеич, - сказал Пахотнюк. – Нечего нам тут делать боле.

- А я вот думаю, Егор Тимофеич, - мечтательным тоном прошамкал Рябинкин, - что эту Белку всяким там оружием не взять. Потому как она самая настоящая нечисть.

- А чем взять? – тоскливо спросил Глава.

- Есть на Руси такие святые люди, которых любая нечисть страшится. Вот, я слыхал, в Целой Мудре живет схимник один, Гриша. Про него такая слава ходит, ой-ой.

- А, - махнул рукой Пахотнюк, - нехай будет схимник. Михеич, правь в Целую Мудру.

XI

Что и сказать, слава про схимника Гришу ходила. Говаривали, что он святой человек, что болезни и прочие напасти его не берут, потому что он денно и нощно молится Богу, изнуряет свое тело самобичеванием и ношением вериг, почти ничего не ест и не спит. Рассказывали, что лечит он людей наложением рук, всегда всем дает верные советы, как и что делать, а особенно чего не делать, и сам волен с любого человека снимать любые грехи.

Никто не знал, где и когда он принял схиму, да, собственно, никто толком и не знал, что такое эта схима есть, но при слове «схимник» к Грише заочно все проникались глубочайшим уважением.

Жил Гриша в каморке на окраине деревни, размером чуть больше отхожего места, рядом с ней же он завел небольшой огородик – огурчики, картошечка - и изредка выходил по ночам в земле покопаться.

До Целой Мудры ехали битый час, поскольку дорога оказалась почти что непролазной – даже импортная железная колымага то и дело норовила лечь на грунт днищем. В конце концов, перевалив через очередной косогор, Михеич ткнул пальцем вперед:

- Вон она, Целая Мудра.

Каморку Гриши долго искать не пришлось, примостилась тут же, возле овражка. У неё стоял, разговаривая с кем-то невидимым через малюсенькое окошечко, мужичок, теребящий в руках картуз. Пахотнюк с Рябинкиным встали поодаль и терпеливо ждали.

- Денежку украсть грех большо-ой, - доносилось из каморки. - Нелегко его замолить будет.

- Да ты уж постарайся, Гриша, на тебя одна надёжа, - причитал мужичок. - Я тебе и гостинцев принес.

Он просунул в окошечко бутыль с мутным пойлом и какой-то пакетик.

- Ну, мил человек, чем смогу, помогу, - ответствовал Гриша. - А там уж как Бог даст. На-кось, целуй крест.

Мужичок поцеловал крестик, просунутый в окошко суховатой трясущейся рукой, и перекрестился.

- Да гляди у меня, больше не греши! – грозно приказал Гриша. – А то на вас на всех молитв-то не наберёшь.

- Да что ты, Гриша, один раз только вот бес и попутал.

- Ну, ладно, ступай себе.

Мужичок, кланяясь, ушел восвояси, и Пахотнюк приблизился к окошечку.

- Здравствуй, - сказал он. - Это ты, что ли, Гриша-схимник?

- А то кто же, - донеслось из каморки. – А ты кто будешь?

- Да я Глава Поселения, Пахотнюк Егор Тимофеевич. Слыхал?

- Может, и слыхивал, да уши ветром продуло, я и забыл. Чего тебе надобно? Грех какой отмолить?

- С грехами сам разберусь. А пусти-ка ты нас внутрь. Не дело через дырочку разговаривать.

Окошечко захлопнулось, дверь растворилась. На пороге стоял махонький человечек с длинной бородой – не слишком старый, довольно худой, слегка выпимши.

- Заходите, раз уж пришли.

Пахотнюк, а за ним и Рябинкин втиснулись в каморку. Места тут на троих не хватало. Крохотный лежачок, стульчик, стол с подсвечником и парой книжек на нём, под столом рядок из разнокалиберных бутылок, по большей части опустошенных.

На гвозде, вбитом над столом, висела чудная железная конструкция из ошейника с крючьями и тяжёлых цепей.

- Это и есть, что ли, твои вериги? – спросил Пахотнюк.

- Они.

- А чего же не носишь?

- Да зело шею трут. Говори, что за дело-то ко мне.

- Нечисть у нас в лесах завелась. Вроде как зверь. Кусает всех, а от этого люди с ума сходят да мрут. Белкой прозвали. Можешь её прогнать?

- А мне что с того за выгода? – поинтересовался Гриша.

- Ну, проси, чего хочешь.

Гриша почесал голову:

- Это же мне придётся к вам ехать. Да еще неизвестно за сколько времени я ваши грехи-то замолю. Огородик, опять же, бросать жалко. Значится, так. За огородом и домиком пусть кто присмотрит. То ли местного кого попросите, то ли своего, мне без разницы. Каждый день мне надо еды какой ни на есть и две бутылки водки. Если погода плохая, лучше три. И целковый в день, чтобы было из-за чего таскаться.

- По рукам, - тут же согласился Пахотнюк, и в глазах Гриши можно было прочесть: «Эх, видать, продешевил».

- Да, - добавил Гриша. - Мне там будет где жить-то?

- Найдём.

На том и порешили. Насчёт огородика тут же договорились со старушонкой, живущей неподалеку, даже денег не взяла, сказала: «Для Гриши мне не жалко». В «бесовскую коляску» Гриша лезть отказался, сказал, что пешком дойдёт. Собрал себе в мешок книги, какую-то одёжку, вериги, бутылку водки и крест. Взял в руку палку да двинулся.

- К вечеру дойду. Встретьте меня там, проводите до жилья. С утра и начнём.

Пахотнюк кивнул. Джип покатил по проселку обратно.

- Сразу видно, святой человек, - сказал Рябинкин. - Такого за версту чуешь.

- Главное, чтобы Белка почуяла, - ответил Пахотнюк. - И сгинула к своим беличьим чертям.

По дороге договорились, что Рябинкин встретит Гришу и поселит в сторожке на краю парка. Когда-то давно жил в ней сторож, да спился и помер, а нового Пахотнюк решил не нанимать – на кой ляд сторож в парке? Рябинкин обещался отнести Грише выпивку, еду и плату за первые дни, а утром и сам Пахотнюк собирался наведаться, посмотреть, как дела.