Москва 2087 (СИ) - Белолипецкая Алла

Глава 4. Приговоренный

Январь 2087 года

Москва

1

Макс понимал, что имел в виду Сашка, говоря: руки его знали об оружии больше, чем он сам. Все, кто проходил трансмутацию, в той или иной мере ассимилировали фрагменты личности своих доноров. Макс тоже это ощутил — когда вместе с мозговым экстрактом восемнадцатилетнего Ивара Озолса, несостоявшегося жениха Настасьи Рябовой, принял в себя и какую-то часть его характера. Стал чуть более порывистым, чуть менее склонным к рефлексии. Так что — и насчет Сашки удивляться ничему не приходилось.

Тот человек — Сергей Сергеевич Седов, чью принудительную экстракцию произвели в специализированной клинике на востоке Москвы в начале октября 2086 года — был отнюдь не примерный гражданин. Иначе он в эту клинику и не попал бы. И те полицейские, в которых Седов стрелял — он убил их как раз из «Льва Толстого». Убил, когда они пытались задержать его и отобрать у него добычу, стоимость которой превышала сумму их годовых окладов за сто лет: капсулы с мозговым экстрактом. Причем ценность этого экстракта теперь возрастала многократно — когда технология реградации давала шанс при помощи него возвращать к жизни безликих. Тех, кто еще не покинул этот мир из-за горя, беспросветного отчаяния и ужаса, что обрушивались на них после так называемой экстракции. После отсроченного убийства — если уж называть вещи своими именами.

Причем ирония ситуации с Седовым состояла в том, что обокрасть-то он пытался склад с капсулами, находившийся как раз в клинике для принудительной экстракции! Пытался уворовать мозговой экстракт преступников, которые в большинстве своем были колберами. И, конечно, такой выбор объекта ограбления был вполне понятен: до складов корпорации «Перерождение» Седову было не добраться ни при каком раскладе.

Да, поначалу Макс всерьез полагал, что мотивы Седова были ему понятны. Потом он свое мнение переменил — но до конца всё же уверен не был. Потому-то и потребовались ему эти беседы с Александром Герасимовым. Ведь тот оказался отнюдь не единственным, на ком опробовали технологию реградации до её официального внедрения. Все те капсулы с мозговым экстрактом матерых преступников, которые Седов неуспешно пытался украсть — они пошли в дело. И несколько десятков аналогичных Сашке реградантов в Москве уже проживало: бывшие безликие, которых теперь приобрели черты осужденных негодяев. Только внешние черты — как предполагалось изначально.

И теперь он, доктор Берестов, обязан был узнать у Сашки все детали. Просто не мог позволить себе пребывать в неведении.

— Так что же было дальше? — спросил Макс и с силой потер правый висок: после двойной трансмутации, которую он сам прошел, тот частенько давал о себе знать глубокой прокалывающей болью. — После того, как ты решил убить Зуева?

И Сашка снова стал говорить.

2

Бывший директор зоопарка, как последний дурак, загородился от него вскинутой ладонью — словно бы рассчитывал поймать и остановить заряд крупной дроби на лету! Наташкин «Лев Толстой» был с лазерным прицелом, и в центре ладони Петра Ивановича Зуева возник ярко-красный кружок. Казалось, бывшему директору кто-то прижег руку сигаретой.

— Давай, стреляй! — поторопила Наташка.

Она стояла за Сашкиным плечом, дышала ему в спину. Однако Петр Иванович даже не попробовал обратиться к ней. Упросить её проявить к нему милосердие.

— А соседи? Они нас не услышат?

Спрашивая это, Сашка явственно ощущал, что он попросту тянет время. Да и Наташка, как видно, это почувствовала — ответила раздраженно:

— Ты же сам видел, когда подъезжал сюда: тут на полкилометра в округе ни одного дома нет! Да и, к тому же, у нас здесь — хорошая звукоизоляция. Так что и до шоссе звук выстрела не долетит.

«Интересно, — подумал Сашка, — а что она будет делать с мертвым телом. — И тут же сам себя поправил: — Что мы будем с ним делать?»

Какая-то часть его сознания тут же подсказал ему: можно будет закопать покойника в саду. Может быть, Наташка и лопаты загодя приготовила. Однако эта часть была не-Сашкина — он это отчетливо понял. И — во второй раз за эту ночь ужаснулся по-настоящему. Что-то жило внутри него — что-то не просто чужое, а совершенно ему чуждое. Опасное. Жестокое. Но даже и не это было самое худшее. Хуже всего было то, что он сам, Александр Герасимов, не мог предсказать — не мог даже догадаться! — как именно он в следующую секунду поступит. Этот чужак — он не только его ужасал. Он еще и восхищал его, приводил в упоительный восторг — почти завораживал. И никакой ужас не мог этого факта отменить.

Вот потому-то он и сделал то, что сделал. Его собственные соображения относительно Зуева Петра Ивановича не имели к этому никакого отношения.

— А вы знаете, — громко произнес Сашка, обращаясь к одному только директору зоопарка, — что я сумел выжить только лишь благодаря вам? Я ведь уже сказал: безликие могут слышать и понимать всё, что происходит с ними рядом. И соображать могут не хуже, чем обычные люди. Здорово, правда? Все те девчонки и ребята, которых вы не убили — они до самого конца понимали, что с ним произошло.

Петр Иванович издал звук, который, по всей видимости, должен был имитировать всхлип раскаяния. Вот только слез в этом звуке не было. А еще — Сашка увидел, как Зуев чуть развел пальцы, и косит на него теперь одним глазом. Смертельный страх и смертельная ненависть — вот что в его взгляде читалось.

Сашка чуть подвинул дуло «Льва Толстого», и точка лазерного прицела перепрыгнула прямо на глазное яблоко директора. Тот вскрикнул — как если бы ему защемили дверью палец. И отпрянул назад, часто и дергано моргая. Но — вскочить с пола, убежать даже не попытался. «Он рассчитывает, что я не смогу его убить», — подумал Сашка.

Однако в тот-то и состояла проблема: он, Александр Герасимов, в своем теперешнем состоянии очень даже мог нажать на курок — снести Петру Ивановичу Зуеву голову. И сделал бы он это с превеликим наслаждением.

— Ну, что же ты? — снова подала голос Наташка. — Ты ведь затем сюда и приехал, чтобы его убить. Разве нет?

Сашка честно подумал нал этим вопросом. Секунд пять или шесть размышлял над ним. Ведь он, Александр Герасимов, поехал сюда, не захватив с собой никакого оружия. Да, его родители не держали в доме даже ван Винклей. Однако он мог бы взять с собой в эту поездку хотя бы кухонный нож. Или, скажем, молоток для отбивки мяса. И Сашка только теперь понял, почему он этого не сделал.

Поначалу-то ему показалось: он не взял оружия, потому что планировал убить Зуева голыми руками. Задушить негодяя, к примеру. Или забить его до смерти своими новыми здоровенными кулачищами. Но — не в этом было дело. Теперь-то он вполне осознал, что не в этом.

— Хватит уже откладывать! — в очередной раз поторопила его Наташка. — Если не хочешь стрелять в него из дробовика — ладно. Может, оно и правильно. Как потом мы станем собирать с полу его мозги? Лучше я дам тебе пистолет — у меня есть.

И она открыла какой-то ящик у Сашки за спиной — тот по звуку это понял. Однако к своей бывшей однокласснице даже не повернулся.

— Да нет! — Свой собственный голос Сашка едва узнал: теперь: звучал он как хриплый и недобрый говорок взрослого мужика. — Я вот как раз думаю: отложить это дельце очень даже стоит! Ведь должен же твой папочка в полной мере ощутить, каково это — превратиться в полено.

И с этими словами Сашка в один миг перехватил дробовик — снова с такой ловкостью, какой никогда не обладал в прежней своей жизни. А затем дважды ударил: в первый раз — по вскинутой руке бывшего директора; во второй раз — когда тот уронил изувеченную руку — по его голове. Но не по виску, нет. Он ударил сверху вниз, почти без замаха, чтобы только вырубить — ни в коем случае не проломить Зуеву череп.