Гувернантка из ЦРУ - Юрий Корнилов

Следственный изолятор Ленинградского управления Комитета государственной безопасности. Репин считал, что, если его арестуют, сразу же начнутся допросы с "пристрастием": он ведь и сам сочинял небылицы о таких допросах "узников совести" и переправлял эту клевету на Запад. Действительность оказалась иной. С ним беседовали вежливо, спокойно. Мне, заявил он впоследствии на суде, доброжелательно помогали разобраться в преступлениях, которые я совершил, помогали проанализировать те причины, которые толкнули меня на нарушение законов…

Беседы, следствие длились несколько месяцев. В конце концов Репин понял, в какую трясину завлекли его недавние "друзья" и те, кто стоял за их спиной. "Неопровержимость доказательств и беседы со следователем, который, проявляя тактичность и терпение, со всей убедительностью показал мою неприглядную роль в политических махинациях, проводимых разного рода антисоветчиками из числа моих знакомых, убедили меня, как глубоко я ошибался и какой вред своей деятельностью я нанес нашей стране, нашему народу", — скажет он впоследствии на суде.

В своих показаниях, в выступлении по телевидению Репин еще раз подтвердил, что само существование в СССР так называемых диссидентов — жалкой горстки оторвавшихся от советского общества лиц — стало возможным лишь благодаря тому, что противники социализма подключили к этому делу западную прессу, дипломатические, а также разведывательные и иные специальные службы. "Дело Репина" подтверждает и то, что "диссидентство" стало своеобразной профессией, которая щедро оплачивается валютными и иными подачками, что, по существу, мало отличается от того, как расплачиваются империалистические спецслужбы со своей агентурой.

…Мы расстаемся с В.Т.Репиным. "Я прошу, — еще раз повторяет он, — поверить, что мое признание, мои действия после того, как я был арестован, объяснялись не стремлением умалить собственную вину. Я хотел и хочу, чтобы моя судьба явилась наглядным уроком для тех, кто подпал под влияние разного рода подрывных, подстрекательских западных голосов и других средств враждебной нам пропаганды".

Господин Никто

С Эльбертом Тугановым мы встретились на киностудии "Таллинфильм". Разговор получился не сразу.

— Стоит ли ворошить прошлое? — спрашивал собеседник. — Ведь все, что можно сказать в объяснение моего поступка, я уже изложил в заявлении для общественности Эстонии…

Что ж, настроение Туганова в какой-то мере можно было понять. За многие годы работы на "Таллинфильме" этот известный в Эстонии режиссер и художник успел привыкнуть к тому, что если представители прессы и обращаются к нему, то речь обычно идет о его творческих успехах и планах, о его работе по созданию стереоскопических кукольных фильмов. А тут от него ждут рассказа на тему совсем иного рода — об обстоятельствах тяжкого проступка, который он чуть было не совершил против Советской Родины. Эту позорную страницу своей биографии он, Туганов, хотел бы раз и навсегда перевернуть, забыть. Но что поделаешь! — слишком уж поучительна его история, чтобы ее замолчать. Она, эта история, наглядный пример того, как спецслужбы западных стран, используя самые грязные приемы, ведут работу против советских людей, находящихся за рубежом.

…Это случилось в 1982 году. Осенью, в октябре, Эльберт Туганов в составе группы советских кинематографистов вылетел в туристскую поездку по Марокко и Испании. Его провожали жена, две дочери. Обычные слова прощания, просьбы беречь себя. Они любили Эльберта, гордились им. Видели в нем не только мужа и отца, но и наставника, друга. Вечерами в большой комфортабельной квартире в новом жилом районе Таллина — Ласнамяэ — или на даче перед камином он часами просиживал со старшей дочерью Катрин, выпускницей художественного института, над ее дипломной работой. И позднее, когда Катрин уже стала членом Союза художников Эстонии, старался помогать ей в работе. Для младшей, Керсти, любил играть роль Деда-Мороза. Только подарки его были значительно внушительнее — например, автомобиль "Запорожец"…

И вот интересная, полная новых впечатлений поездка. Правда, он, Туганов, за границей не впервые — ему уже доводилось, и не раз, бывать в зарубежных туристских путешествиях. Ему хорошо знакомы и шумные, чем-то похожие друг на друга международные аэропорты, и отели для туристов, и напоминающие гигантские аквариумы туристские автобусы… В Марокко Туганов легко и бездумно свел знакомство с некоей разговорчивой и, казалось, весьма дружественно настроенной супружеской парой из ФРГ. Потом, неделю спустя, эта же пара неожиданно встретилась ему уже на улицах Мадрида. Странное совпадение? Туганов над этим не задумался, не удивился: чего в жизни не бывает…

Сели на скамейку в парке и снова, как в Марокко, разговорились "по душам". Незаметно западногерманский "турист" от погоды и красот испанской столицы перешел к политике. Ах, как свободно, как смело критиковал он ушедшее в отставку в ФРГ правительство Гельмута Шмидта! Какие остроумные отпускал замечания, какими сыпал меткими и ядовитыми репликами! И когда "турист" внезапно перевел разговор на тему о Советском Союзе, где он якобы побывал три года назад, Туганов решил перещеголять собеседника собственными "откровениями"…

Позднее в своем заявлении "История моего заблуждения" он так охарактеризовал свое поведение: "Я не особенно следил за выражениями и, давая оценку людям и явлениям, не думал о том, верны ли, правдивы ли мои обобщения, опирающиеся на отдельные, чаще всего совершенно нехарактерные для нашей страны факты. Я говорил о явлениях, которые относятся к области советской демократии и демократического централизма, касаются роли личности в истории, выбирал такие примеры, которые, по моему мнению, можно было расценивать отрицательно".

Словом, Туганов выглядел эдаким тщеславным павлином, распустившим пышный хвост краснобайства, замешанного на клевете. Поглядите, дескать, на меня — экий я независимый, раскованный "свободный художник", мыслящий широко космополитически!

Отрезвление наступило внезапно. Когда, критический раж Туганова пошел на спад, он вдруг увидел, как западногерманский "турист" выключил висящий на шее магнитофон-малютку.

— Что вы делаете! — опешил Эльберт.

Собеседник усмехнулся:

— Интересно было услышать откровенные высказывания советского деятеля культуры.

"Турист" из ФРГ явно был удовлетворен. Еще бы: он умело "разговорил" советского человека, толкнул его на заявления более чем сомнительного свойства, точнее — на клевету против собственной страны и зафиксировал эту клевету на магнитофонной пленке. Его задача "загонщика" (а именно так именуют на жаргоне ЦРУ тех, кому поручено шантажировать находящихся за рубежом советских людей) выполнена. Остается лишь ждать указаний, что делать с "добычей".

— Неожиданно я понял, — вспоминает Туганов, — что встреча в Мадриде, готовый к записи и умело скрытый магнитофон, разговор, который провоцирует на критиканство, — все это не было случайностью. Речь шла о самой настоящей, продуманной, заранее спланированной провокации, начало которой было положено в Марокко.

Что же сделал Эльберт Туганов, как реагировал он на происшедшее? Вместо того чтобы, осознав ошибку, рассказать о случившемся товарищам по группе, посоветоваться с ними, словом, найти в себе мужество эту ошибку исправить, он выбирает иной путь — путь предательства.

— Меня охватил страх, почти паника, — продолжает он. — Я думал, что стоит лишь мне вернуться в СССР, меня тут же задержат и осудят за клевету. Так созрело опрометчивое решение не возвращаться.

В тот же вечер тайком он пишет в номере письмо коллегам-кинематографистам по группе. "Уважаемые друзья, прошу меня не ждать и не искать. Я попал в такое положение, что не осмеливаюсь вместе с вами вернуться в Советский Союз. Я остался тут не потому, что мне нравится капиталистический мир. Я знаю, что мне будет тяжело…"

— Я не хотел, чтобы мои коллеги по группе и там, в Эстонии, считали меня предателем, перебежчиком. Мое возвращение на Родину стало невозможным просто из-за глупого случая, — говорит Туганов.

Что же, хотелось бы поверить ему. Не большое это удовольствие — прослыть предателем среди друзей и близких! Но мы знаем и другое: Туганов не только пытался объяснить в письме причины своего поступка, он счел возможным включить в него и некоторые из тех клеветнических утверждений, которыми щеголял перед западногерманским "туристом". Зачем? Чтобы обеспечить себе путь на Запад, напялив тогу "идейного борца"? Или доказать "невозможность" своего возвращения на Родину? Так или иначе, Туганов явно поддался соблазну представить себя и перед соотечественниками, и перед своими будущими хозяевами на Западе эдаким "диссидентом". Недаром за его письмо ухватилась впоследствии окопавшаяся в Мюнхене (ФРГ) радиостанция "Свобода" (РС), эта содержанка и рупор ЦРУ. Чтобы раздобыть копию письма Туганова, профессиональные провокаторы из РС не пожалели ни средств, ни сил и даже специально привлекли для выполнения своего плана некую обитающую в Париже националистку-эмигрантку Майре Мянник, именующую себя "ревнителем эстонской культуры", а в действительности являющуюся агентом ЦРУ.