Тысячу раз «да» - Рони Лорен

меня имеет смысл проходить через это каждый день. Это отвлекает от реальной работы. «Обходное решение» может оказаться просто слишком большим скачком.

– О, только не нужно нести мне эту чертовскую чушь, – уныло сказал Кэл. – Ты любишь свой офис на станции паники. Плюс вы с Мэри Ли придумали этот план не просто так. Это следующий логический шаг. Ты не должна удивляться тому, что люди начинают заводить с тобой разговоры. Это чертовски здорово. Они обращаются к тебе, потому что ты там уже давно, а людям нравится знакомиться со своими коллегами. Это позитивный момент. Тебе нельзя возвращаться к работе из дома. Иначе ты в конечном итоге вернешься на круги своя. Или, что еще хуже, вернешься домой.

На круги своя. Она с самого начала не хотела об этом думать. И особенно ей не хотелось думать о возвращении домой.

– Я обещаю, что не вернусь к тому, какой я была. Теперь я по крайней мере три вечера в неделю выхожу за материалами для постов Миз Поппи, – сказала она, выстукивая пальцами свой привычный счет. – Я обещаю, что не стану затворницей.

Но слова прозвучали не так убедительно, как она надеялась. Почти год назад она решила обратиться за онлайн-терапией к Мэри Ли, когда поняла, что целый месяц не выходила из дома, за исключением нескольких заданий Миз Поппи. Заказывала доставку продуктов. Еду навынос. И едва заметила, что так прошел целый месяц. Это напугало ее до чертиков.

Она не могла рисковать снова оказаться в этой ситуации.

В мыслях возник образ дома, который она снимает, – с окнами, покрытыми алюминиевой фольгой, шестью кошками и стопками газет высотой до потолка. Тьфу. Она насмотрелась «Накопителей»[20]. Она ведь даже не подписана ни на одну газету. Как же у нее в итоге оказались целые стопки? К тому же у нее аллергия на кошек. И все же именно этот образ запечатлелся в ее ночных кошмарах.

– На самом деле я собираюсь кое-куда сегодня вечером, – добавила она для пущей убедительности. – Планирую.

– Это не одно и то же. Ты чертовски хорошо выходишь анонимно. И ни с кем не разговариваешь. Ты призрак со станции паники, Холлин.

– Анонимность – вот в чем весь смысл Миз Поппи, – сказала она, теряя терпение от этого разговора. Намерения Кэла были благими, но она была не в настроении подвергаться диванному психоанализу. Для этого у нее была Мэри Ли. – Никто не знает, кто я такая, поэтому я получаю тот же опыт, что и любой прохожий с улицы. Я могу провести законную проверку.

– Это понятно. Но это не значит, что ты анонимна в своей реальной жизни, – твердыми словами, но мягким тоном возразил он. – Ты говорила, что собираешься в «Обходное решение», чтобы знакомиться со случайными людьми, роллинг стоун, привыкнуть к общению, может быть, завести друзей. Предполагалось, что это поможет тебе подготовиться к собеседованиям и работе где-нибудь в офисе на полный рабочий день. Прятаться в своем кабинете и молиться, чтобы никто с тобой не заговорил, – или, что еще хуже, уйти – не значит продвинуть дело.

– Кэл.

– Ты знаешь, я люблю тебя и не хочу, чтобы ты нервничала, но единственный способ преодолеть свою фобию общения с людьми – это разговаривать с ними.

– О, и это все? – спросила она, ее сарказм достиг высшей точки. – Вау, так суперпросто, доктор Кэл. Хорошо, давай я так и сделаю. Я никогда не думала о том, чтобы по-настоящему разговаривать с людьми. Гениально!

Он застонал.

– Не пытайся оттолкнуть меня. Это чертовски плохо на меня действует. Я только хочу сказать, что тебе не нужно прятаться от людей. Если ты нервничаешь, просто скажи им: «О, простите, у меня станция паники, то есть синдром Туретта». Ты удивишься, насколько крутыми могут быть люди. Нам уже не по восемь лет, и мы больше не на чертовски хорошей детской площадке. Ни кто не собирается тебя обзывать. Люди не собираются причинять тебе боль.

Она вздрогнула, ужасные воспоминания попытались просочиться в ее мозг, как ядовитый туман. Она покачала головой и открыла крышку стакана.

– Если я скажу это людям, они будут видеть только это. Я не хочу быть «той самой цыпочкой с нервными тиками».

– Холлс, ты – та самая цыпочка с тиками. Точно так же, как я – тот самый громкий чувак, который выпаливает случайные слова. Это не значит, что это все, чем мы являемся. Ты также – роллинг стоун, великий писатель, фантастический рецензент и хороший человек. Я – явно рок-бог. У всех нас есть свои кресты, которые мы должны нести.

Она рассмеялась.

– Рок-бог?

– Очевидно. Я лишь говорю, что нужно дать людям шанс не быть придурками. – Он выпустил целую вереницу адских слов и прочистил горло. – В худшем случае ты столкнешься с несколькими придурками. Ну и что? Они не стоят твоего времени. Но прямо сейчас ты – роллинг стоун на станции паники, и ты отравляешь целую лужайку, убивая все потенциальные цветы лишь для того, чтобы избавиться от нескольких сорняков.

Холлин запрокинула голову и уставилась в залитый водой потолок, слыша слова, но не веря, что сможет их реализовать. Кэл понимал ее ситуацию на стольких уровнях. Они дружили с тех пор, как познакомились в детской терапевтической группе. Но Кэл никогда не отличался застенчивостью. Вероятно, потому, что не было никакой возможности скрыть его версию Туретта. У нее никогда не было словесных тиков, кроме нескольких откашливаний и жужжащих звуков. Подергивающиеся мышцы она иногда могла скрыть волосами, набросив их на лицо, или отвернувшись, или притворившись, что чихает. Плюс ко всему ее мать забрала ее из школы и отправила на домашнее обучение, когда дразнилки стали невыносимыми. Кэлу, с другой стороны, приходилось иметь дело со школьными хулиганами.

– В твоих словах есть смысл, – сказала она наконец и отхлебнула напиток. – Но это не так просто. Рассуждая логически, я понимаю, что мои коллеги не будут смеяться или подшучивать надо мной. Но мое телосчитает иначе. Если меня втягивают в разговор с кем-то, слова просто застревают, и я паникую. А потом начинаю нервничать и становлюсь еще более застенчивой, и это порочный круг. – Она вздохнула. – Видел бы ты меня сегодня с тем парнем. Я думаю, мое тело скорчило все гримасы, которые только могло. Он, наверное, думает, что я самая большая стерва. Или, возможно, бесноватая. Наверное, он перекрестился, когда вышел из моего кабинета.

Кэл фыркнул.

– А, так ты втюрилась в этого парня.

– Что? – Она выпрямилась и поставила напиток на кухонный стол. – Я этого не говорила.

– Ты чертовски хорошо не говорила. Я видел, какой ты становишься, когда тебе нравится парень. Станция паники. Я помню. Вот как я понял, что для меня