Амели без мелодрам - Барбара Константин

— Ну ладно… Ого, уже почти пять часов. Скоро Пепе приедет. Клара, зайка, пойди, пожалуйста, разбуди Марселя!

— Хорошо.

Клара поднялась по лестнице и постучала в дверь спальни. Оттуда доносились голоса. Тогда она тихонько вошла. Завернувшись в простыни, Марсель и Реймон сидели на краешке кровати и оживленно что-то обсуждали.

— …Нет, вот чего я не понимаю, так это записей. Как это они записывают в цифровом виде?

— Ох, да это проще простого. Ты подсоединяешь аппарат через USB-порт к компьютеру и кликаешь на иконку… Ой, Клара! Мы никак не ожидали, что ты придешь!

— Я пришла разбудить Марселя. Пепе скоро приедет.

— Нет, все в порядке. Я ему только что звонил и сказал, чтобы он не беспокоился. Реймон и Мина меня забросят по дороге. Зато у нас есть еще время, чтобы обсудить кое-что. Мы скоро спустимся, цыпленок. Лично я уже немного проголодался. А ты, Реймон? Я бы подзакусил хорошенько.

Когда все разъехались, было уже совсем темно. Утомленная воспоминаниями, Амели задремала в шезлонге. А Клара, пользуясь случаем, улеглась перед телевизором смотреть какой-то дурацкий фильм. С пачкой чипсов.

Это заняло довольно много времени.

И фильм… да и чипсы тоже.

Но как же это иногда здорово — дурацкие вещи…

19

Почта

С почты принесли огромный конверт для Клары. Это Фанетта переслала ей из дому. Там куча открыток и письмо.

Дорогая Клара.

Здесь отлично. И мне очень весело. У меня появилось много новых друзей. Встретимся, я тебе все расскажу. Надеюсь, что тебе тоже весело и у тебя тоже много новых друзей. И ты мне тоже все расскажешь.

Крепко целую.

Одри.

Привет, Клара!

Как ты можешь видеть на фото, здесь настоящий рай! Я здорово продвинулся в испанском! Те quiero mucho! Me gusta bailar la salsa![9] Ладно, пока. Мне просто необходимо окунуть башку в бассейн! Срочно!

Целую.

Артюр.

Куку, Клара!

Я обожа-а-аю каникулы!!!! Если бы они могли длиться весь год, это было бы гениа-а-а-ль-но-о-о.!!!!!

Целую.

Талья.

Дорогая Клара!

Говорят, что каникулы начались уже давно. Но я посмотрел в календарь: прошло всего две недели! Не знаю, как я продержусь без тебя до конца каникул. Я каждый день много думаю о тебе. И по ночам тоже. Я много размышлял, и мне так много надо тебе сказать. Во-первых, когда мы целовались, это было не супер. Я так волновался, что просто впал в какую-то кому. Ты — первая девочка, с которой я целовался. Так что пока я не профи… Но обещаю, что в следующий раз будет лучше. Я постараюсь не дрожать и чтобы у меня не потели руки. (Я знаю, ты этого не любишь. Слышал, как ты об этом сказала Одри.) В общем, надеюсь, ты на меня не сердишься. Во-вторых, если ты больше не захочешь встречаться со мной, то давай останемся друзьями. (Мне, конечно, хочется быть с тобой. Но это мое желание. Решать тебе.)

И в-третьих, мне хочется рассказать тебе, чем я тут занимаюсь.

Я в деревне у бабушки с дедушкой, у родителей отца. Он тоже должен был поехать, но в последний момент не смог. Не знаю почему. Впрочем, с ним всегда так. Говорит, что поедет, и никогда не едет. Бабушка с дедушкой думают, что он слишком много работает и на нем, на бедняжке, большая ответственность, а это нелегко. А его недостатков они не видят, но это нормально, он же их сын. Я их все равно очень люблю. Они начинают быстро стареть. У них свои привычки. Они ужинают каждый вечер в одно и то же время, а потом смотрят телевизор. Им очень нравятся передачи «Цифры и буквы», «Вопросы для чемпиона» и старые сериалы типа «Деррика». А мне по барабану, я взял с собой комп и игровую приставку. А еще я слушаю музыку и читаю.

Я дочитал книгу, которую нам дала мадам Морен: «Се человек» Примо Леви. Знаешь, я плакал. А ты ее читала? Если нет, я тебе ее дам. Что до музыки, я слушаю старые папины виниловые пластинки. Они двух размеров. Маленькие на 45 оборотов, вроде двухдорожечных CD, а большие на 33 оборота. На них много записей 80-х годов и классической музыки. Слушать их — целое дело. Надо вынуть пластинку из конверта, не касаясь ее пальцами, потом специальной тряпочкой стереть с нее пыль, осторожно уложить на вертушку, аккуратно поднять лапку за тот конец, где игла, опустить на пластинку. При этом надо постараться не ударить по бортику и не промахнуться. А потом головка с алмазной иглой (мне что-то не верится, что это действительно алмаз) скользит по пластинке, пока не попадет в первую бороздку, и тогда слышится тихий треск и начинается музыка.

Мне бы очень хотелось все это тебе показать. Вот было бы здорово, если бы ты была здесь.

Напиши мне.

Антуан.

20

Клара творит

Дорогой Антуан,

я много раз перечитывала твое письмо. Я тоже много думала, и, если хочешь, мы можем встречаться и дальше. Я знаю, Одри сказала тебе, что до тебя я встречалась с Артюром, но это неправда! Она старается все запутать (думаю, что она немного ревнует). И потом, когда мы с тобой целовались, у меня это тоже было в первый раз. Так что я тоже не очень профи. Вот и все. Я говорила о тебе с бабушкой. Она сказала, что, если ты хочешь провести здесь несколько дней, она может позвонить твоим бабушке и дедушке. Если они согласны, мы можем заехать за тобой на следующей неделе. Хочешь? Позвони скорее.

Клара.

Он позвонил. Бабушка и дедушка согласны насчет следующей недели. Клара и Амели поедут за ним на машине и переночуют у них, чтобы Амели не накручивать много километров в один день. А пока они готовили для него спальню. Клара хотела самостоятельно ее оформить. Она задумала перекрасить мебель: стул, шкафчик и ночной столик. Вот только не могла решить, в какой цвет. Что-нибудь веселенькое, но не крикливое… Понимаешь, Амели, но в то же время… чтобы не слишком вылизано… Да уж, непросто…

Перелистывая какую-то книгу, она случайно наткнулась на репродукцию картины Ван Гога, и ей понравилось. Амели достала старые пигменты, льняное масло и отмученный мел и показала Кларе, как составлять краски. Клара работала целых два дня и выкрасила шкаф в очень красивый ярко-желтый цвет… А столик и стул — в ярко-ярко-синий, тоже очень веселый. А чтобы не выглядело слишком ново — хотя на это априори было маловато шансов — прошлась по свежей краске металлической щеткой. Амели нашла, что эффект состаривания удался на славу. Уж в патине она толк знала, это была ее специальность. И в довершение поставила в вазу несколько подсолнухов, срезанных на поле папаши Тома. Клара осталась довольна. Очень красиво, Антуану понравится.

Она уселась на пол и, откинувшись назад, разглядывала плоды своих трудов. Синий просто великолепен…

Вот было бы забавно, если бы стул мог что-нибудь сказать…

— А почему это я не могу?.. Спрашивай…

— А!.. В таком случае, как тебе нравится твой цвет, стульчик?

Знаешь, я бы сказал, очень нравится. К тому же мне идет. Я всегда считал синий цветом надежды. Может, у меня начинается новая жизнь. Я ведь сирота, последний из семьи в шесть стульев. Ты же знаешь, нас бывает либо шесть, либо двенадцать. Нечетное число — очень редко. Или это уже другая категория: уникальные вещи, произведения искусства, троны. Короче, аристократия… Это не про меня. Но называться уникальной вещью, конечно, мне бы понравилось… Думаешь, сирота — почти то же самое? А вот и нет. Потому что никто не скажет: «Три уникальных стула», а скажут: «Три разрозненных». Улавливаешь нюанс? Но мне плевать. Если как следует подумать, то мне нравится стоять там, где я стою. Здесь никто не боится раскачиваться на мне, опираться на мою спинку, залезать на меня с ногами, здесь кошкам позволено точить когти о мои ножки… Здесь меня даже могут выкрасить в ярко-синий цвет! Меня не боятся выносить на улицу, когда много гостей, меня ставят на стол вверх ногами, когда идет уборка, на меня кладут толстые справочники, когда ребенку низко сидеть… Нет, тут интересно. Я не жалею. И потом, уникальная вещь всегда рискует оказаться в музее или под стеклом, и люди не решаются потрогать ее руками, чтобы не разбить или не сломать. Такая жизнь не для меня. Мне бы стало скучно, я ведь простой. Мне нравится контакт, я люблю чувствовать на себе вес тела, даже если оно очень тяжелое! И еще — только никому не говори, ладно? — мне нравится слышать вздох облегчения, когда в конце трудного дня мужчины плюхаются на меня своими толстыми задами. Я буквально изнемогаю от удовольствия! Это моя радость, мой кайф, моя страсть.

Моя сестричка — последняя из оставшихся — закончила свои дни на костре, в День Ивана Купалы. Но она уж совсем была просижена. Я прекрасно знаю, что для старого деревянного стула это нормально — закончить жизнь в огне. Но все же довольно огорчительно. Хотя, вроде, это не мучительно. По крайней мере, так говорят…