Адвокат вольного города 4 - Тимофей Кулабухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там меня уже поджидало шестеро крепких, как из типичного фильма про девяностые, явно криминальных товарищей.
Дюжина глаз разом уставилась на меня, когда я подошёл. Офис был заперт, Чен после «праздника» укатил на прииск, так что они толпились у входа, изрядно нервируя моего соседа, торговца часами.
Сунул руку под пиджак. Неочевидный жест для человека, незнакомого с концепцией оружия скрытого ношения. Ну, то есть, против человека из моего мира это бы не сработало, у нас примерно каждый первый хотя бы в кино такое видел.
Неосознанно положил руку на рукоять пистолета, сжал до треска суставов, удерживая указательный палец на корпусе. Однако прежде, чем я по глупости и от излишних нервов начал первую (и, весьма вероятно, последнюю) перестрелку в своей жизни, один из них сделал странное движение шеей, словно питон, проглатывающий добычу, изобразил на лице нечто вроде троюродной сестры улыбки и протянул вперёд правую руку.
— Константин. Можно просто Кастет. Мне Зурабыч твой адресок подогнал.
Фу…. Зураб. Точно. Етицкий конь два раза. Это же те почти что законопослушные парни, которых он упоминал. Пришли за консультацией.
Наработанные адвокатские рефлексы были быстрее меня. Пока внутри организма бурлил коктейль стрессовых гормонов, гулял вихрь эмоций и мыслей, я вежливо здоровался, дружелюбно улыбался, спокойно и деловито открывал офис, а также делал важно-умное лицо.
Запустив всех в офис, постепенно познакомился со всей честной компанией. Чекан, Валерон Кабриолет, собственно Константин/Кастет, Мартовский кот, Гренка, Жекан. Пацанчики явно не во всём придерживаются здорового образа жизни, по крайней мере, табаком от них разило изрядно. Но кто я, чтобы судить других? Мой дело, скорее, оправдывать…
— Ну, рассказывайте.
— А чё рассказывать, — привычно сделал наивное простецкое лицо Гренка. — Мы стояли, никого не трогали…
— Греныч, мы ж не у прокурора, человек за дело спрашивает.
— А, ну да, чё это я? Сорян, привычка… Короче, Аркадий, у нас тут одиннадцать точил, перебитых. От одних знакомых пацанов подгон такой, немножко левый. Привезли вот сюда, теперь пылятся, а надо, чтобы пылили.
— И?
— Ну чё! У нас же бумажек нет никаких. Ни продать, ни погонять.
Они замолчали, а я осмыслил сказанное.
— Правильно ли я понял — автомобили в угоне, то бишь краденные, и само собой, документов на них никаких нет.
— Ну, типа того.
— Ну вы это, присаживайтесь.
Будущие законные автовладельцы неторопливо расселись, я тем временем задумался.
— Сложное? — участливо спросил Чекан из-за образовавшейся паузы.
— Да как сказать… Короче, тут вопрос другой, вопрос в морали.
— Чё так? Есть добро, есть зло, о чём базар-вокзал?
— А граница между ними где? Мораль — это понятие о добре и зле, должном и не должном поведении.
— Ну ты загнул, Аркадий.
— Это научное определение.
— А при чём тут наши точилы?
— Дело в моей морали, пацаны. Вы должны понимать, что я в целом такое не одобряю, я имею в виду торговлю краденными авто. Не самый великий грех, конечно, но всё же… Ведь ликвидность автомобилей провоцирует их угон, это порочный круг.
— Чё? — непонимающе нахмурился Жекан.
— Да не, я его понял, — вздохнул Кастет. — Смысл в том, что из-за того, что тачка, уведённая со стойла, продана за вкусный грев, это незамысловато порождает у угонщика желание делать это снова и снова. И в результате порядка нет, идёт сплошное повторялово, любую клёвую точилу уводят. Ну как если бы мы сами одобряли бы цыган, а потом такие — шибать, гля, чё деется, опять моего мелкого на бабки цыгане развели, как лоха.
— Да понял я, понял, — кивнул Жекан. Только, это, Зурабыч сказал, что ты толковый и знаешь, как что по бумагам сделать, чтоб всё чики-пуки.
— Знаю. И я не говорил, что вы плохие. Вообще, чем живёте?
— Да разным. — опять сделал простоватое лицо Гренка. Потом привычно оглянулся. — Ну было и по гоп-стопу, но уже давно, по малолетке.
— А сейчас?
— Автомастерская у нас, мужички работают. Склад сдаём в аренду, разделочный цех, ничё такого, говядину у коневодов покупаем, три точки сбыта на мясо, пробовали лесом заниматься, но тут выходы на Изнанки нужны, пока бросили. А по мастерской нам с доставкой точилы прибыли. Ну, как-то так.
— А английский порошок? — я старался чтобы голос мой звучал ровно, без эмоций.
— Да ты чё, братуха, если замазан, бросай как можно тише, — горячо подал голос до этого молчавший, как пень, Валерон. — Там большие бабки и много-много деревянных бушлатов. Там играют только по-серьёзке, там влёгкую подрезают графов и князей, только пикни. Вот ты же не лезешь к дочке Императора Кречета под юбку, верно?
— Ну, могу определённо сказать, что нет, не лезу.
— И ведь не потому, что там тебя ничего не привлекает, верно? А потому, что за такое тебе руку отрежут отсюда и до последнего родственника. С таким не шутят, никакая фамилия, никакой сверчок. Наркота — это весело, пока ты малолетний дебил под шконкой у мамы, а когда ты пошёл бизнес с этим воротить, тут тебя давят, как клопа и делает это вовсе не полиция.
— Я тебя услышал.
— Нет, ты услышь, конкретно услышь. Не связывайся с этим, ни в каком смысле. Хочешь бухла любого? Девочку, двух девочек, девочку и мальчика. Мы всё поймём и не осудим. Только не такое!
— Притормози, Валерон, я понял. И по ответу понимаю, что вы с таким тоже дел не имеете.
Они, не сговариваясь, моментально сделались очень серьёзными и почти синхронно кивнули. Ну, если обманывают меня, то делают это мастерски.
— Короче, лучше вернёмся к автомобилям. Давайте по существу.
— Давай, прямо по нему самому, — легко согласился Кастет.
— Короче, я себе вижу несколько вариантов. Первый, самый простой и мне он самому не нравится. Подделать документы на автомобили по стандартам Кустового, так, как будто это законно существующие в нём машины.
— Почему не нравится? — продолжил держать инициативу общительный Кастет. Вообще, было видно, что как такового лидерства у них в группе товарищей вовсе нет. Тут редкий случай, чтобы каждый отыгрывал свою роль, кто-то изображает недалёкого дурачка, кто-то нагло хамит, кто-то умело даёт в бубен. У них сложные отношения и, судя по словам
