Нужна ли пенсия коту? - Арсений Козак

из пещеры, как чёрт из табакерки. Ну, согласен, согласен, не совсем корректное сравнение. Чёрт по рангу будет пониже баламутеня, факт. Однако лучшего ничего мне на ум не пришло.

Настёна, как того и следовало ожидать, испуганно взвизгнула от ужаса и потеряла сознание. Я подхватил её на руки и понёс внутрь «хором». Собственно, этот поступок мне только виделся так: «подхватил... понёс...» На самом деле действо выглядело чуточку иначе: я успел под плечи падающей девушки подставить руки, крякнул, присев под тяжестью её тела, а потом банально поволок её, поскольку пятки Насти остались на земле и оставляли за ней след двумя достаточно глубокими вмятинами.

— Да уж, какая впечатлительная... Надо мне прихорошиться, дабы производить при нашей дальнейшей беседе не столь сильное впечатление! — высокопарно проговорил Баламутень и втянулся назад в пещеру.

Оказывается, этот хитрый пройдоха умеет разговаривать не только просторечным говорком, как деревенский мужичонка. Где только слов-то таких понабрался? «Прихорошиться», «впечатление»... Надо об этом как-то поговорить с нечистью.

Когда я доволок свою ношу до лавки с матрацами, уложил и укрыл одеялом, непонятно откуда материализовался молодой человек приятной наружности, стройный, ухоженный, с идеально уложенными волосами и в сюртуке.

— Ну, как? Такого-то меня уже не испугается милая барышня?

— Зачётно, — только и смог сказать я, с изумлением оглядывая галантного вельможу, только минуту назад имевшего облик ужасающего вида существа.

— А что ты думал? Мы не только умеем других превращать но и сами можем перекидываться. Оборотничество — очень распространённый способ запутывать людишек как у болотной, так и у водной нечисти.

«Интересный факт, надо запомнить», — мелькнуло в усталом мозгу.

— А откуда это обличье, хошь вопросить ты? — Баламутень без предупреждения снова перешёл на деревенский просторечный говорок. — Да заезжамши как-то сюды один человечишка. Года четыре уж поди тому назад. Болотник, знамо дело, нацелился поживиться, а я вмешался да спас. Не задаром, сам понимашь. Взял я с него клятву, что отдаст он мне через четырнадцать годков то, чего сейчас в своём доме не ведат. От дурень-то на радостях и согласился — очень уж тогда ему свой живот* сохранить хотелось. Но до срока времечко ещё покуда есть. Десяток годков впереди. А покель мы с ым рядились, я с яво и сделал для себя копию. Теперь овогда** пользу с того маю, — пояснил довольный произведённым эффектом господин.

В это время с лавки до нас донёсся тихий вздох — Настёна в себя приходить стала. Я заметался зайцем диким по пещере — одеться-то не успел, да и не помнил уже, где моя сря... то есть одежда лежит.

— Ха-ха-ха, — захохотал Баламутень, озорно подмигивая мне. — Поспешай, малой, хучь вона срачицу*** накинь — кабы девка снова тебя на смех не подняла!

Меня просто вот выбесил такой совет — так бы и врезал этому холёному хлыщу по его смазливой физиономии! Куда я должен был свою... «срачицу накинуть»? Это что, особый род насмешек по-древнерусски?

— Ты за свою срачицу беспокойся, а мою я как-нибудь уж сам пристрою! — ответил я, скрипя зубами.

Но своей фразой только ещё больше рассмешил господина в сюртуке:

— Ну, дурачина! Ну, негораздок****! Срачица — енто вовсе не то, про что ты подумал. Исподню рубаху так в народе кличут. Твою-то сряду нынче мои подручники опрати***** вздумали, так я как раз свою тебе и предлагаю, — Баламутень сунул мне в руки что-то огромное и бесформенное, как я понял — срачицу с его плеча.

Настёна заворочалась... Я со скоростью солдата в армии занырнул в странное одеяние — второй раз её насмешек я не смог бы вынести. Рубаха скрыла меня всего, спустившись чуть ниже колен. Плечевые швы пришлись как раз мне на локти. И вот из-под широченного то ли платья, то ли ночнушки, снизу торчали две тонюсенькие ножонки, словно взятые взаймы у Буратино. Представлять более подробно, как я выгляжу в таком наряде, мне не захотелось. Однако, по-любому это было лучше, чем сверкать своими причиндалами перед девушкой.

Пока Настя поднималась с постели, оправляла платье и волосы, прислуга Баламутеня накрыла стол к чаю. Анастасия зыркнула на меня своими синими глазищами, хмыкнула многозначительно, еле сдерживая смех, но промолчала. Больших же усилий это ей стоило, я думаю!

Расселись вокруг стола. Баламутель разлил по чашкам ароматный напиток: вроде бы, отвар шиповника, листьев малины и земляники, хотя и привкус черёмухи присутствовал. С чувством собственной значимости отхлёбывая аккуратно из чашки чай (а вот умеет этот пройдоха, оказывается, не шваркать и не хлюпать во время еды!), хозяин стал задавать Настёне вопросы:

— А это правда, милое дитя, что барыч нашёл тебя на берегу, за русалку принял, орать вздумал, а ты его битой огрела так, что он скопытился на время? А потом будто бы за одеждой для тебя домой к себе поспешил. Так ли дело было, красавица?

Настёна сделала удивлённые глаза:

— Чего? Конечно, не так всё было! Это он меня огрел, а не я его.

— Не понял... — встрял я и осёкся: как бы Настёна снова меня на смех поднимать не стала.

Но нет, девушка была серьёзной и даже несколько удручённой.

— Я вот тоже ничего не поняла. Вот вообще ничего... — потом подняла на меня глаза, как-то смущённо пожевала губами, выбирая слова. — В общем, сижу я на берегу... — она благоразумно не стала говорить, как оказалась там. Да и про то, что одежды на ней не было, тоже умолчала. — Смотрю — от леса старуха какая-то идёт, по самые брови платком замотанная. Я в кустах-то и притаилась. А она как раз к тем кустам и брела. Зашла в чапыжник самый густой и стала раздеваться... Я смотрю — это ж мужик! Ну и взвизгнула, не сдержалась. Тут этот парень — он потом барычем оказался — меня клюкой своей и шандарахнул. А когда я в себя пришла — он уже в мужской одежде был, а я — в старушечьи лохмотья замотана. И руки мне, подлец, связать не забыл... Я что смогла сделать? Ничего! Только его команды выполнять! Думала, что он... для утех плотских меня связал, только нет. Поволок барыч этот недоделанный меня в терем свой, в светлицу втолкнул и ушёл. И вот уже три дня я там в одиночестве под замком сижу. Еду, воду для умывания мне тётки какие-то приносят, расчёсывают, одежду вот дали. Но всё молча.