Три возвращения - Олег Себастьян

время раздавался свист, и солдаты, внимательно глядя под ноги, осторожно поднимались следом. Глубоко под камнями тонко журчал ручей, и время

от времени со свистом летел камешек или с грохотом разрыва обрушивался валун. Десантники приседали, вскидывая автоматы. Отходило эхо камнепада, и движение вверх продолжалось.

Россыпи камней поредели, рота выстроилась в две

густые цепи и, звякая оружием, стуча ботинками,

упорно двигалась к гребню...

Следов 'духов' было мало - нашли брошенный плащ, рюкзак, несколько пустых магазинов от АКМ,

но разведгруппа из пяти человек ушла именно в это ущелье и не вернулась. И целый батальон обшаривал хребет Гюльджара, со всех сторон стягиваясь к месту встречи на гребне, до которого было уже рукой подать из этого ущелья.

Сергей перепрыгнул через камень - забившийся глубоко в щель ботинок мелькнул и исчез. Сергей

наклонился, вокруг собрались солдаты. "Cаперы!.." - побежало негромкое эхо. Ботинок просто свалился, его достали, он пошел по рукам. "...Никифоровский. Я знаю!" - торопливо говорил кто-то за спиной. Комроты Дементьев крикнул :"Внимательно!"

Пошли медленнее. Вдруг снова крик. Справа. Цепь

опять стала.

Вокруг небольшой площадки сгрудились солдаты. Двое внезапно схватились за животы и присели. У

Сергея будто стянуло ледяным шквалом кожу. Он неверными шагами приблизился к кругу людей и увидел что-то красно-сизое. У него подкашивались ноги, он поспешил, чтобы опереться на плечи стоявших и оказался совсем близко. Красная туша с седыми волосами очертанием напоминала человека,

лежавшего на спине. Рядом валялись разодранные форменные тряпки. И из месива в двух метрах от

Сергея выпросталась белая ладонь.

Сергея мутило, рвало слизью, но взгляд его не мог ни миг оторваться от этой ладони, и он заметил множество крошечных камушков, облепивших кровавое запястье. Как больно впиваются острые песчинки в мясо, лишенное кожи... Его передергивало долго именно от видения острых как

иглы камней, терзавших незащищенное тело...

Сергей пытался вспомнить Никифорова из разведроты. Потом Сергей долго смотрел на его фотографию и винил себя, что не смог вовремя найти и разгадать проклятый знак. Он не примерял к себе такую смерть, его собственный инстинкт хранил его от чрезмерного воображения. Но почему так и почему именно этот ? - это занимало Сергея только до следующих боевых...

После Бухенвальда Германия распалась для Сергея на немыслимо древнюю, из которой перешли старинные аккуратные домики, городки, пиво, и нынешнюю, по которой он ходил и ездил. А эта, в Бухенвальде, была особой страной со своим происхождением, с особым народом, пришедшим ниоткуда и исчезнувшим. Немцы, которых он видел,

с которыми дружил, не могли быть такими. Хотя сколько молодых лиц видел Сергей на фотографиях под козырьками Muetze и Stahlhelmen...

Еще мелькнули Эрфурт, Айзенах, Берлин... - и очень не хотелось уезжать.

В этот раз Ленинград не стал для него незнакомым, как прежде после месячного отсутствия, когда Сергей, свежий, с Юга, летел с отцом на такси из аэропорта и жадно разглядывал изменившийся город.

Тяжело возвращаться оттуда, где жил, а не отдыхал, ибо с каждым мгновением жизни оставляешь частичку души. И Сергей сопротивлялся изо всех сил возвращению в прежнюю свою жизнь, сознавая, что надо скорее продолжить жить здесь,

а не порхать во снах по оставленной любимой с

детства стране. ------------------------------------------------------

Part 2

Часть 2.

...Поток дней подхватил Сергея, как и многие другие до него поколения выпускников. Новым было только изменение скорости жизни, даже не величины скорости, а направления ее вектора - от

получки до получки, от старшего инженера к ведущему, от ста двадцати к лишней пятерке через

пять лет, в общем, от двадцати трех к шестидесяти. Первый шок от разности скоростей прошел через неделю, и потекла череда дней в отсутствии беспорядочности студенческой жизни.

Борьбой Сергей уже не занимался, во-первых из-за отсутствия времени, во-вторых из-за возраста и бесперспективности. Главным делом после работы оставался немецкий : Сергей по-прежнему был активистом институтского студенческого немецкого клуба, который продолжал регулярно выпускать спектакли раз в семестр. Они

сделали 'Марию Стюарт' (не всю, конечно), после Нового года - первого для Сергея Нового года проведенного дома с родителями - принялись за какой-то детектив. Репетировали два раза в неделю, до полуночи. Клубом руководила молоденькая Татьяна Сергеевна, подключившая к процессу мужа, профессионального режиссера. Они, Сергей, Лена Авдеева, Толька Голубев, очень серьезная блондинка Светлана, часто собирались у Татьяны Сергеевны дома. Только Сергей из всех был не из института, остальным пока еще (по их

меркам) было далеко до послевыпускной поденщины.

В общем, Сергей инстинктивно сопротивлялся старению, ложился спать заполночь и отсыпался до

обеда за столом на работе.

Работу свою Сергей получил на распределении, как ближайшую к месту жительства. Это было конструкторское бюро 'со славными трудовыми традициями, крупными достижениями и активной деятельностью'. До того, как пройти вовнутрь мимо охранников в штатском, Сергей имел беседу с кадровичкой в комнате посетителей, его долго представляли разным начальникам, видно было, что в кадрах понятия не имели, куда его сунуть. Да

и сам Сергей добавил сложности, заявив с порога, что работать на Контору у него ни малейшего желания. Кадровичка покраснела, возмутилась, как воспитательница в пионерском лагере и продолжила поиск подходящего места для нового молодого специалиста. Место нашлось через день, Сергей получил временный пока - пропуск и был допущен перед ликом начальника то ли первого отдела, то ли режима. Прежде всего, Сергей был ознакомлен с внутренней анкетой, в коей требовалось указать обо всех контактах с иностранцами, о родственниках жены (буде таковая имеется). Сергей с удовольствием настрочил на страницу о поездке в Германию, привел список немцев, с которыми обменялся адресами , написав фамилии, естественно, по немецки, и протянул это

режимщику. Тот стал необыкновенно серьезен, позвонил куда-то, таинственно заговорив :"...Да, говорит, имел ! К восемьсот девятому не могу его

допустить, а весь отдел на нем...Можно к вам зайти ? " Он , не глянув на Сергея, попросил его подождать в кадрах, вышел, положив Сергееву

писанину в папку.

Сергей нахально передал 'своей' кадровичке, что, вероятнее всего, его не примут на работу из-за контактов с иностранцами, вызвав у той краску и раздражение: "Вы к нам распределены и обязаны отработать три года по законодательству!.." Сергей потом не раз записывался на прием к заму по кадрам с одним и тем же вопросом, как сделать так, чтобы уйти. Зам, обликом схожий с Кальтенбруннером, с брезгливой жалостью во взоре, небрежно отвечал всякий раз : "Вы работаете по специальности !". Переждав, пока Сергей сформулирует следующую фразу, говорил опять :"Вы работаете по специальности ! Вам делать нечего, что вы меня отрываете по всякой ерунде ?" Однажды Сергей не сдержался и, как мог презрительно, заметил : "Я имею право спрашивать о чем угодно, а вы...обязаны мне объяснить !" После чего встал, отшвырнул стул и вышел. Уже в коридоре он услышал, как с шумом открылась за спиной дверь.

Зам, высоченный, с красным лицом стоял в двух шагах от Сергея : "...Ты что себе позволяешь ?.." Сергей завелся : "Ты мне не тычь !" и, закинув голову, не отрывался взглядом от выкатившихся от

гнева зрачков. Тот чуть придвинулся, и Сергей, почувствовав удивительное спокойствие, спросил : "Может подеремся ?" Зам овладел собой и ушел, покачиваясь на длинных ногах, в кабинет. Сергей даже не обратил внимания, были ли рядом еще люди, громко вздохнул и, чуть-чуть трясясь, отправился домой.

Работа состояла в вычерчивании за кульманом каких-то схем, вероятно, очень необходимых, но от

вида которых Сергея разве что не тошнило. Контора была весьма охраняемым объектом, что осложняло просто выход наружу даже во время обеда, уже не говоря о том, чтобы сбежать пораньше. Начальник отдела, осведомленный о последней аудиенции Сергея у зама по кадрам, напрочь отказался вести какие-либо разговоры 'о перемещениях кадров' :"В отделе не хватает людей,

а у меня слишком много работы, чтобы няньчиться с вами!" Сергей не имел на примете никакого другого места, но сама обстановка несвободы угнетала. Он частенько выписывал себе по выдуманным причинам, обычно 'по семейным обстоятельствам', увольнительные, покидал свое рабочее место и с удовольствием шел по улице, заходил в кондитерскую, в книжный магазин и возвращался домой позже, чем обычно после финального звонка в пять пятнадцать в Конторе, внутри которой, как он знал, за несколько минут

собиралась у проходной очередь из людей, жаждущих добежать до раздевалки первым, получить пальто и скорее, на улицу, вон !