Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Михаил Мягков

Большую и плодотворную работу по изучению холодной войны как феномена международных отношений, в том числе ее важнейших причин, хода и последствий проводит Институт всеобщей истории РАН и его центр по изучению холодной войны, возглавляемый доктором исторических наук Н.И. Егоровой. Одна из работ центра – сборник «Холодная война. 1945–1963. Историческая ретроспектива» на основе новых архивных материалов и с учетом ведущихся научных дискуссий представляет современную интерпретацию основных этапов становления и развития конфронтации между западным и советским военно-политическими блоками, начиная с середины 1940-х годов60. Формированию и эволюции внутренней и внешней политики СССР в первое десятилетие после Второй мировой войны, роли советского лидера в этом процессе, причинам конфронтации между союзниками, зарождавшейся еще до окончания глобального конфликта, посвящен сборник, созданный под началом членов редколлегии И.В. Гайдука, Н.И. Егоровой, А.О. Чубарьяна (отв. ред.) «Сталинское десятилетие холодной войны: факты и гипотезы»61.

Подробный анализ американского и британского взгляда на Россию в годы Второй мировой войны, основанный на изучении многочисленных работ западных историков, представлен в книге профессора А. Уткина «Мировая холодная война»62. Автор считает, что для Вашингтона и Лондона Россия была «хороша, сражаясь против Германии в фактическом одиночестве, защищая от нацистского варварства цивилизацию, но недостаточно привлекательна при обустройстве нового мира. В Восточной Европе американцы усмотрели опасность того, что они назвали советским экспансионизмом… Ради силового противостояния Москве Америка не только разрушила в конце 1940-х годов союз времен войны, но и пошла на крайние меры: заново вооружила Германию, создала Североатлантический союз, постаралась осуществить контроль над мировым экономическим развитием». Книга А. Уткина помогает ответить на многие непростые вопросы, связанные с истоками холодной войны.

Тем не менее, вопрос об американских оценках участия СССР в послевоенном мирном устройстве – в том числе территориальных и политических намерений Москвы на Европейском континенте – во многих своих аспектах нуждается в дальнейшем исследовании. Прежде всего, это касается прогнозирования американскими государственными деятелями будущей роли в мировых делах как своей страны, так и Советского Союза, особенностей их отношения к СССР в различные периоды войны, вариантов участия Вашингтона вместе с Москвой в строительстве новой системы безопасности. Рассмотрение этих проблем тесно связано с продолжением изучения деятельности президентов США военного времени, членов их ближайшего окружения, анализом документов, отражающих динамику суждений Белого дома о взаимодействии с Кремлем и ужесточение американской линии в диалоге с СССР, что стало одной из причин начала холодной войны. Здесь предстоит еще большая работа в различных архивных коллекциях Соединенных Штатов Америки, прежде всего в Национальном архиве США, Отделе манускриптов Библиотеки Конгресса, Библиотеке Ф. Рузвельта, и других хранилищах исторических документов.

Глава I

Американские оценки международной ситуации и политики СССР в Европе (начало 1939 – июнь 1941 г.)

1. Основные тенденции американских оценок СССР 1930-х гг.

Общеизвестно, что изоляционистские настроения, вновь взявшие верх в США после окончания Первой мировой войны, во многом определяли политический курс государства и в первые месяцы после начала нового глобального конфликта в Европе в сентябре 1939 г.

Достаточно сказать, что президентская кампания Ф. Рузвельта 1940 г. вряд ли была бы успешной, если бы он выступал с лозунгами скорейшего вступления страны в войну на заокеанском театре военных действий. Общественное мнение Соединенных Штатов (в своем большинстве), равно как и влиятельные политические лидеры страны, были пока не готовы воспринять интернационалистские призывы и осознать теснейшую взаимосвязь сохранения их безопасности, ценностей, да и самой жизни с результатами кровавой борьбы, происходившей за многие тысячи километров от их родных очагов.

Накануне развязывания европейского конфликта, в первой половине 1939 г., в Вашингтоне крайне настороженно относились к постановке вопроса о возможной помощи своим бывшим союзникам в Первой мировой войне – Великобритании и Франции, считая, что США должны избегать такого вмешательства в дела континента, которое ведет в перспективе к полномасштабному участию страны в кровопролитных сражениях. Неоднозначной была позиция самого президента. В некоторых общественных кругах Рузвельта критиковали за усилия, направленные на проведение в жизнь политики разоружения и называли «наивной» его реакцию на агрессивные акции фашистской Италии и нацистской Германии. Однако многие современные американские историки называют такие оценки несостоятельными, говоря о серьезных внутренних препятствиях, с которыми сталкивался глава Белого дома при определении адекватного растущей опасности внешнеполитического курса. Р. Даллек заостряет внимание на том, что руки президента были сильно связаны основными положениями Акта о нейтралитете, давлением со стороны изоляционистов, активистами движения за мир из студенческой среды, различными религиозными группами, особенно католиками63. Кроме того, значительная часть американских деловых кругов оказывала материальное содействие Германии, что во многом было обусловлено структурой монополистических связей. К 1933 г. сложилась разветвленная сеть картельных соглашений между США и Германией, особенно в электротехнической и химической промышленности. Почти 2,5 тыс. авиамоторов в 1933–1939 гг. были закуплены немецкими фирмами в США; ряд германских заводов по производству моторов работали на базе новейшей американской технологии64. Нельзя сказать, что финансово-промышленные круги Соединенных Штатов оказывали доминирующее воздействие на политику Вашингтона по отношению к Берлину, но в период укрепления мощи нацистов некоторые из них считали, что финансовая помощь Германии предотвратит наплыв коммунистических настроений на европейском континенте. Все это сдерживало критику фашистского режима. Лишь после того, как нацистское правительство приняло ряд мер для вытеснения американского капитала из экономики Германии, в результате которых инвестиции США сократились с 5 до 1 млрд марок (с 1930 по 1938 гг.), торговые отношения между двумя странами стали приобретать характер «экономической войны». Гитлеровская политика автаркии прямо противоречила проводимому более сильными экономически США курса на «свободу торговли»65. Обострение конкуренции в экономике и сферах влияния, беспокойство Белого дома растущей экспансией Германии в Латинской Америке усиливало геополитическое противоборство между Германией и Соединенными Штатами на мировом пространстве, к которому теперь добавлялась угроза интересам США со стороны Японии – союзнику Третьего рейха по антикоминтерновскому пакту. Многие государственные и общественные деятели Запада, в том числе и США, понимали, что вновь милитаризованная Германия и ее союзники означают угрозу их интересам и всей системе безопасности в мире. Рост американо-германских противоречий создавал предпосылки для сближения США с Великобританией и Францией. Однако страх перед коммунизмом, ставящим под вопрос существование экономических и социальных основ западного общества, поощрял влиятельные группы западных политиков и промышленников на продолжение контактов с гитлеровским режимом.

Роль Советского Союза в разразившемся перед войной кризисе виделась в Вашингтоне преимущественно с негативной стороны. Отметим, что в то время на Государственный департамент США достаточно сильное влияние оказывали сторонники «жесткой» линии в отношении СССР – Ч. Болен, У. Буллит, Н. Гендерсон и др. США отказывались признавать СССР до 1933 г., но для того, чтобы быть в курсе намерений этого социалистического государства во внешнеполитическом ведомстве США, был образован специальный отдел, занимающийся русскими делами. Большую часть информацию о положении в СССР Госдепартамент получал из Риги, которая стала с 1920-х годов ключевым центром исследований, относящихся к Советскому Союзу. В этом городе, который ранее входил в состав Российской империи, было аккредитовано достаточно много американских дипломатов, которые постоянно общались с эмигрантами из России. Многие эмигранты принадлежали в прошлом к высшему сословию империи или имели отношение к ее правящей элите. Понятно, что их мнение относительно большевистской власти было, как правило, отрицательным. Взгляд на Советскую Россию из Риги (или как его еще называли «Рижская аксиома») оказывал на протяжении 1920—1930-х гг. значительное влияние на ответственных и политических деятелей США. Для многих из них образ Советского Союза был органично связан с такими понятиями, как «экспансия революции» и «агрессивность» коммунистического режима. Соответственно, идея вступления с таким государством в возможный союзный альянс изначально обрекалась на жесткую критику внутри самой Америки66.