Жена - девочка - Майн Рид

ничтожеством, который при первом удобном случае готов бросить меня!

— Бросить тебя? Ха! Ха! Ха! Кем ты была, когда я женился на тебе? Брошенной, никому не нужной вещью, если не сказать хуже! Самый черный день в моей жизни был тот, когда я решил подобрать тебя!

— Подлец!

Слово «подлец», брошенное возмущенной женщиной, несомненно, предвещало бурю. Если джентльмен называет подлецом другого джентльмена, это почти всегда ведет к открытому столкновению. Когда джентльмена так называет леди, все, конечно, иначе, но все равно отношения резко изменяются. В данном же случае подобный всплеск эмоций предвещал скорое окончание ссоры.

Последовало резкое восклицание мужа, который, вскочив с места, стал нервно ходить взад и вперед по «своей» половине комнаты. Другую половину для подобных прогулок еще раньше облюбовала жена.

Не говоря больше ни слова, они ходили каждый в своем углу, то и дело бросая друг на друга сердитые взгляды, словно тигр и тигрица в одной клетке. Это продолжалось более десяти минут.

Мужчине первому наскучило это хождение, ему захотелось вернуться на свое место, он сел, вытащил сигару и прикурил.

Женщина, которая не хотела от него отставать ни в чем, тоже закурила — свою, тонкую «королевскую» — сигару и, опустившись в кресло-качалку, вскоре скрылась в облаке дыма. Теперь она напоминала Юнону[22], почти невидимую из-за нимба.

Стороны перестали обмениваться взглядами (это стало невозможным), и молчание продолжилось еще десять минут или даже больше. Жена молча копила гнев, в то время как муж, казалось, был занят некоей серьезной проблемой, захватившей все его сознание. Вдруг с его губ сорвалось резкое восклицание — он нашел какое-то решение; и выражение его лица, едва заметного сквозь сигарный дым, говорило о том, что это решение его вполне удовлетворяет.

Держа сигару в зубах и выпуская облако дыма, он наклонился к жене и обратился к ней давно забытым, кратким, ласковым именем:

— Фан!

Имя и интонация, с которым оно было произнесено, казалось, говорили о том, что буря в его душе уже улеглась. Возможно, бушевавшее раздражение успокоил никотин. Жена, несколько удивленная таким эффектом, вынула «королевскую» сигару изо рта и голосом, в котором ощущались нотки прощения, ответила:

— Дик!

— Я хотел бы поделиться своей новой идеей, — сказал он, продолжая беседу в совершенно другой интонации. — Это великолепная идея!

— Весьма сомневаюсь. Что ж, посмотрим. Рассказывай. Я чувствую, что ты относишься к этому серьезно.

— Да, я очень серьезен, — ответил он без малейшего намека на сарказм.

— Ну, тогда давай послушаем.

— Итак, Фан, сейчас нам совершенно ясно, что, поженившись, мы допустили большую ошибку.

— Ну, это ясно как дважды два — по крайней мере мне.

— Тогда я ничем тебя не оскорблю, если возьму за основу подобную постановку вопроса. Мы поженились по любви — тем самым мы совершили самую большую глупость, какую только могли позволить себе.

— Я думаю, что мне об этом известно лучше, чем тебе. Что же нового ты хочешь сказать?

— Это было больше чем глупость, — повторил ее никчемный муж. — Это был акт полнейшего безумия.

— Вполне возможно, особенно с моей стороны.

— С обеих сторон. Ты ведь не будешь возражать, что я ныне очень раскаиваюсь в том, что ты моя жена. Хотя бы потому, что я нарушил твои перспективы — хотя бы то, что ты могла бы выйти замуж за более богатого джентльмена.

— Ага, так ты признаешь это?

— Да, я признаю. Но и ты ведь должна признать, что я мог бы жениться на более богатой леди.

— На леди Старая Язва, например.

— Неважно. Леди Старая Язва могла бы предотвратить эту язву нашей совместной жизни, которая с каждым днем становится все глубже. Как тебе известно, я промотал почти все свое состояние, у меня ничего не осталось, кроме навыков игры в карты. Я отправлялся сюда со смутной надеждой, что здесь меня встретят наивные голуби, а ястребы остались по ту сторону Атлантики. Что же получилось на самом деле? Обнаружилось, что самый бесхитростный обитатель нью-йоркского салона будет самым хитрым в Лондоне! Я уже спустил добрую сотню фунтов без всякого шанса вернуть их обратно.

— Ну, и что из этого следует? Что за великолепная идея посетила тебя?

— Итак, ты готова выслушать ее?

— Какая любезность с твоей стороны — спросить моего разрешения! Говори! А вот соглашусь ли я с твоей идеей — это уже другой вопрос.

— Хорошо, Фан, ты своими собственными словами подтвердила, что не будешь упрекать меня за то, что я скажу.

— Если это только твоя идея, что тут бояться? Однако какие мои слова ты имел в виду?

— Ты сказала, тебе было очень жаль, что я не женился на леди.

— Да, я сказала. Ну и что с этого?

— Больше, чем ты могла подумать. Значение этих слов для меня очень важно.

— Я подразумевала только то, что сказала.

— Ты сказала это в запале злости, Фан.

— Я это сказала вполне серьезно.

— Ха-ха! Я-то знаю, что это было бы слишком хорошо для тебя!

— Слишком хорошо? Ты себе льстишь, я думаю. Возможно, когда-нибудь ты поймешь свою ошибку.

— Ничего подобного. Ты любишь меня настолько, Фан, насколько я об этом знаю. Я сказал все это только для того, чтобы сделать свое предложение.

— Да ну тебя! Я все равно не стану любить тебя больше. Ну, Дик, ты хотел сказать мне что-то? Давай уже!

— Я хочу попросить у тебя разрешения…

— Разрешения на что?

— Жениться повторно!

Жена его последних двенадцати месяцев застыла в недоумении, как пораженная выстрелом. В ее взгляде читались гнев и удивление.

— Ты говоришь об этом серьезно, Дик?

Она спросила это автоматически. Она и так видела, что он был вполне серьезен.

— Подожди, я сейчас поясню свою мысль, — ответил он и приступил к разъяснению.

Она терпеливо слушала.

— Собственно, я хотел предложить вот что. Ты предоставляешь мне свободу жениться повторно. Кроме того, ты помогаешь мне практически осуществить