Анатомия войны: Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь и их великие победы - Александр Андреев

После схватки легких передовых отрядов завязался бой главных сил, почти одновременно на всех пунктах. Легионы стремительно пошли в атаку и прежде всего натолкнулись на цепь из кельтов и испанцев. Обороняясь и сохраняя порядок, цепь стала поддаваться назад, задерживаясь по краям и прогибаясь в центре. Невольно применяясь к линии фронта, ряды римлян с флангов стали подаваться к центру, а в то же время начали развертываться обе фланговые колонны африканцев. Тогда первоначально выпуклая линия карфагенян стала превращаться в вогнутую.

Заходя вправо и влево, обе фланговые колонны поворачивали фронт против римской пехоты, угрожая ей по всей глубине до задних рядов. Плотность строя, теснота пространства и недостаток самостоятельности манипул легиона лишали римлян возможности перестроением на флангах предупредить начавшийся обход. Но, чтобы он закончился успешно, центр должен был держаться до последней крайности. Неся потери и отбиваясь от наступавших римлян, он держался. Здесь стоял Ганнибал. Но все зависело от конницы; для полного охвата римлян пехоты было слишком мало. Эту последнюю задачу и выполнил начальник тяжелой конницы, герой того дня, Гасдрубал. Стремительной атакой сбив римскую конницу в самом начале битвы, он повернул позади неприятельской пехоты ушедшей вперед, и, проскакав к противоположному краю поля, поддержал нумидийцев, сражавшихся с конницей союзников. Кавалерийский бой был решен, и Гасдрубал обрушился на тыл римской пехоты. Её охват со всех сторон был выполнен раньше, чем легионеры в центре успели порвать линию испанцев. Задние ряды римлян пришли в смятение, которое парализовало также действие передних. Их натиск остановился, а испанцы и кельты, в свою очередь, перешли в наступление.

Римляне стали сбиваться к середине занятого их массой пространства. Стоявшие внутри были бессильны подать помощь отбивавшимся по внешней линии окружения. Теперь число и плотность строя не помогали, наоборот, мешали и губили. Римская армия все более превращалась в беспорядочную кучу людей, куда без промаха летели копья, стрелы и камни, в то время как сжимавшееся кругом кольцо врагов без сопротивления рубило их наружные, совершенно расстроенные отряды. Когда на землю, наконец, спустилась ночь семьдесят тысяч трупов покрывали поле сражения; среди убитых находились Эмилий Павел, проконсулы Регул и Сервилий, легаты и трибуны легионов, восемьдесят сенаторов.

Великолепный смолоду Ганнибал прекрасно знал, что для его очаровательно богатой военно-торговой республики не составит труда выставить для войны хоть стотысячную армию. Он видел, что Карфаген специально щадит жизни собственных граждан и предпочитает нанимать в войско иноплеменников, заодно устанавливая через них торговые отношения с близкими и далекими народами.

Африканских и европейских наемников, желавших служить в войсках богатого Карфагена, всегда было множество. Совет ста сенаторов любил набирать именно разноплеменных воинов, говоривших на непохожих наречиях, чтобы не давать им объединиться, чем предупреждал военные заговоры и возмущения.

Ганнибал прекрасно знал, почему герусия, верховный совет Карфагена, в котором неостановимо боролись за власть несусветные политические партии, приставила к нему для надзора своих сановников-комиссаров. Совет ста всегда очень беспокоился за продолжение своего золотого существования и не хотел, чтобы, якобы избираемые всем карфагенским народом, но на самом деле по прихоти герусии, полководцы не подняли свою армию на такое удобное для сенаторов-олигархов государство. Двадцатилетнего изобретательного и прозорливого главнокомандующего бесило, что герусия могла даже во время войны отказать своим войскам в деньгах и подкреплениях и вообще сменить полководцев, поставив на место подготовившего успех талантливого и заслуженного командующего богато-знатную бездарь, чтобы та, в угоду своей господствующей в тот момент партии, могла присвоить результаты очередной победы во славу отечества. Сенаторы со всей своей высокоплеменной дури писали и утверждали планы войн и строго наказывали высших командиров за малейшее отступление от них. Многие военачальники, на которых хотели свалить не их просчеты и разгромы, совсем не хотели рисковать и воевать смело и решительно, а часто действовали вяло и слабо, что, конечно, не всегда приводило к ожидаемой победе.

Ганнибал понимал, что Карфаген обязан своему несомненному близко-далекому могуществу совсем не военному устройству, а только торговому золоту и грубому невежеству врагов олигархической республики. Впрочем, после первой Пунической войны с Римом, торговая республика потеряла свой великолепный военный флот из двухсот отличных трирем, но на золотом аппетите герусии это не очень отразилось.

Ганнибал прекрасно знал цену своему военному и административному гению, справедливо оценивал математическую гибкость собственного разума, страшную силу воли и настойчивость, знание человеческой природы, умение находить выход из любого трудного положения. Он, Баркид, никогда не будет игрушкой в руках обнаглевшей от бесконтрольности и безнаказанности герусии. Он не потеряет точку опоры, а всегда найдет другую, построит новый успех на основе предыдущего, черпая свои силы только из собственного опыта. Он сумеет использовать случай для победы там, где любой другой обратит его себе на погибель. Ганнибал знал, что ему помогает счастье, но лишь потому, что он умеет его не упустить.

Двадцатилетний главнокомандующий карфагенской армией ее основой считал кавалерию сухопутных войск. Его отец, знаменитый Гамилькар Барка, обучил войско по образцу фаланги Александра Македонского. Это была надежная, но не быстрая смертельная машина, а Ганнибалу требовалась на постоянно меняющейся войне часто менять место действия и тактику. Основой армии молодой гений считал кавалерию. В ее войске карфагеняне служили только в избранной Священной пехотной дружине и тяжелой гвардейской коннице. Ганнибал понимал, что у наемной армии нет патриотизма и ее с Карфагеном связывает только денежное жалование и доля в военной добыче. Он, великолепный Ганнибал Барка – Молниеносный, даст своим разноплеменным воинам особый боевой дух, основанный на его стратегическом гении и великолепных победах. Герусия хочет его контролировать, чтобы присваивать чужой политический капитал? Она хочет забрать себе не свою славу и превратить ее в тяжелое и так нужное всем золото? Пусть тогда попробует протянуть свои загребущие руки через Альпы. Он, Ганнибал, десятилетия будет воевать далеко от Карфагена и вернется к Совету ста только тогда, когда сможет с ним поспорить на равных. Он родился в этой стране и значит должен сделать ее счастливой. Если Ганнибал разобьет римскую республику и возьмет их священный город, олигархическая герусия станет всесильной и тут же снимет его с должности главнокомандующего, обвинив в чем-нибудь, чего не было.

В 218 году до Рождества Христова Ганнибал Молниеносный выступил не только против Рима. Он шел один на сто очумелых от жадности и безнаказанности карфагенских сенаторов и сами Альпы и Аппенины задрожали под поступью его великолепных бойцов и страшным воинским мастерством гения.

Ганнибал создал превосходную и многочисленную нумидийскую конницу, собрав ее из африканских кочевников. Он прекрасно знал, что именно стремительная конница является главным оружием гениальных полководцев и наносит врагу решительный удар, перед которым не может устоять никто. Полунагие африканские всадники в львиных и тигровых шкурах, с навернутыми на левые руки плащами вместо щитов, вооруженные длинными мечами и десятком дротиков, росли на конях, которые были необыкновенно выносливы, неутомимы и быстры на скаку. Нумидийцы и тяжелая конница Ганнибала по примеру гетайров Александра Великого не пользовались седлами и даже уздечками, а управляли боевыми конями голосом, коленями и хлыстом. Уздечки задерживали ход лошадей и мешали стремительно врываться в ряды неприятелей.

Нумидийцы не наносили, как тяжелая кавалерия, ураганного удара в сомкнутом строю. Легкие всадники превосходно охраняли армию Ганнибала от внезапных нападений, могли непрерывно тревожить неприятеля частыми налетами со всех сторон, вели партизанскую войну небольшими отрядами и неутомимо преследовали отступавшего неприятеля. Пылкие и стремительные, они не боялись бегства, потому что бежали только для того, чтобы вернуться и напасть снова. Нумидийская конница Ганнибала Молниеносного стала лучшей в древнем мире. Неожиданные нападения, засады, набеги, введение врага в заблуждение, маскировка атаки полководца – это был ее арсенал, и военный гений знал и владел им превосходно.

Ганнибал провел смотр карфагенского войска. Тяжелая пехота и конница из своих африканских граждан и испанцев, ливийская, финикийская и галльская средняя пехота и конница в центре, перед ним, впереди, слоны и боевые колесницы, прикрытые болеарскими пращниками, на флангах многочисленная нумидийская конница – его армия была великолепна.