Навеки вместе - Илья Клаз

— Берут ли беглых?

— Как не брать, человече ты милый! Беглые впору купцу. С беглым мороки меньше и харчи ему абы какие идут.

Фонька Драный Нос согласился. Подался сразу на пристань. Возле берега полно телег купеческих с разными товарами. Гомон и ругань. С телег мужики тянут мешки на барки, что бортами уставили весь берег. На одну из барок таскали пеньку. Пенька чистая и полегче, чем мешок с зерном, от которого пуп трещит. Посмотрел и подошел к мужику.

— Скажи, человече, работный люд нужен?

Мужик устало чмыхнул и подтянул спадающие порты.

— Сказывали, потребен. Иди до купца. Он тебе скажет. — И показал на хату возле самого берега.

Фонька Драный Нос робко вошел в избу. С порога поклонился щуплому, глазастому человеку в белой посконной рубахе и яловых сапогах. Тот, не ожидая, пока Фонька начнет говорить, равнодушно спросил:

— Чего хотел?

— Сказывают, пане, надобен тебе работный люд?

— Ну, надобен. А ты беглый?

— Со старцем хожу, — похолодело у Фоньки внутри.

— Молчи, лгарь! — фыркнул купец. — Я тебя насквозь, как через блону, вижу. Да леший с тобой! Возьму до Любечи. Харчеваться у детины будешь. Уразумел?

— Все, пане, — кивнул Фонька.

— Беги на пристань, — купец хлебнул квасу и вышел из хаты. — Вон барка моя. Пеньку укладывают.

Фоньке понравилось на барке. Судно хоть и старое, да крепкое, обшитое трехдюймовой доской. На воде его держали тяжелые якоря на жестких пеньковых канатах.

Грузили барку два дня. Каких только историй не наслышался Фонька Драный Нос за это короткое время! Вечером, усевшись трапезничать, мужик по кличке Косой, рассказывал, как неподалеку от Бобруйска, в селе Глусск, холопы подняли бунт, схватили графа пана Лубинского и повесили на воротах.

— Почему бунт подняли? — допытывался Фонька.

Косой хмыкнул и плюнул за борт.

А еще мужики на барке рассказывали, как холопы позвали в деревню казаков и рассказали им про обиды свои, что чинил пан. Казаки заставили пана сидеть под столом всю ночь и через каждый час кукарекать. Прозвище у пана было Петуховский…

Купец торопил работный люд. Ходили слухи, что конных казаков видели несколько дней назад в лесу под Бобруйском. Говорили, что казаков не меньше пяти тысяч. Может, и больше их. Разве кто считал?

На четвертый день барка отошла от берега. Фонька Драный Нос стоял рядом с кормчим на корме, длинным шестом помогал отводить барку от берега… Когда вывели ее на стремнину, сама пошла спокойно и ровно. Хороша река Береза! Вода в ней прозрачная. Берега высокие, крутые, заросшие березовым и сосновым лесом. Из чащоб к воде на водопой выходят кабаны, лакомятся осинником сохатые.

Через день барка миновала Паричи. В село не заходили: купец строго-настрого приказал, пока не минуют Паричи, к берегу не подходить. Боится купец, чтоб казаки не пожгли барку. А пристать все же пришлось. В двух верстах от Горваля наткнулась барка на дубовую корягу. Течение здесь быстрое, и корму занесло. Она ударилась о валун. Вылетела в корме смольная пакля, и тонкой струйкой заурчала вода. Мужики переполошились и сбросили якорь. Выход был один: снять часть груза и законопатить барку.

С низкого борта на песчаную отмель положили трап. Полдня носили на берег пеньку. Облегченная барка поднялась из воды. Мужики собрали хворост, разложили костер. Скатили бочонок смолы, который взяли про запас, снесли на берег чан и паклю. Конопатить дело не простое, и кормчий не доверил Фоньке эту работу, хоть и видел в нем человека мастерового. Фонька Драный Нос не обиделся. У берега — густой сосновый лес. Кругом ни души. Пошел в лес собирать ягоды. Земляники в лесу — ковшом черпай. Фонька Драный Нос собирал пригоршнями. Запрокинув голову, широко раскрывал рот и сыпал их, жмуря в блаженстве глаза.

Прошел на поляну, присел у гнилого пня, собрал полную ладонь. Едва опять запрокинул голову, как несколько сильных рук схватили, придавили к земле, прижали ладонью рот. Фонька Драный Нос и охнуть не успел, как оказался связанным. Три мужика в широких синих шароварах склонились над ним. Фонька увидел загорелые лица, черные усы, свисающие змейками. На голове — смушковые шапки. У двоих — серьги в ушах, на боку короткие кривые сабли. «Казаки!..» — мелькнула мысль.

— Щоб тыхо було! — приказал один.

— А чего мне кричать, — ответил Фонька Драный Нос, все же с опаской поглядывая на казаков.

— О цэ и добро! — Казаки поставили Фоньку на ноги. — Пишли!..

Фонька шагал за плечистым, рослым казаком. Руки у Фоньки были связаны, и он, спотыкаясь, едва поспевал за ним. Двое шли сзади. Идти пришлось около версты. Вскоре оказались на поляне, и Фонька Драный Нос раскрыл от удивления рот. Вся поляна в шалашах. Между ними — повозки. Дымят костры. Сверкают поднятые отточенные пики. Возле костров и на повозках казаки. Фонька Драный Нос впервые услыхал украинский говор. Много в нем понятных и похожих на белорусские слов. Подошли к шатру, у которого стоял часовой с мушкетом.

— Зови атамана. Языка привели.

Окинув беглым взглядом Фоньку, часовой тихо и протяжно свистнул. И тут же скрылся за пологом.

Из шатра вышел атаман — чубатый, в темно-синем кунтуше и насунутой набекрень смушковой шапке. За широкий пояс заткнута пистоль. По годам не молод, но и не стар. Настороженные глаза ощупывали Фоньку.

— Где взяли? — спросил атаман.

— С барки…

Атаман, подобрав кунтуш, уселся на березовый чурбак и сплюнул. Еще раз посмотрел на Фоньку.

— Какой это к бесу язык?!. Хлопа привели.

— Теперь и купцы холопское надевают. Кто его знает. У него, атаман, на лбу клейма нет.

— Хлопу не на лоб смотреть надо, а на зад…

— Гарно сказав, батько! — Казаки дружно загоготали.

— Скидывай рубаху, — приказал атаман Фоньке. — Сейчас увидим, какого он роду и племени.

Фоньке развязали руки и вмиг сорвали сорочку. Атаман посмотрел на иссиня-красные рубцы:

— Смотри, Микола, как оно панское письмо отпечатано. — И уже Фоньке: — Как звать?

— Фонькой, по прозвищу — Драный Нос.

— Нос и впрямь драный. Признавайся, напугали казаки?

Фонька не знал, что ответить атаману. То, что струхнул, так это было. Только не казаки в лесу страшны, а харцизки. Те бродят шайками в лесах и, грабят одинаково что пана, что холопа.

— Чего пугаться…

— И я о том. Рассказывай, куда путь держал?

— На Сечь хочу.

— От панов бежишь?

— Стало быть… — Фонька натянул рубаху, вздохнул. — Купец на барку взял до Любечи. А сам из Полоцка.

— Скажи, не ждут казаков в Полоцке? — атаман пытливо прищурил карие глаза в ожидании ответа.

— Ждут, — Фонька Драный Нос подтвердил с уверенностью. — Невмоготу стало под паном. Правда, бают, что и Хмель из шляхетного рода… — Фонька осекся, подумал, что сболтнул лишнее.

Стоявшие поодаль казаки засмеялись. И Фонька засмеялся. Только лицо атамана по-прежнему оставалось серьезным, даже строгим.

— У казаков своих земель хватает. Хмеля не равняй, дурень!

— Может, оно и по-твоему, — подумав, согласился Фонька. — Люд говорит, есть универсал гетмана Хмеля, чтоб белорусцам беды не чинить и брать под свою защиту. Правда ли это?

— Есть. Рукой гетмана писан.

Об этом универсале Фонька Драный Нос слыхал на барке. Из уст в уста передают всякие указы гетмана: чтоб беспрепятственно пропускали купцов с товарами, чтоб оберегали церкви и святых отцов от надругания иезуитов, чтоб с почтением относились к бабам и девкам. И еще всякое такое, чего не запомнил Фонька.

Атаман поднялся и, отыскав глазами Миколу, приказал:

— Принеси Фоньке мяса и хлеба. — Посмотрел испытующе. — Чего тебе на Сечь бежать? Там никого не осталось. Или, может, задумал в наших краях жениться?

Фонька Драный Нос усмехнулся:

— Чего бы нет? Там девки чернобровые.

— А может, пойдешь с нами? — Атаман ждал ответа. — Поразмысли. Неволить тебя не стану.

Словно искра проскочила в сердце Фоньки. Перед господом богом давал клятву расквитаться с панами за каждый рубец на теле, за каждую обиду, что лежала под сердцем, за святую веру, что попирают и топчут.

— С тобой пойду, атаман! — прошептал Фонька пересохшими губами.

— Сотник!

— Я! — отозвался живо казак.

— Дай Фоньке саблю и коня!..

Густой, белый туман стоял над Березой-рекой; лес терялся в синем ночном мраке. Спали птицы, и до рассвета было еще далеко. А сотники уже сидели в шатре атамана. Совещались недолго. Покинув шатер, стали поднимать сотни. Пофыркивали в тишине кони и звенели уздечки.

В какую сторону будет двигаться войско, Фонька Драный Нос не знал. Ничего не мог ему сказать и Микола Варивода, храбрый и ушлый полтавский казак. Фонька подружился с Миколой, спал с ним рядом, и тот отдал Фоньке старые, но еще целые чоботы и шапку, отороченную мехом.