Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

И тут, словно отвечая на эти мысли, Ваня Полушкин вдруг произнес:

– Я уже думал, где я могу пригодиться в революционной организации, какую работу выполнять. Вообще-то я что угодно могу делать. Могу прокламации расклеивать, как сегодня. Могу и бомбу метнуть, смелости у меня хватит. Правда, левая нога у меня хромает, быстро бегать не могу. Но ведь не всегда бегать приходится, верно?

– Да, это точно, – кивнул Наливайченко. Гость ему нравился все больше.

– Но что у меня лучше всего получается, – продолжил между тем Ваня, – это в людях разбираться. Дар у меня такой есть, от природы. Я чувствую, что человек скрывает. Причем чем сильнее он хочет это скрыть, тем острее я это желание чувствую. И даже начинаю догадываться, что именно он скрывает.

– Вот как? – сказал Петр. – Ну, давай проверим этот твой дар. Вот скажи, например, что я скрываю?

– Вы? – Ваня задумался. Сел прямо, чашку с недопитым чаем в сторону отставил, руки на стол положил. И начал этими руками водить по клеенке, словно крошки с нее смахивать. Глаза у него закрылись, лицо побледнело. Так прошла минута. Потом Ваня открыл глаза и заявил:

– У вас есть три тайны. Первая и главная – это Катя, жена паровозного машиниста. Она к вам каждую ночь приходит, когда муж в поездке. И нынче вы тоже ее ждете. Она…

– Хватит, не надо! Это мое личное, к делу не относится! – прервал его Петр. Вся насмешливость из его голоса исчезла; теперь он глядел на своего гостя с некоторым страхом.

– Верно, не относится, – согласился Ваня. – Второе, что вы скрываете, – что вы на самом деле вовсе не ветеринар, а революционер, боевик. Участвовали в пяти покушениях, ваши карточки имеются во всех полицейских участках. А третья тайна касается вещей, что вы храните в тайнике…

– Все, достаточно! – остановил его Наливайченко. – Скажи, а что, ты так про любого человека можешь узнать?

– Ну, большой практики у меня не было, – признался Ваня. – Так, товарищи по школе, заказчики, что к дяде приходили, соседи… Какие у них тайны? Так, ерунда. Но если я что хотел узнать – все узнавал.

– Да, действительно, какие уж в вашем Елисаветграде тайны… – медленно произнес Наливайченко. – А вот, допустим, в боевой организации революционеров, куда жандармы засылают своих агентов, – там тайн очень даже хватает. Сейчас здесь, в Киеве, организаций почти не осталось. Но в Москве, в Питере они есть. А еще за границей. И там для такого парня, как ты, работа найдется. Ох, найдется…

– Так вы меня в Москву хотите отправить?! – произнес Ваня с восторгом в голосе. – Или в Питер? Здорово! Вот только… на такую поездку деньги нужны, а у меня совсем нет…

– Ничего, деньги не проблема, деньги найдем, – заверил Петр. – Зря мы, что ли, в свое время эксы проводили…

Глава 7

Господин Леон Давидес сидел за столиком в кафе «Бильбокэ» на Крещатике и пил кофе. Утренние дела были сделаны, и можно было наслаждаться жизнью: видом нарядной улицы за стеклом, теплом сентябрьского солнца, превосходным кофе – честное слово, не хуже, чем в Вене! Господин Давидес умел ценить маленькие радости жизни. Еще большую остроту этим радостям доставляло ощущение некоторой опасности, с которой было сопряжено его пребывание в центре Киева и вообще в России. Впрочем, опасность была совсем небольшая. В кармане у господина Давидеса лежали документы – очень хорошие документы, почти совсем как настоящие – из которых значилось, что господин Давидес является подданным Австро-Венгерской империи и имеет постоянное проживание в городе Вене. А если бы нашелся кто-то, кто проявил излишнее любопытство и спросил, зачем австрийский подданный прибыл в город Киев, господин Давидес мог бы ответить, что прибыл он в Киев как журналист, по приглашению газеты «Киевская мысль», и что он уже полгода состоит военным корреспондентом данной газеты на фронтах Балканской войны. Далее он мог бы сообщить, что только что прибыл из Сербии, привез очередную порцию репортажей и что назавтра собирается вернуться в Сербию. Ну, какие еще вопросы?

И что самое интересное, все сказанное было бы правдой. Леон Давидес действительно прибыл из Сербии и на самом деле сотрудничал с солидной газетой «Киевская мысль». Ну, а если имелись в биографии Леона Давидеса кое-какие обстоятельства, не согласующиеся с образом благополучного австрийского журналиста, то кто здесь о них знает? Кто задаст вопрос? Некому.

Поэтому журналист Давидес не слишком обеспокоился, когда за соседний столик уселся господин лет тридцати, одетый в поношенный серый костюм. Ну, сел человек и сел. Вон, тоже кофе заказал, с булочкой. Австрийский журналист продолжал наслаждаться жизнью, когда вдруг над самым его ухом твердый голос с металлическим оттенком произнес:

– Ну что, товарищ Бронштейн, долго вы тут собираетесь сидеть?

От неожиданности журналист чуть не поперхнулся кофе. Справившись с приступом кашля, обернулся. Давешний господин в серой паре чуть придвинул свой стул, так что теперь сидел с Леоном Давидесом спина к спине. Достаточно было чуть повернуться, чтобы разговаривать.

– Я вижу, мой невинный вопрос на вас сильно подействовал, – продолжал между тем господин в сером. – А у меня и другие вопросы есть. Может, побеседуем?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – отвечал журналист Давидес, стараясь держаться непринужденно. – Я австрийский подданный, моя фамилия Давидес…

– Ну, конечно, ваша фамилия Давидес, и вы сотрудничаете с газетой «Киевская мысль» и живете в лучшей городской гостинице «Континенталь», причем в хорошем номере, – кивнул незнакомец. – И вы, конечно, ничего не знаете о человеке по имени Лейба Бронштейн, который в декабре 1905 года был арестован, а в следующем году осужден за преступную деятельность в так называемом Петербургском совете рабочих депутатов. И осужден не на ссылку, как в первый раз, в 1902 году, а на вечное поселение в Сибири. Да вдобавок еще и лишен всех гражданских прав. Правда, эту деятельность вы вели уже под другой фамилией, которую сами себе придумали, – вы назвались Львом Троцким. Так что, знаете вы о таком человеке?

– Кто вы такой? – спросил сотрудник газеты «Киевская мысль» неожиданно глухо – от волнения у него сел голос. – Вы из полиции?

– Ну, наконец догадался! – усмехнулся человек в серой паре. – Недаром в революционных кругах вас считают человеком исключительно догадливым. Позвольте представиться – майор Углов.

– В русской полиции нет майоров… – зачем-то сказал Давидес, он же Бронштейн.

– А вы откуда знаете? – парировал человек в сером. – Вы ведь австрийский подданный, откуда вам знать, какие чины есть в русской полиции, а каких нет? Ладно, я пошутил: не майор, а штабс-капитан. Это вас устроит?

– Вы собираетесь меня арестовать? – спросил разоблаченный лже-Давидес. – Но за что? Я не совершил здесь ничего противозаконного…

– Как это «ничего»? – удивился Углов. – А бегство с назначенного вам поселения? А антиправительственная деятельность, которой вы много лет занимаетесь в Вене? А незаконное проникновение на территорию Российской империи? Нам есть за что вас судить, господин Троцкий, будем уж называть вас вашим революционным именем, вы под ним больше известны. Однако…

– Что? Что вы хотите сказать? – горячо спросил Троцкий. Отправляться в тюрьму ему совсем не хотелось. Причем вот так глупо, на пустом месте! А в словах жандармского офицера скрывалась какая-то неясная возможность избежать посадки. Впрочем, чего тут неясного? Известно, что предлагают революционерам в обмен на свободу: так называемое сотрудничество, выдачу товарищей. Нет, на это он не пойдет…

– Я хочу сказать, что у меня нет особого желания вести вас в полицейский участок и сажать в тюрьму, – сказал штабс-капитан. – И вербовать вас в осведомители я тоже не собираюсь. Мне нужно от вас нечто другое. А именно – информация о подготовке покушения на Петра Аркадьевича Столыпина.

– Покушение на Столыпина? – приезжий из Вены так удивился, что произнес эти слова чуть громче, чем следовало; две дамы за соседним столиком удивленно повернулись в их сторону.

– А вы разве не слышали? – в тон ему, и даже еще громче, произнес человек в сером костюме. – Весь город об этом говорит!

Убедившись, что налицо обычное обсуждение волнующего события, дамы за соседним столиком вернулись к прерванной беседе. А Углов тихо прошептал на ухо Троцкому:

– Вы что орете, как больной слон? Да, на Столыпина. Только не говорите, что вы впервые об этом слышите. В вашей газете «Правда» премьера регулярно поливают помоями. Вы, социал-демократы, спите и видите, чтобы он отправился на тот свет. А теперь вы решили взять дело в свои руки. Для того и приехали в Киев. А статьи для «Киевской мысли» – просто предлог, разве не так? Давайте, рассказывайте, как вы организовали эту акцию.

– Я вижу, что вы, штабс-капитан, при всей вашей информированности, ничего не смыслите в революционных делах, – тихо и отчетливо ответил ему Троцкий. – Иначе бы вы знали, что социал-демократы никогда не занимались индивидуальным террором. Все эти засады со стрельбой нас не интересуют. Наша задача – поднять массы!