Радищев - Борис Евгеньев

Кроме университетских преподавателей, воспитанием и образованием детей в семье Аргамаковых занимался гувернер-француз. Он ничем не напоминал первого гувернера Радищева, «учителя» из беглых солдат. Советник Руанского парламента, строгий республиканец, вынужденный покинуть Францию Людовика XV по причинам политического порядка, этот гувернер был широко образованным человеком. От него мальчик Радищев мог впервые услышать имена французских писателей-просветителей.

Радищев пробыл у Аргамаковых до отъезда в пажеский корпус, то-есть до 1763 года[32], когда ему исполнилось четырнадцать лет. Возникает вопрос: уместно ли говорить хотя бы о начальной стадии формирования мировоззрения Радищева в возрасте, в котором обычно отвлеченные понятия воспринимаются трудно?

Но, во-первых, речь идет не о сложившемся уже мировоззрении, а о тех первоначальных идеях и представлениях, которые составляют внутренний мир подростка, а во-вторых, следует учесть и случаи раннего развития детей — случаи, которых история знает немало. Невольно приходит на память раннее знакомство с французской литературой Пушкина, девятилетним мальчиком разыгрывавшего перед сестрой пьесу «Похититель» собственного сочинения, а к одиннадцати годам хорошо знавшею французских классиков и сочинения французских просветителей XVIII века.

Друг и покровитель Радищева, граф Александр Романович Воронцов, рассказывал, что двенадцати лет он «освоился с Вольтером, Расином, Корнелем, Буало [33] и другими французскими писателями».

Очень важное, а часто и решающее событие а жизни юноши, когда книга властно и покоряюще входит в его душевный мир, как друг и наставник. Со времени жизни в Москве у Аргамаковых книги навсегда стали лучшими друзьями Радищева. Во многих из них он находил поддержку на своем трудном жизненном пути, и они были тем источником его обширных и разносторонних знаний, которые поражали всех, кто был с ним близко знаком.

Русский язык и словесность Радищев и его товарищи изучали по творениям Кантемира, Ломоносова и Сумарокова.

Как раз в эти годы вышли в свет такие произведения Ломоносова, как «Российская грамматика», «Риторика», «Слово похвальное… Петру Великому», «Собрание разных сочинений в стихах и в прозе», «Петр Великий, героическая поэма» и другие. Нетрудно себе представить, какое впечатление производили на мальчика громкая торжественная музыка патриотических од Ломоносова, героические трагедии Сумарокова, а также его сатиры и притчи.

При обучении Радищева французскому языку, вероятно, использовались прежде всего классики. Но он мог читать произведения и новейших писателей, слава которых гремела по всей Европе. Юный Радищев, несомненно, увлекался волшебными сказками «Тысячи и одной ночи», приключениями Робинзона Крузо, неугомонным Жиль Блазом или вздыхал над горестной судьбой кавалера де Грие[34].

Немного позднее Радищев уж наверно прочитал романы Федора Эмина[35]. В 1763 году появились два романа этого плодовитого писателя: «Непостоянная фортуна, или похождение Мирамонда» и «Приключения Фемистокла».

«Мирамонд», ставший одним из самых популярных романов того времени, как раз и предназначался автором «молодому юношеству», которое «обыкновенно прелестьми к добродетелям влекомо бывает». Герой романа, добродетельный турецкий юноша Мирамонд, скитался по многим странам, обучаясь политике, которая «всякому общенадобна». Не раз он слышал рассказы о бедствиях простого народа. Некий принц рассказывал ему о бедственном положении земледельцев в «Индии», в описании которой нетрудно было угадать Россию:

«Есть ли кто в большем у нас презрении, как земледелец? Он кровавым потом чело свое орошает ради общественной жизни; — в ночь не доспит, в день не доест… Какую же он за то от нас получает награду? Ах, жалко и упоминать о их состоянии. Трудится бедный крестьянин ежедневно, чтоб, питая других, и самому себе кусок хлеба заработать, но, как скоро боярин его увидит, что житницы его полны, то, выдумав на него какую-нибудь вину, всего лишает и последний кусок хлеба у сего бедного похищает… Разве они тем виноваты, что нам судьбиною во власть достались, что нам служат и что нас питают? Ежели то подлинно, что добродетель и правда придут на свет и будут исследовать своих участников, то едва ли наши бедные мужички не достанутся нам в бояры и не будут ли они истинным великолепием вечно наслаждаться, оставя баринам своим, несправедливо и безмилосердно с ними поступающим, свою беду в наследие…» [36].

Эта мысль впоследствии будет по-новому развита Радищевым и найдет свое полное и яркое выражение в его книгах.

Роман Эмина «Приключения Фемистокла», посвященный автором Екатерине II, был едва ли не первым русским политико-нравоучительным романом.

«Крестьянин кормит своего господина и часто долги его оплачивает… — писал Эмин в «Приключениях Фемистокла». — Следует, что мы живем их милостью, и если они нас оставят и перестанут на нас работать, то мы со своею философиею и физикою погибнем. Может ли быть в свете благороднейшего и разумнейшего, как упражняться в том, что всему человеческому роду полезно и необходимо надобно?..»

Не вспоминалась ли мальчику, читавшему строки, подобные этим, далекая саратовская вотчина, мирное и привычное благополучие которой покоилось на рабском труде земледельца? Не вспоминались ли ему жуткие рассказы о соседе — помещике Зубове, кормившем своих крестьян из корыта, как домашний скот?..

Мальчик был чуткий, впечатлительный. Возможно, что еще неясные пока мысли о неправде, о несправедливом устройстве жизни получали наглядное подтверждение в безрадостных, темных картинах деревенской жизни, хорошо ему знакомой.

Мало вероятно, чтобы все эти годы он безвыездно прожил в Москве. Зная любовь и сердечную привязанность к нему родителей, правильней будет предположить, что на летнее время он уезжал в Аблязово. Возможно, что уже теперь он смотрел на родную деревенскую жизнь другими глазами и по-другому принимал ее.

В то время как Радищев жил и учился в Москве, произошло немало знаменательных событий.

Закончилась Семилетняя война, принесшая славу русскому оружию.

Фридрих II, считавшийся непобедимым полководцем, был наголову разбит русской армией при Кунерсдорфе. Пруссаки постыдно бежали, оставив на поле сражения более 4 тысяч убитых, пушки и знамена. Сам «непобедимый» король Фридрих едва не был захвачен в плен.

В следующем, 1760 году эскадроны Санкт-Петербургского и Рязанского конногвардейских полков вступили в Берлин. Члены берлинского магистрата вынесли победителям ключи от города на серебряном блюде.