Вожак - Генри Олди

Лица обоих коверкала одинаковая гримаса: ожидание счастья, сладостная пауза. Было жутковато видеть преддверие оргазма, застывшее на минуты, часы, дни.

— …экстремально высокий уровень нейромедиаторов: дофамина, серотонина, эндорфинов, — вещал доктор Лепид. — Объекты пребывают в состоянии постоянной эйфории. Попытки медикаментозной и волновой нейтрализации эффекта дали слабовыраженный и кратковременный результат. При попытках вербального контакта наблюдались приступы гиперактивности объектов. Просьбы, требования… Я бы сказал, мольбы. С переходом в истерические припадки, которые с трудом удавалось купировать. Постепенно приступы становились реже. Около недели назад они прекратились полностью. Объекты замкнулись в себе, на контакт не идут.

— Чего они требовали?

— Боюсь, хромает программа перевода. Они настаивали, чтобы их немедленно «отправили в солнце». Возможно, какая-то метафора. Идиома? Я склоняюсь к эйфорическому бреду. При такой концентрации нейромедиаторов в крови…

— Это не бред, — вздохнул Марк. — И не метафора.

— У вас есть предположения, господин консультант?

Вопрос доктора сочился ядом сарказма.

— Предположения? У меня есть ответ.

— Не поделитесь ли со мной своими знаниями?

— Сперва вы ответите на мои вопросы. Как долго объекты пребывают в состоянии эйфории?

— Около трёх месяцев. Всё время, что находятся под нашим наблюдением. Их сюда такими доставили.

— А до того, как попасть к вам?

— Нам сообщили, что объекты впали в эйфорическое состояние с момента… — Лепид покосился на ларгитасца и закончил, тщательно подбирая слова: — С момента изъятия их из привычной среды.

— Это все пленники? Если нет, я хотел бы взглянуть на поведение других.

— О-о-о, поведение других! Желаете полюбоваться? Прошу!

Сфера мигнула, картинка сменилась новой.

— Знакомьтесь: Манойя Илхикамина, лейтенант зенитно-ракетных войск ПВО.

Манойя Илхикамина, одетый так же, как и рядовые, лежал лицом вверх на круглом, гладко отполированном столе, широко раскинув руки и ноги. Кисти и стопы безвольно свесились со столешницы; голова запрокинута, глаза закрыты. На губах лейтенанта мерцала блаженная улыбка идиота. Из уголка рта текла вязкая слюна. Рядом воздвиглась стойка с медицинским оборудованием. Под одежду астланина уходило множество серебристых паутинок, ведущих к датчикам.

— Давно он так?

— Вторые сутки. Прерывистая эндокринная кома.

— Прерывистая? — спросил Якоб Ван дер Меер.

Обычно говорливый сверх меры, Белый Страус впервые нарушил молчание.

— Мы пытались переложить его на кровать. Он приходил в себя, вскакивал, бежал к столу и укладывался на нём, как сейчас. На столе объект снова впадал в кому. Решено было больше не перемещать его. Следить за состоянием объекта и обеспечивать ему принудительное питание можно и в таком положении.

— Оставили на столе в порядке эксперимента, — усмехнулся Белый Страус. Реплика маркиза была пропитана желчью. — Захотели посмотреть, вернется ли он в сознание, лёжа на вожделенном столе, и если да — как себя поведёт. Верно? И что? Больше он в себя не приходил?

— Нет, — отрезал Лепид. — Этому у вас тоже есть объяснение?

— Есть. Стол.

— Что?!

— Круглый стол, — ларгитасец сложил в кольцо большой и указательный пальцы. Таким жестом показывают, что всё в порядке. — В культуре астлан круг — символ. Образ солнца, куда они стремятся уйти, а угодив в плен — особенно. Просто спят и видят, как на этом кругу им взламывают грудную клетку. Сердце — в энергоприёмник, солярную сущность — в жизнь вечную. Манойю заклинило на круглом столе. Вы замеряли уровень нейромедитаторов?

— Нейромедиаторов, — брюзгливо поправил доктор.

— Вы замеряли их уровень в крови лейтенанта? Перед тем, как он впал в кому?

— Разумеется.

— Он оказался выше, чем у остальных?

— На одиннадцать с половиной процентов.

— Вот вам и ответ.

— Это не ответ! Это вздор! Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что, находясь в плену, астлане впадают в эйфорию. Предвкушают отправку в солнце — в прямом смысле слова, без метафор и идиом. У них на родине в плен берут исключительно для этого праздника жизни.

— Ерунда! — доктор Лепид стоял на своём. — Астлане — энергеты, и используют жизненную энергию жертв. Допускаю, что пропаганда капитально промыла мозги населению. Эти кретины всерьёз верят…

— Они не верят. Они знают. Как мы знаем, что если подбросить вверх камень, он упадет на землю. У вас, доктор, есть сомнения на сей счёт?

— На какой счёт?!

— Я о камне.

Рыжий эскулап с возмущением фыркнул.

— Вот и у них нет, — вмешался Марк, кивнув на изображение в сфере. — Ни малейших. Они не притворяются, доктор. Да вы и сами могли убедиться. Так притворяться невозможно.

— Это физиология, молодой человек! Одной убежденностью нельзя добиться…

— Вы уверены? — по части сарказма Белый Страус мог дать доктору Лепиду приличную фору. — А может быть, всё-таки психофизиология? Напомнить вам о стигматах у истово верующих фанатиков? О священном трансе шейхов секты Аль-Зубаб? Я лично шесть месяцев просидел на Фихштри, наблюдая танцы зубабитов…

— Ладно, пусть транс, — сдал назад доктор. — Но кома?!

— Усиление психологического эффекта плена за счёт круглого стола, имеющего для астлан ритуально-символическое значение. Могу предположить, что в скором времени господа рядовые впадут в аналогичную кому. Без всякого стола. Столько времени на сплошных эндорфинах — это вам не шутка…

— Ну хорошо, — доктор прищурился. Хитреца, мелькнувшая во взгляде Лепида, наводила на скверные подозрения. — Эффект плена, суицидальные стремления… Согласно вашей концепции, все астлане реагируют на плен сходным образом.

Указующий перст ткнул в Манойю, распластанного на столе.

— Кратко и по существу, доктор. Мы поняли друг друга.

— Ещё бы! — плотоядно ухмыльнулся Лепид. — Тогда как вы объясните вот такой факт? Объект номер четыре!

Сфера переключилась на другое изображение. Черноволосая женщина в робе сидела за столом, уронив голову на руки. Лицо, скрытое в ладонях, не позволяло увидеть: плачет ли она? заснула в неудобной позе? размышляет?!

— …снижение двигательной активности. Заторможенность реакций, подавленное настроение — классическая реактивная депрессия! Уровень серотонина и дофамина в крови понижен, то есть, наблюдаем состояние, прямо противоположное состоянию трех других объектов! Ни единого признака эйфории! Надеюсь, господа консультанты, вы подыщете мне прелестное, только что из печки, объяснение?

Женщина медленно подняла голову.

— Изэль! — выдохнул Марк.

— Я должен с ней поговорить.

Доктор Лепид зыркнул исподлобья на госпожу Зеро. У рыжего коротышки имелась разработанная программа психологической адаптации астланки, и контакт объекта с консультантом-солдафоном в его планы не входил. К своему неудовольствию, он получил в ответ разрешительный кивок. Возразить старухе доктор не посмел. «Под вашу ответственность!» — хотел заявить он, и промолчал. Госпожа Зеро и так отвечала здесь за всё.

— Я вас провожу.

Пять минут они шли по коридорам представительства, спускались по коротким лестничным маршам — в противоположное крыло корпуса, на два этажа ниже. Всю дорогу доктор не умолкал: спешил дать вводные, снабдить хотя бы минимумом информации, необходимой для контакта с объектом номер четыре.

— …ступор, растерянность, подавленное состояние… Но не так, как сейчас! На вопросы отвечает, но кратко и через силу… Нет, мер принуждения мы к ней не применяли! Мы же контактёры, а не экзекуторы!.. Разговор не поддерживает, сразу умолкает… Да, поначалу задавала вопросы. Позже перестала. С какого момента? Мы хотели её немного встряхнуть, продемонстрировать нашу добрую волю… Она всё твердила, что она — «нечестная пленница». Наверное, ошибка программы: имелась в виду «несчастная». Мы ей устроили воздушную экскурсию по Тишри. Мол, никто вас взаперти не держит: спрашивайте, мы ответим…

— Да, — невпопад сказал Марк.

— В депрессию она впала после экскурсии. Признаю, наша вина, не учли. Мы рассчитывали, что она — учёный, руководитель программы по контактам… Не какой-нибудь дремучий дикарь! В итоге — цивилизационный шок, отягчённый побочными факторами, ряд которых нам не вполне ясен. Со временем состояние улучшилось, но прогресс идет крайне медленно…

У двери скучал охранник: одет в штатское, без оружия. Впечатления «топтун» не производил: ни двухметрового роста, ни мускулов, бугрящихся под рубашкой, ни хищного блеска в глазах. Лицо скорее доцента, чем кулачного бойца. Марк подумал, что он бы поостерёгся сталкиваться с этим доцентом на узкой дорожке. Мельком он оценил предусмотрительность старухи: к чему пугать Изэль мордоворотом со злобной рожей?