Онмёдзи - Баку Юмэмакура

имя и ложное, а ты отзовешься, то попадешь под заклятие. Прошлой ночью Хиромаса сказал свое настоящее имя и, более того, ответил, когда его позвали по имени, поэтому он попал под заклятие. А Сэймей сказал ложное имя.

У демона шерсть стала дыбом.

— Замри, Кандата! — сказал Сэймей. Так, со вздыбленной шерстью, демон — Кандата — и стал недвижим. Сэймей небрежно воткнул меч в живот Кандаты и повернул. Выплеснулось море крови. Сэймей достал из живота Кандаты нечто в крови и ошметках мяса. Это была живая собачья голова. Она, громко клацая клыками, попыталась вцепиться в Сэймея.

— А ты и правда был собакой… — пробормотал Сэймей. — Вот оно, истинное тело демона. Похоже, что демонский дух Кандаты вселился в найденную им где-то умирающую собаку… — И он еще не кончил говорить, а неподвижное тело Кандаты начало меняться.

Изменяются черты лица, зарастают шерстью. То, что выглядело лицом, оказалось собачьим задом. В этот зад были воткнуты две стрелы.

Раз — и тело Хиромасы обрело свободу.

— Сэймей! — громко вскричал он. Голос его дрожал.

Кривое ссохшееся собачье тело покатилось по земле, где до этого момента стоял Кандата, и только окровавленная собачья голова шевелилась в руках Сэймея.

— Гэнсё сюда, — сказал Сэймей, и Хиромаса подошел, прижимая к себе бива.

— В этот раз пусть переселится в неживое существо, в это бива. — Сэймей взял собачью голову правой рукой, а левую выставил прямо перед нею. Щелкнув клыками, собачья голова вцепилась в его руку. В этот момент Сэймей отпустил правую руку и ею прикрыл оба глаза собаки. Глубоко вгрызшаяся в руку Сэймея собачья голова не упала.

— Положи, пожалуйста, Гэнсё на землю, — сказал Сэймей, и Хиромаса положил бива на землю.

Присев на корточки, Сэймей положил грызущую его руку собачью голову на Гэнсё.

Из прокушенной левой руки Сэймея льется кровь.

Он внимательно взглянул сверху на собачью голову.

— Эй, ты, — ласковым голосом сказал Сэймей собачьей голове. — Как же хорошо ты играл! — прошептал он и медленно отпустил руку, закрывавшую глаза собаке. Собачьи глаза остались закрыты. Сэймей вынул левую руку из клыков. Текла кровь.

— Сэймей… — сказал Хиромаса.

— Кандата переселился в бива.

— Ты заколдовал?

— Да, — прошептал Сэймей.

— Теми словами, что ли?

— А ты не знаешь, Хиромаса? Нет более действенного заклинания, чем добрые слова. А была бы это женщина, было бы еще действеннее! — сказал Сэймей, и на губах его появилась легкая улыбка. Это лицо пристально разглядывал Хиромаса.

— Странный ты человек… — сказал Хиромаса.

Собачья голова, лежавшая на Гэнсё, успела превратиться в кости. В старый, пожелтевший собачий череп.

«И эта Гэнсё стала как живое существо. Если на ней играли неумело, сердилась и переставала звучать, или если ее оставляли покрываться пылью, тоже сердилась и переставала играть — такое поведение стали за нею замечать. Однажды во дворце был пожар, и хотя ее никто не выносил, бива Гэнсё сама вышла и была в саду. Такие вот странные вещи рассказывают».

(«Рассказы о древности». Свиток 24. Рассказ двадцать четвертый, о том, как бива по имени Гэнсё была похищена демоном).

Рассказ 2

Женщина без ротика

1

Минамото-но Хиромаса, нет, Высокочтимый Минамото-но Хиромаса, воин, пришел в дом Абэ-но Сэймея на Большой дороге Цутимикадо, когда месяц Сацуки перевалил за середину. По солнечному календарю это пятый месяц, а по современному летоисчислению — середина июня.

Как обычно, ворота были распахнуты настежь, и если встать у ворот, через них хорошо был виден сад, буйно заросший травой так, словно здесь не усадьба. Словно здесь — какая-то поляна из диких гор, без изменений обнесенная изгородью. Изгородь же, окружающая дом, была в китайском стиле, с резными украшениями, и покрыта сверху китайской серповидной черепицей. Внимательно оглядев и изгородь, и сад, Хиромаса вздохнул.

Послеполуденное солнце косыми лучами заливает сад. В сиянии лучей колыхались под ветром летние травы. Среди травы виднелась дорожка. Ее никто специально не прокладывал, просто люди ходили, и она обозначилась сама собой. Как звериная тропа. Над дорожкой нависла трава. Если пройти здесь ночью или утром, то штаны — хакама мгновенно тяжелели, впитав оставшуюся на траве росу. Правда, сейчас, под солнечными лучами, трава уже успела высохнуть.

Хиромаса, никого не окликая, прошел через ворота. Он был одет в суйкан — кимоно из плотной ткани с круглой горловиной и широкими рукавами, а короткий шлейф его штанов едва касался травинок. Кончик висящего на бедре меча в краснолаковых ножнах — сюдзая — изгибался сзади как хвост зверя, идущего в траве.

Обычно в это время уже полагалось начаться сливовым дождям, но пока на них не было даже намека. Смешиваясь с запахом травы, носа Хиромасы достиг сладковатый цветочный запах — запах капского жасмина, который в Японии еще называют «безротиком». Похоже, где-то в усадьбе уже расцвели безротики[4].

Возле входа в дом Хиромаса остановился.

— Он, как всегда, беспечен… — створки двери были широко распахнуты в стороны.

— Сэймей, ты дома? — позвал Хиромаса. Ответа не последовало. Прождав один вздох: — Я вхожу! — он зашел в прихожую с земляным полом.

— Башмаки сними, Хиромаса! — раздался вдруг голос прямо у него из под ног. Хиромаса опустил взгляд: там, на земле, стояла на задних лапках маленькая полевая мышка и глядела на Хиромасу черными глазками. Как только их взгляды встретились, мышь коротко пискнула и убежала. Сняв сапожки из кожи оленя, Хиромаса вошел в дом.

— На задний двор, что ли? — он прошел по веранде-коридору, ведущему вокруг дома. За домом, на веранде, выходящей в сад за домом, в белом каригину — легком кимоно с широкими рукавами — лежал Сэймей, положив колено правой ноги на подушку. Он любовался садом. Перед Сэймеем стояли кувшин и чашечки. Две чашечки. Сбоку, на тарелке из грубо обожженной глины лежало марубоси — иваси, сушенные с головами.

— Чем занимаешься? — окликнул его Хиромаса.

— Тебя заждался, Хиромаса. — не меняя позы, сказал Сэймей. Похоже, он откуда-то знал, что Хиромаса придет.

— А как ты узнал, что я приду?

— Ты же по пути проходил мостик Ичидзё-модори-баси?

— Да, проходил.

— А когда проходил, прошептал там: «Дома ли, Сэймей?»

— И это было, помню. Но откуда ты это знаешь?

Сэймей, не ответив, коротко рассмеялся, поднялся и сел, скрестив ноги.

— Ах, да! Слух же был, что ты под мостом завел себе сикигами, служебного духа. Тебе этот сикигами сказал?

— Пусть так. Ладно, садись, Хиромаса! — пригласил Сэймей.

Сэймей высокий и белокожий. Изумительно прекрасное лицо с холодными глазами. На