Америкен бой - Юрий Рогоза

Он тоже ошибался.

Железяка был лейтенантом. Около тридцати лет, ни капли жира. Хотя ни в спортзал ни ходил, ни в бассейн. Баню, правда, уважал, но уважал в ней прежде всего пропахшую дымком загульность, поэтому сауну за баню не считал. Ему как в лотерею выпало здоровое, выносливое, крепкое тело, за которым он не следил, но оно его, видимо, любило безответно и не подводило практически никогда.

Став ментом, Железяка все пытался из милиции уволиться, но с течением времени прикипел и уже не мог представить себя в каком-нибудь другом амплуа. Хотя, сказать по правде, он любую работу выполнял бы точно так же.

То есть с той чуть заметной долей фанатизма, которая и отличает мастера от мастерового. Фамилия его была Мухин, но кто-то окрестил его Железякой, и кличка влипла в него плотно, как клеймо, не оставив никакого зазора. Для всех он был Железякой — и для блатных, и для коллег. Только не для близких. Потому что близких у него не было.

Трясясь в «газике» по ночному городу, Железяка не думал ни о работе, ни о грядущем задержании, на которое он и вез опергруппу.

Он мысленно проводил инспекцию холодильника. День ему выдался суматошный, в магазин он забежать не успел и теперь приходил к выводу, что жрать дома совершенно нечего. Все так же мысленно он заглядывал в кухонные шкафы, но и там зрелище было безрадостное. Макароны, кажется, еще оставались, но энтузиазма они у Железяки не вызывали.

«Газик», скрипнув тормозами, остановился. — Приехали, — сказал водитель.

Остановились за квартал до нужного дома. Оперативники, поругиваясь, выковыривались из автомобиля, вылез и Железяка:

— Участковый где? — спросил он, но никто не ответил. Участковый должен был ждать здесь. Железяка глянул на часы: оказалось, что они приехали на пять минут раньше. Он заглянул к водителю:

— Слушай, у тебя бутерброда никакого нет? Замотался, понимаешь, в столовую не успел…

— Ладно, не оправдывайся, — водитель залез в бардачок, достал пакет и, развернув, один из бутербродов протянул Железяке.

— С сыром, — куснув, одобрительно заметил тот. — Спасибо. где ты сыр берешь? Я уж полгода его в магазинах не видел.

— В холодильнике, — ответил водитель.

— Железяка опять бутерброд выцыганил, — заметил один из оперативников. — Ты бы участковому намекнул, он бы тебе из дома картошечки с разварочки…

Эх, сразу не сообразил. Да теперь уж поздно, вот и он.

Железяка поднимался по лестнице первым. За ним молча двигались оперы, последним шел участковый, чувствовавший себя немного не в своей тарелке. У нужной двери, подчиняясь молчаливым указаниям Железяки, все выстроились в некое подобие каре, но тут участковый вылез вперед и протянул руку к звонку.

Железяка успел схватить его за рукав:

— Ты что, — зло зашептал он. — Ты еще «именем закона» крикни! Вот он тебе благодарен-то будет…

— Так положено ж, товарищ лейтенант…

— Слушай меня, участковый. У тебя пистолет есть?

— Есть, — участковый полез в кобуру.

— Вот ты его даже не трогай. Встань на пролет ниже и стой. Я тебя позову, понял?

— Понял, — обиженно буркнул участковый и пошел вниз.

Железяка повернулся к операм, стоявшим у двери:

— Я налево, вы двое в комнату, ты на кухню, ты тут. Зря не стреляйте. Все понятно?

Молчание он счел знаком согласия:

— Тогда дружно, — дверь подалась с первого раза и вместе с коробкой провалилась в прихожую, осыпая штукатуркой вломившихся милиционеров.

В то же мгновение из комнаты на них метнулся тенью чудовищных размеров мраморный дог. Но нападавших было много, и собака мгновенно помедлила, выбирая себе жертву, что и стоило ей жизни: Железяка выстрелил. Пуля попала догу в голову и сбила его на пол. Собака покатилась, неуклюже взмахивая в воздухе толстыми, как слеги, ногами.

— Сзади! — какой-то человек выскочил в прихожую, но немедленно получил по лицу рукоятью пистолета и завыл, упав на пол.

Железяка ворвался в комнату первым. Мозг действовал точно и быстро: там был еще один. И этот один бежал к дивану, на котором лежала куртка. Если бы он бежал к окну или двери, Железяка бы стрельнул бы в потолок и велел стоять. Но тут было ясно, что человек не просто замерз и решил накинуть куртку, что-то ему в этой куртке было надо.

— Стоять, — не надеясь, что его послушают, крикнул Железяка. И, не успевая задержать блатного, он вцепился в край ковра. Дернул что есть мочи и бегущий с матом завалился на бок, свалив по пути этажерку.

Оперы бросились вязать брыкающегося и матерящегося блатного, а Железяка с интересом рассматривал пистолет Стечкина, который достал из бокового кармана лежавшей на диване куртки.

— Серьезная штука, — одобрительно заметил он. — Только, Пуля, он у тебя на предохранителе стоял. Не успел бы ты. Получил бы от меня тезку в лоб и расслабился бы навеки, как и пес твой.

— Ах, морда ментовская, Цезаря убил…

— Был грех, собаку действительно жалко. Только она нервная какая-то у тебя. Была.

— Эх, пообещал бы я тебе, что выйду — замочу, — блатной в наручниках уселся на стул и смачно сплюнул на сбитый ковер, с тоской оглядывая комнату. — Да и замочил бы, но ты и так не доживешь…

— Тут ты прав, — легко согласился Железяка. — Если все твои дела раскопать, точно не доживу. Столько не живут… Эй, участкового позовите.

Квартирка была странная, с одной стороны обставленная с вызывающей роскошью, с другой — превращенная в склад дефицита, а оттого грязная и запущенная. Пепельницы были полны окурков, по углам теснились пустые бутылки.

В дверь комнаты заглянул участковый, пришибленно оглядываясь по сторонам.

— Давай прокуратуру и понятых, — велел ему Железяка. — Да заткните там ему глотку! — в прихожей в голос стонал человек с разбитым лицом, сокрушенно рассматривая руки в наручниках.

— Как? — спросил один из оперов.

— Скажи, что если пе замолчит, я его лично пристрелю. Слушай, у тебя там в холодильнике ничего пожевать нету? — обратился он к Пуле.

— Да ты к такой жратве не привык, пронесет, — отвернулся блатной. — А говно, которое ты на свою зарплату купить можешь, у меня сроду не пояцлялось. Вон, корочку пожуй, —он пихнул носком ботинка валявшуюся на полу корку от лимона.

— Ладно, касатик, — махнул рукой Железяка. — Твоя правда, не пристало мне с вашего стола перекусывать, вытошнить может. Пошли в тюрьму.

Выходя из подъезда, Железяка споткнулся:

— Вроде все удачно сегодня, а день гадкий какой-то, — заметил он, ни к кому не обращаясь.

Бар в гостинице оказался довольно сносным. Ник заказал мартини и сел в сторонке. Пожалуй, это была первая пауза, после его приезда. Из уютной обстановки бара все произошедшее воспринималось с некоторой дистанции, словно он уже вернулся и просто вспоминал о сегодняшнем дне. От перспективы все казалось чуть меньше, игрушечнее. Вместе с тем вкус мартини и миндальных орешков делал яснее и очевиднее присутствие Деб.

К столику направилась одна из проституток, довольно хорошенькая девушка, и Ник, вяло помахавший ей рукой, отказываясь от услуг, отметил про себя, что проститутки тут красивее, чем в Америке. Видел он их там немало: ни один городок около военных баз не обходился без специальной улочки. Проститутки здесь лучше. А мартини он везде мартини.

Музыка хорошая, тихая. Успокаивает. А надо было этого толстяка из кафе хоть в нокдаун послать, уж больно рожа поганая… Но этот трус в деле с Серегой явно ни при чем. Тут серьезнее все. Зачем ему было в их мир лезть? Работал бы себе, благо сил не занимать, но нет. Из-за ребенка наверное — деньги были нужны. А где деньги, там и разборки. А Серега слишком честный был, не хитрый. Вот и попал со своим уставом, да в такой монастырь, что уж мало не покажется.

Надо как-то его жене помогать. Может, группу еще одну взять. Тут доллары в цене — неделю можно на десятку жить.

Бокал опустел. Нику не хотелось выпивать, тем более он и отвык делать это по-русски. Подошел к стойке, спросил еще мартини.

Бармен быстро смешал коктейль, подавая осведомился, весьма, впрочем, вежливо:

— Девочку не желаете?

— Нет, спасибо, — так же вежливо ответил Ник, хотя его и покоробил этот диалог, словно говорили о бутерброде.

Ему расхотелось сидеть в баре.

Он залпом выпил коктейль, расплатился и пошел к себе в номер.

Надо было позвонить Деб. Она ждет звонка. Ник печально смотрел на телефон и думал, что скажет жене. Что друга его убили, что его первая родина превратилась в притон и живет по законам притона, что сам он вылетит ближайшим рейсом…

Ник очень ясно понял, что звонить Деб сейчас не в состоянии. Как ни хотелось ему услышать ее голос, но лучше пусть она нервничает, что он не звонит, чем будет нервничать после его звонка.