Ассасины - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дед научил его не только сражаться любым оружием, метко бросать копье и стрелять из лука, но также искусству борьбы и кулачного боя. Впрочем, это умели все вои русов. Однако Вощата знал такие приемы, о которых не имели понятия даже убеленные сединами старшие гридни из дружины Рогволда. А уж они-то повидали мир.
Священная роща встретила процессию тихим шорохом дубовых листьев. Впереди шагали волхвы, а за ними – Рогволд, старейшины и воины-ветераны, суровые темные лица которых были исполосованы шрамами. Вощаты среди них не было, – уж неизвестно, почему, – хотя он тоже не раз ходил в морские походы.
Семь мальчиков шли в окружении трех десятков молодых воинов, будущих боевых товарищей. Ярилко волновался, как никогда прежде. Собственно, как и остальные кандидаты в младшие гридни. Только Всегорд выглядел спокойным и уверенным. Он шел с таким видом, словно все уже закончилось и он получил наузу – плетеный шнур-гайтан на шею с металлическим изображением какой-нибудь птицы или животного, которое станет покровителем молодого воина. Наузу выбирала сама Мокошь. Как это выглядело, Ярилко не знал[29].
Святилище богини принадлежало нескольким племенам. Иногда в него захаживали даже дальние соседи из других племен, в том числе и венды. Оно находилось посреди дубовой рощи, на небольшой возвышенности и было огорожено валом, состоящим из крупных камней. Как они сюда попали, никто не знал – святилище (как и роща) было очень древним. Но в окрестностях городища таких валунов нигде не находили. Волхвы утверждали, что к святилищу их принесли сами боги.
Внутри святилища (в дальнем от ворот конце) стояло жилище жриц – древняя хижина, деревянные стены которой были испещрены резьбой; что она изображала, понять было трудно. Хижину сплошь покрывала паутина, да так, что из-под нее едва проглядывали двери и одно подслеповатое слюдяное окошко. Пауки считались слугами Мокоши.
А в нескольких шагах от хижины торчали вкопанные в землю три капи – идолы. Посередине стояла сама Мокошь, сделанная из темного мореного дуба. Она была огромна. Богиня держала в руках большой рог, отделанный костью морского зверя и украшенный кусочками алатырь-камня. Ее оплетали мудрые змеи, окованные бронзовой чешуей. Одна из них, как оказалось, была живой. Свернувшись в клубок, толстая большущая змеюка лежала возле каменного жертвенника Мокоши. Когда в святилище вошли люди, она недовольно зашипела и темной струйкой исчезла в расщелине между камней.
По бокам Мокоши стояли капи двух ее богинь-помощниц – Лады и Лели. Они были украшены венками, хлебными колосьями и разноцветными ленточками. Положив и поставив на широкий плоский камень жертвоприношения (хлебцы, горшки с медом, вяленое мясо, жбан с пивом и мешочек с лесными орехами), все застыли в ожидании жриц богини.
Спустя какое-то время из хижины вышла старшая жрица – статная женщина с властным лицом в темном одеянии, подвязанном поясом, сплетенным из козьей шерсти. За ней шли две младшие жрицы. Они вели за собой хорошо ухоженную белую козу с позолоченными рожками и несли в руках мотки священной пряжи. Русы верили, что Мокошь прядет нить жизни, и относились к ней с почитанием и страхом. Обидеть богиню значило навлечь на себя и свою семью неисчислимые беды.
Ярилке все дальнейшее действо виделось как во сне.
Он мало что соображал. Главная жрица что-то говорила, читала молитвы (даже коза притихла и не пыталась щипать траву прямо возле жертвенника), а затем поклонилась всему люду и вернулась в хижину, передав бразды правления Мораву, старшему из волхвов. Наступил черед мужским испытаниям.
Они оказались очень нелегкими. Ярилко попытался полностью отключить сознание от происходящего, как его учил дед, но разве можно быть совершенно бесстрастным, если тебя бьют, щиплют, дергают за волосы и даже покалывают острием меча до крови? Но про то – ладно, воин должен все терпеть. Только не унижения. Ну как сдержаться, когда ему сначала положили на голову ком жидкой грязи, а затем вымазали лицо свежим конским навозом?!
Мальчик кипел внутри, но даже не моргнул глазом. Бывалые мужи переглядывались в удивлении: такой стойкости у испытуемых они еще не наблюдали. Хоть бы поморщился. Знали бы они, чем успокоился Ярилко!..
Рядом с ним стоял Всегорд. К сыну вождя было совсем другое отношение, нежели к Ярилке. Вместо грязи его просто осыпали пылью, били и толкали не сильно, а уж про то, чтобы навоз размазать по его красной упитанной физиономии, и речи не шло. Ярилке так стало от этого обидно, что он забыл и про боль, и про другие унижения. Стиснув зубы до скрежета, дал себе слово, что при первой же стычке с Всегордом он наконец покажет ему, где раки зимуют.
Сладкая мысль о неминуемом мщении настолько захватила мальчика, что он не заметил, как закончились побои и унижения, и наступил момент посадки будущих гридней «на коня». Прибрежные русы большей частью были мореплавателями, и воевали обычно в пешем строю, но на лошадях ездить умели, правда, гораздо хуже, чем степняки. Тем не менее древний обычай «посадки на коня» исполнялся неукоснительно.
Вощата готовил внука и к этому испытанию. Хотя бы потому, что коней юнцам подавали слабо объезженных. К сожалению, для учебы деду удалось достать лишь старую ленивую клячу, и пришлось Ярилке сесть на «кобылу» – деревянное подобие лошади без головы. Правда, усидеть на жесткой деревяшке было не легче, чем на добром жеребце. Дед, мастер на все руки, сделал так, чтобы «кобыла» брыкалась почти по-настоящему. И все равно Ярилко с трепетом ждал, когда ему подведут молодого сильного жеребца.
«Посадку на коня» проводили на длинной поляне невдалеке от святилища Мокоши. Она была предварительно расчищена от мелких кустиков, холмики срезаны, а все норы и ямки засыпаны. И не ради испытуемых – уж больно дороги были кони.
Как Ярилко и предполагал, Всегорду достался быстрый, но неноровистый конек. Сын вождя проскакал на нем до конца поляны, лихо развернулся и помчался обратно, да так, словно был прирожденным всадником. Видимо, Всегорд уже был знаком с этим конем, как определил наблюдательный Ярилко. Животное даже не всхрапнуло, как часто бывает у плохо объезженных лошадей при виде незнакомца, а потянулось к сыну вождя – наверное, за вкусной подачкой.
Очередь Ярилки подошла последней. Он совсем извелся, наблюдая, как его сверстники один за другим проходят это испытание. Наконец вождь посмотрел и в его сторону. Криво улыбнувшись, он что-то шепнул одному из старших гридней, тот махнул рукой, и к мальчику подвели такого коня-красавца, что у него внутри все сжалось. Двое конюхов едва сдерживали гнедого жеребца, который так и норовил кого-нибудь укусить или лягнуть.