Нормальных семей не бывает - Дуглас Коупленд

Дженет застыла.

— А каким образом вам это стало известно?

— Ее сестра — вторая жена моего отца. Она взяла меня с собой на занятия по психологической стабилизации, или как там сейчас это называется. Мы застали Хелену как раз в тот день, когда на ней опробовали новое лекарство. Оно дало ей тот маленький просвет, в который она успела сказать все это. А потом лекарство перестало действовать, и через день она покончила с собой. Мне кажется, лекарство и виновато. Очень жаль. Но она попросила прощения. Она действительно тосковала по вам. Она действительно любила вас.

Хелена...

— Дженет?

Через вестибюль выкатывали в колясках на солнце тяжелобольных детей, опутанных капельницами и подсоединенных к разным аппаратам.

6

Одно воспоминание о Хелене сохранилось в памяти Дженет ярче, чем все остальные. Это было в сентябре 1956 года — Дженет и Хелена, две молоденькие однокурсницы, шли по центру Торонто на ланч с отцом Дженет в «Итоне». Сладковатый воздух был настоян на желтеющих листьях, и солнце стояло заметно ниже над горизонтом. Хелена приставала к Дженет с расспросами о ее романе с Тедом, переживавшем пору расцвета:

— Все дело в этих лошадиных американских зубах, верно? Вот что тебе нравится. Эти лошадиные американские зубы и то, как он это делает глазами.

— Что делает?

— Заладила «что, что?». Прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Ну и что с того, что глаза у него красивые? — Дженет порылась в своей прилежной памяти, чтобы найти что-нибудь плохое, что смогло бы уравновесить хорошее. — Зато эта развалюха, которую он называет машиной, чадит, как керосинка.

— Ты такая тихоня, Дженет Труро. А Тед — такой янки.

— Хелена, если бы ты видела посылки, которые присылает ему мать, — у меня просто голова кругом идет. Горы свитеров и рубашек — и все с инициалами, а в этой кипе рубашек, угадай что? — бутылка пшеничной водки! И это мать! Представляю, что присылает ему отец.

— Проституток. Партиями.

— Ой, Хелена, перестань! — Дженет оглушительно чихнула. — Мои чувствительные ноздри этого не выдерживают.

— А может быть, мертвых проституток? Знаешь ведь этих американцев.

Дженет перевела дыхание.

— Так что, Тру, чего он хочет: чтобы ты была паинькой или дала ему сразу?

Тру было прозвище Дженет — сокращенное Труро.

— Хелена!

— Отвечай на вопрос — чего он хочет?

— Я не могу тебе сказать.

— Нет можешь.

Дженет прекрасно понимала, что имеет в виду Хелена, но ее вопрос путал Дженет как в прямом, так и в переносном смысле.

— Он хочет, чтобы я была умницей.

— Какой убедительный ответ! — Мимо с грохотом проехала бетономешалка. — Итак, если твой Тед такой Американский Мистер Зазнайка, почему он учится в Канаде? Почему профессора из Йеля не приедут, чтобы плеткой загнать его в американский крутой университет?

— Американцам Канада кажется чем-то пленительным. Загадочным.

— Загадочным? — Хелена фыркнула. — Шутишь?

Дженет сама не очень-то в это верила — этот город овсянки, кирпичных домов, насквозь промокающих дождевиков, — но она вынуждена была защищать своего поклонника.

— Но, согласись, ведь мы преклоняемся перед королевой. А для американцев идея монархии — такая же странная и чуждая, как коммунизм. Коммунизм плюс драгоценности и скошенные подбородки.

Они остановились, разглядывая мексиканские сомбреро и картонный кактус в витрине туристического агентства. Над ними уменьшенная модель авиалайнера устремлялась в будущее. Дженет бросилась бежать:

— Ну-ка, попробуй меня поймать, Хелена.

— Тру, нельзя ли помедленнее? — Хелена была полновата. — Ты что, решила, что здесь скачки? — Пыхтя, она дотрюхала до угла, где красный сигнал светофора вынудил Дженет остановиться. — Давай, Тру, переходим.

— Но нельзя же идти на красный.

— Ты такая трусиха, Тру. Живи рискуя и не соблюдай правил уличного движения. Пошли! — Хелена решительно двинулась через улицу. — Эгей! — издевательски крикнула она. — Я уже на другой стороне, и здесь просто замечательно.

Дженет решила перейти улицу как раз в тот момент, когда вывернувшийся из-за угла полицейский свистнул в свисток, подозвал ее к себе и вручил квитанцию штрафа. Хелена чуть не лопнула от смеха. Дженет насупилась — еще одно словечко из 50-х. Ну вот, репутация... запятнана навеки.

Мистер Труро опоздал к ланчу в кафе «Итона» — мясной пирог, морковь, рисовый пудинг и кока-кола, — но зато предложил подвезти Дженет и Хелену домой. В среднем возрасте Уильям стал крепышом, и это придавало ему мужественности. Сидя на переднем сиденье, Хелена постоянно издевалась над ним как хотела: «Женщины куда сообразительней мужчин во всем, что касается деталей. Могу поспорить на что угодно, что к 1975 году адвокатами будут работать одни женщины».

— Дженет, где ты подцепила эту суфражистку? Скоро она будет подбивать тебя занять мое место в «Итоне».

— А что в этом плохого? — не отставала Хелена.

— Моя крошка Дженет на работе с утра до вечера? Да она же... сломается.

Хелена поймала наживку.

— Сломается? Это почему же она сломается?

— Жизнь — тяжелая штука, Хелена, — сказал Уильям.

— И что?

— Как что? Вы же еще совсем молодые. Вот что.

— Ну, вы даете!

— Ребята, вы так говорите обо мне, как будто меня здесь вообще нет, — вмешалась Дженет.

Но Уильям слушал только Хелену.

— Ты не понимаешь, — сказал Уильям. — Жизнь скучна. Люди злопамятны. Все хорошее рано или поздно кончается. Мы совершаем многие поступки, не зная зачем, а если и узнаем, то только много лет спустя, когда это знание ничего уже не значит.

— Выходит, вы хотите запереть вашу крошку Дженет в башне из слоновой кости?

— Да, хочу.

«Импала» остановилась на красный свет; двигатель затих, и последние слова Уильяма прозвучали как отрыжка людоеда. Наступил напряженный момент, который надо было как-то разрядить.

— Хелена, включи радио, — послышался голос Дженет. — Хочу послушать Дина Мартина.

— Этого итальяшку? — спросил Уильям.

— Папа, он не итальяшка.

Уильям рванул с места, как только вспыхнул зеленый. Незримые руки отбросили Дженет на мягкое заднее сиденье. Хелена попросила, чтобы ее подбросили до дома, недалеко от угла Блор и Сент-Джордж, так что Уильяму пришлось сделать круг. Как только они подъехали, Хелена указала на дом, в котором снимала верхний этаж.

— Дыра, верно, мистер Тру?

— В тебе есть художественная жилка, Хелена. Это тебе идет.

— Тогда чао, — и она выпрыгнула из машины. Чао? Что, черт побери, это значит? Дженет почувствовала себя одинокой птицей — точно вся стая уже улетела. Она не могла отделаться от этого чувства, и когда в следующую пятницу в венгерском ресторане Тед сделал ей предложение, она согласилась. Все несколько месяцев перед свадьбой и дня не проходило, чтобы она не чувствовала мимолетного угрызения совести, словно потратила все бережно скопленные деньги на платье, которое ей некуда надеть. Но Тед такой мужественный и загадочный! И все-таки — что же я натворила? Я ведь его едва знаю. А если он по ночам храпит? А если мы не уживемся? А если?..

О следующем «если» было тяжко даже подумать, сформулировать словами это плотское «если». Наши тела... его тело... я ведь даже никогда не видела... его всего. О Боже. О Боже. Что же мне делать?

На это даже журнальные статьи, фильмы с Дорис Дей и ее мать не могли дать ответа. Что-то тут не так, но что?

Кто-то потряс Дженет за плечо:

— Дженет? Дженет? С вами все в порядке?

Это была Ники, и Дженет мигом вернулась в отель «Пибоди».

— Все в порядке. Ничего страшного. Спасибо.

— Вы уверены?

Дженет посмотрела на Ники. Вся враждебность, которую она питала к этой женщине, улетучилась.

— Уверена.

В этот момент обе услышали приближающиеся шаги: цоканье ковбойских сапог по мраморному полу. Из-за угла показался Уэйд, чуть не налетев на столик, за которым они сидели. Он явно не рассчитывал встретить кого-либо из них.

— О... привет... я...

— Здравствуй, Уэйд.

— Ники, привет. Я...

— Расслабься. Посиди с нами, — сказала Дженет.

— Зачем? Что случилось?

— Просто посиди.

— Есть новости?

— Вот именно.

— Плохие?

— Да, Уэйд, плохие, — сказала Ники.

— Это насчет?..

— Да, насчет, — кивнула Ники.

Уэйд тяжело опустился в плетеное кресло.

— Черт. Прости. Что я могу... —Уэйд внезапно взглянул на мать, и в глазах у него появилось какое-то новое выражение.

Что-то не так.

— Мам, — Уэйд потянулся к ней с салфеткой.

— Что? Что?

— У тебя рубашка как у Дракулы. Только без паники. Я сейчас все вытру.

— У меня кровь?

Дженет схватила другую салфетку и промокнула рубашку, на которую уже успело натечь довольно много крови изо рта.