Колыбель чудовищ - Соня Сэнь

Артем закричал, но женщина одним рывком вонзила зубы ему в шею, превратив короткий отчаянный вопль в приглушенное бульканье. Он отбивался от нее руками и ногами, но загнутые когти пронзили его плоть, а зубы вгрызались в горло все глубже, и кровь утекала из его жил так стремительно, что через пару минут он обмяк в руках вампира, точно тряпичная кукла. Насытившись, Изабель отстранилась, по-кошачьи облизнула губы и расслабленно вздохнула, отпуская пережитый экстаз. Чудесный мальчик. Конечно, надо было немного поиграть с ним прежде, чем убить; но она не сумела сдержаться. Поморщившись, она без малейших усилий подхватила на руки тело своей жертвы, ставшее гораздо легче. Будь ее воля, она бы бросила его прямо тут, в проулке, точно пустой сосуд, но Марк настаивал на том, чтобы она подчищала за собой следы. Что ж, следовало поторопиться: летом светает рано, а ее уже начала охватывать сытая истома, требовавшая нескольких часов отдыха. Пожалуй, в этот раз она выпила слишком много… Зевнув, девушка скользнула со своей ношей в ночь, по-прежнему безмятежную и тихую, полную скоротечных человеческих сновидений.

…Он грезил. В этот раз то не были зыбкие видения из прошлого — во сне он видел Лес. Снова гулял по упругим ветвям, касался теплой шероховатой коры, под которой пульсировала жизнь; снова был силен и юн, как и все они, первые дети мира. Мира, которому вскоре суждено было погибнуть. Колыбель, из которой они вышли, уже никогда не примет их обратно…

Он уже смутно помнил Прамать: минувшие тысячелетия услужливо стерли все краски, ранее причинявшие боль. Помнил лишь ее бесконечную красоту, мудрость и печаль. Она сказала — идите по новой земле, но не топчите детей ее, ибо это не наш дом. Они брали, что хотели, но лишь затем, чтобы выжить. Век за веком они менялись, все больше становясь похожими на людей; а те считали их богами. Они учили их огню и мечу, дабы человечество плодилось и процветало. Взамен они брали их кровь. Но люди убивали друг друга в гораздо больших масштабах, чем они, Перворожденные. Словно заложенная в них программа смерти вновь и вновь запускала свой механизм. Люди не хотели жить и развиваться. Они хотели смерти, жестокости и страданий. В свой короткий до смешного век им хотелось достичь слишком многого: власти, богатства, любви, знаний. И ненавидели они столь же яростно, сколь и любили. Было страшно вообразить, что сумели бы натворить эти ничтожные безумцы, обрети они бессмертие.

Порочный, червивый мир, бесконечно утомивший его. Последние поколения Истинных уже не те, что они, Перворожденные. Жалкие симбионты, в стремлении выжить всячески приспосабливающиеся к людишкам. Скрывающие свою сущность, предающиеся людским порокам, очеловечившиеся до предела. Он не узнавал их больше.

В этом городе их было аж шестеро — целая Семья. Осторожные, трусливые, инфантильные. Падкие на забавы, алчные до богатства. Цепляющиеся друг за друга слабые существа, возведшие жизнь человечка в культ. Питающиеся подобно пиявкам, а не прекрасным хищникам, властителям мира — присосутся, насытятся, отпустят. Свои доноры, запасы священной жидкости в холодильниках. Для того ли он тысячи лет ступал по дороге вечности — чтобы просить кровь у людей, подобно милостыне?..

С глубоким вздохом он проснулся. Открыл глаза, в которых плескался антрацитовый холод космоса. С тихим шуршанием поднялся с ложа — текучего водоворота черного атласа — и неспешно приблизился к зеркальной стене. Из сумрачной глубины на него смотрело высокое худое существо с обтягивающей кости серой кожей, лысым продолговатым черепом, заостренными ушами и огромными черными глазами. Он поднял руку и царапнул загнутыми когтями зеркальную гладь. Следовало поесть, чтобы не пугать Изабель, которая вот-вот вернется. Она еще не видела, что с ним бывает в мгновения голода. Он слишком стар, непозволительно стар… Его тело утрачивает способность надолго восстанавливаться, обретая прежнюю красоту и молодость; столетие за столетием он приближается к своему прежнему облику, и крови для питания ему требуется все больше.

"Интересно, когда же наступит конец?" — подумал он устало, продолжая рассматривать свое отражение.

А наступит ли он? Его собратья — по крайней мере, большая их часть — давно погрузились в блаженный сон, забытье, дарующее покой и освобождение от плотских нужд; они добровольно отказались от дальнейшей жизни среди своих детей. Возможно, они так и умрут однажды вместе с этим миром — во сне. Он такой доли себе не желал. Его сны приносили лишь тоску: покой не снисходил на него.

Он отвернулся от зеркала. Взгляд его устремился к залитому лунным светом окну. Да. Пора поохотиться. На мгновение он заколебался: не одеться ли. Без одежды он выглядел как чудовище, сошедшее со страниц дешевых комиксов. Упырь с мертвенно-бледной кожей и могильным запахом изо рта. Он усмехнулся. Что ж, так даже лучше. Пусть боятся, пусть дрожат от первобытного ужаса в последние минуты своей жизни, как в те времена, когда он спускался из леса в их жалкие пещеры, чтобы забрать положенное по праву — он, древнее дитя звезд, совершенный охотник, высшее существо.

Ступив на подоконник, он выскользнул в распахнутое окно, прильнул к стене дома, точно ящерица: жуткое создание в луче призрачного лунного света — и стремительно пополз вниз, к погруженной в темноту улице.

Марина сидела, забравшись с ногами на диван, прихлебывала какао и вслушивалась в тихое бормотание телевизора. В соседней комнате спала дочка Лиза — она не хотела ее будить. Девочка и так с трудом засыпала в лунные ночи вроде этой. А если и спала, то видела кошмары и часто вкидывалась в кроватке с испуганным криком.

Марина покосилась на настенные часы: давно заполночь, пора спать. Еще бы выгнать из головы все тревожные мысли, забыть о заботах, грызущих ее день и ночь. Быть матерью-одиночкой ох как непросто…

Женщина поднялась, поставила чашку на журнальный столик и принялась было раскладывать диван, но вдруг резко выпрямилась: из спальни ребенка донесся какой-то отчетливый странный звук. Точно пискнул кто.

"Опять плохой сон", — поняла она.

Марина накинула на плечи халат и, включив свет в коридоре, заспешила к дочке. Толкнула дверь, нашарила на стене выключатель…

За секунду ее взгляд выхватил распахнутое настежь окно и подрагивающую на ветру пеструю занавеску, метнулся к кровати, у которой, сгорбившись над тельцем девочки, безжизненно повисшей в его когтистых руках, застыло создание из ночных кошмаров. Именно таким Марина всегда и представляла себе вампиров. Уродливыми тварями с синюшного цвета кожей и мордой летучей мыши вместо лица. Из уголка безгубого рта тянулась вязкая струйка крови… крови ее семилетней дочери.