Многоликое зло - Питер Джеймс

И он был прав.

Их разделяла целая жизнь. Так ей казалось. И тысяча двести двенадцать километров, которые она проехала по сосновому лесу, припорошенному декабрьским снегом. Щелчок. Уже одна тысяча двести тринадцать.

Дженет ехала со скоростью сто тридцать щелчков в час. На заднем сиденье лежала вся ее жизнь, упакованная в два больших чемодана. Одна тысяча двести четырнадцать.

Гаген-3.

Скоро поворот. От предвкушения сжало горло. Сколько деревень, маленьких и больших городов она проехала за всю жизнь, задаваясь вопросом: «Каково было бы здесь остановиться? Остаться в совершенно чужом месте, где не знаешь ни одного человека, снять номер в гостинице или небольшую квартиру и начать новую жизнь?»

Ее мечта вскоре осуществится. Гаген. До недавнего времени он был для нее лишь пунктом на карте Гугл. Гаген. Тридцать седьмой по величине город Германии. Ей это нравилось. Население двести тысяч. Расположен на берегу реки Рур. Город, о котором мало кому известно в мире, за исключением его обитателей. Некогда индустриальный, теперь, если верить информации в Интернете, он был популярным центром искусства. Это ей тоже нравилось. Она уже видела себя в месте, ставшем центром искусства.

До настоящего времени Дженет была далека от творчества. Как-то не оставалось времени. Во время рабочей недели всегда была в дороге, поскольку трудилась в отделе продаж компании, выпускавшей промышленные щетки. Щетки для типографий. Щетки для пылесосов. Уплотнение для дверей лифта. Щеточные контакты. Ей будет не хватать веселых разговоров и флирта с покупателями – в основном мужского пола – на заводах, в оптовых фирмах, прокатных заводах и хозяйственных магазинах. Дженет будет скучать по удобному «форду-мондео», принадлежащему компании, хотя и «пассат» ее вполне устраивал. Все хорошо. Цена невелика. Просто смехотворно мала.

После рабочей недели, в выходные Тревора тоже не интересовало искусство. Он не желал слышать о театрах, галереях, концертах, если это не группа «Деф Леппард» – отличная музыка, если вам нравится то, что она терпеть не могла, – но это не было творчеством, по крайней мере с ее точки зрения. Тревор предпочитал смотреть футбол, проводить время в пабе, а еще лучше в одном садомазохистском клубе, который он отыскал в Лондоне и где они вскоре стали постоянными посетителями. Помимо всего прочего он испытывал особое удовольствие, когда бил и оскорблял ее в присутствии других людей.

Слева, чуть впереди, за железной дорогой, пролегавшей на возвышенности, начинался город. Он раскинулся в долине, окруженной невысокими, округлыми, заснеженными холмами. Все, что она пока видела, было серого или коричневого цвета, включая нависшее над землей небо.

Однако это казалось ей очень красивым.

Гаген. Место, в котором она никого не знает и ее не знает никто.

Кроме одного мужчины. Впрочем, и с ним они едва знакомы. И она приехала в город, где он живет и работает, чтобы заняться с ним сексом второй раз. Она старалась вспомнить, как звучит его голос. Как от него пахнет. Он был достаточно грубым, чтобы отправить ей фотографию в обнаженном виде, и почти возбужденным, но одновременно нежным – он прислал ей стихи Апарны Чаттерджи:

Говорю страстьВижу страсть,Чувствую страсть,И страстно желаю.Покажи мне свое телоНаизнанку…Нет одежды,Нет запретов,По чуть-чуть,По частям,Подари мне свои запахи,Подари свой пот…

Тревор за всю жизнь не прочитал ни одного стихотворения.

Сразу за переездом дорога шла вниз. Под этим углом создавалось впечатление, что она едет прямо на грязные, выкрашенные в голубой цвет таунхаусы. Остановившись на светофоре, она взглянула в зеркало – на мгновение, потом заметила желтый указатель «Центр» со стрелкой вперед и еще один, ведущий налево, – «Театр».

Ей это понравилось. Понравилось, что вторым словом, увиденным в этом городе, было «театр».

Должно быть, это хорошее место – она чувствовала сердцем, душой.

Гаген. Она произнесла название вслух и улыбнулась.

Сзади просигналил автомобиль. Зажегся зеленый свет. Она проехала мимо указателя «Бергишер-Ринг» и вспомнила карту – отель где-то рядом. Ей хотелось скорее увидеть Ганса, но и оглядеть окрестности и сориентироваться. Все время в этом мире принадлежало ей, надо использовать его правильно с самого начала. Казалось, она слишком быстро выехала на трассу, а через несколько минут уже была в центре города.

Ей было необходимо все прочувствовать, тщательно исследовать, вдыхать медленно.

На перекрестке Дженет повернула направо и покатила вверх по крутому извилистому склону холма с террасами домиков по обеим сторонам и обветшалой церковью на вершине. Повинуясь внезапному порыву, она свернула налево и неожиданно очутилась на окраине редкого леса, покрывавшего холмы вокруг до самой черты города, раскинувшегося у подножий.

Свернув на обочину, она остановила машину у цистерны с бутаном за обшарпанным дорожным ограждением и вышла. Центральный замок давно не работал, поэтому она обошла автомобиль, проверив, заперты ли двери и багажник. Подойдя к ограждению, посмотрела вниз на поселение, которому предстояло стать ее новым домом.

Гаген. Здесь, помимо прочих достопримечательностей, как хвастливо извещали туристические сайты, находился первый крематорий в Германии. К нему вела удобная кольцевая дорога.

Дженет смотрела прямо перед собой на город, лежащий словно в огромной чаше прямо перед ней.

Взгляд скользил по серому городскому пейзажу, цистерне и мрачному небу, готовому в любую минуту разразиться дождем. Из широкой трубы, окруженной низкими промышленными постройками, валил дым и поднимался выше самых больших холмов. Пятно микрорайона многоквартирных домов. Шпиль костела. Колесо обозрений, слишком ярко освещенное для трех часов дня, – это напомнило ей, что скоро начнет темнеть. Неожиданно в поле зрения попала узкая река с каймой закопченных зданий. Некоторые дома с красными крышами. Ей стало любопытно, кто в них жил, встретится ли она с кем-то из этих людей?

Рассказывая ей о Гагене, Ганс сказал, что это «ни рыба ни мясо».

Ей было все равно, каким он был или каким не был. Город выглядел огромным, вмещавшим много больше двухсот тысяч жителей. Он казался ей мегаполисом, в котором можно было потеряться и спрятаться от всех.

С каждой секундой он нравился ей все больше.

Дженет заметила странное здание цилиндрической формы, полностью из стекла. Оно подсвечивалось синим и напоминало старую водонапорную башню. Что это могло быть? Ганс непременно ей расскажет. Во время перерывов между занятиями любовью они вместе исследуют каждый дюйм этого города. Только бы найти время любоваться и узнавать что-то помимо тел друг друга!

Она повернулась спиной к открывающейся панораме и пошла вверх по холму, сунув руки глубоко в карманы черной замшевой куртки. Мокрые снежинки щекотали лицо, намокший шарф хорошо защищал горло, наполняющееся запахами деревьев и жухлой травы. Она шла по узкой лесной тропинке, вскоре превратившейся в проселочную дорогу, которая вывела ее спустя несколько минут на пригорок, лишь в некоторых местах покрытый травой. Вдалеке в ряд выстроились деревья, а перед ними возвышался каменный прямоугольник монумента.

Дженет подошла ближе и остановилась у местами разобранной ограды – вероятно, здесь велись ремонтные работы. Это был памятник Бисмарку. Она сразу узнала его, поскольку не раз видела на сайтах, рассказывающих об истории и достопримечательностях Гагена.

Несколько минут она его разглядывала, потом достала небольшой цифровой фотоаппарат и сделала несколько снимков. Первые фотографии в Гагене.

Откинув голову, Дженет слизнула с губ мокрые снежинки и зажмурилась от острого ощущения счастья и свободы.

«Я здесь. Я приехала. Я смогла!»

Сердце рвалось скорее увидеть Ганса, но все же она решила не спешить. Ей нравилось смаковать эти моменты ожидания.

Хотелось насладиться свободой. Возможностью не спешить домой, чтобы приготовить Тревору ужин (всегда различные вариации на тему мяса и картофеля, поскольку он ничего другого не ел). Провести сколько угодно времени перед памятником Отто Эдуарду Леопольду фон Бисмарку – человеку, причастному к формированию той страны, которая станет ее вторым домом на все время личной свободы, которое ей отпущено. Долгим ли оно будет, ей неведомо.

«Лучше прожить один день как лев, чем тысячу лет как ягненок», – любил повторять Тревор, расхаживая в шипованной кожанке и фуражке.

Разумеется, он бы не одобрил ее приезд, и в частности то, что она стоит перед памятником Бисмарку, словно перед алтарем. Тревор с предубеждением относился к Германии, и дело было не в войне. Он говорил, что у немцев нет чувства юмора. Что ж, Ганс доказал, что это не так.