Веселенькая справедливость - Сергей Лукницкий

В какой-то момент висевшие на стене часы, которые, когда надо, ни за что не покажут нужное время, предательски стали намекать, что уже давно полночь. И наш прекрасный треугольник следует если не разрушить, то, по крайней мере, усыпить ненадолго.

- Интересно, что он нам скажет двоим? - сказала Ксения, а потом тот же вопрос перевела на итальянский. Орнелла, видимо, спросила, что Ксения имеет в виду. Та охотно пояснила.

- Этот славный мэн, - сказала она, показывая на меня ножкой, облаченной в розовые колготки, - всякий раз, когда надо меня вечером провожать, говорит одну и ту же фразу, что ему легче на мне жениться, чем возить ночью по темным улицам. Интересно, что он скажет на этот раз.

- На этот раз, - ответил я утомленно, - я не скажу ничего нового. Повторю старую формулу: мне действительно легче жениться сразу на вас обеих, нежели ехать вас куда-то провожать.

Хладнокровная итальянка даже не повела бровью, когда услышала перевод моей пошлости. А уж о Ксении и говорить нечего: она привыкла к моим штучкам.

Договоренность была достигнута, и, выдав каждой по огромному китайскому полотенцу, я отправил их строем в ванную. А сам выпил еще пару стопочек виски и стал раздумывать над тем, правильно ли я поступаю в жизни или, может быть, в чем-то иногда ошибаюсь.

Уверившись, что поступаю правильно, я, сбросив с себя все лишнее, тоже взял большое махровое полотенце и направился туда же, куда десять минут назад полетели мои птички.

Яркий свет ваннойдал мне, наконец, рассмотреть их через неплотно затворенную дверь и сравнить. И быть может, с моей стороны будет непростительно утомлять читателей описанием женских тел, но ведь сам-то я был уже почти утомлен ими, а стало быть, имею право с кем хочу поделиться истомой.

Передо мной стояли две грации. Белокурые волосы одной касались черных локонов другой.

Они мылили друг друга пенным шампунем, и, похоже, это занятие им нравилось. Они мне напоминали карельских олених, которые в брачный период заботливо выщипывают из шкур друг друга колючки и репейник, облизывают друг другу волосы на морде, дабы морды были гладкими, плещутся в воде озера и, видимо, щебечут о предстоящем счастье.

Задумавшись о карельских делах, я заметил, что мои крошки вдруг, словно бы невзначай, занялись делами, оленихам не свойственными.

- Этого еще не хватало, - подумал я и громко произнес то же самое, распахивая дверь ванной, - для таких вещей существует мужчина. А ну-ка счас же вытираться, любить и целовать меня.

И прыгнул к ним под душ.

В ушах моих слышалась Фарандола, пересыпаемая изящными русскими романсами. И все время, пока они меня ласково мыли и купали, я не мог отдать предпочтение ни одной из этих мелодий.

Вытирали мы друг друга втроем, поэтому времени затратили в три раза больше. А потом я взял своих девочек обеих сразу на руки и медленно, словно бы мне это ничего не стоило, пошел по коридору в спальню. Орнелла прижалась к моему плечу, как зверек, а Ксения, наоборот, отклонилась от плеча и дотянулась еще до выключателя, дабы нам всем можно было бы, наконец, заняться делом, а не думать об оставленной включенной лампочке в ванной.

До спальни мы добрались без происшествий. Я имею в виду, что никто не ударился локтем, ногой или головой о дверь или стену, ибо все-таки я впервые носил по своей квартире семь пудов сладостного тела.

Когда я, с трудом сохраняя равновесие, но не показывая этого им, положил принесенное в постель, то почти немедленно ощутил у живота упругую ножку Ксении, а у своего рта маленькую, пахнущую еще неведомо, но уже приятно, иноземную ножку моей новой возлюбленной.

Секунду примерно я раздумывал над извечными вопросами”Что делать?” и “Кто виноват?”. Но потом обхватившая мою шею ногами Ксения сама решила обе эти сложные для русского мужчины задачи.

И перед тем как вскрикнуть, обезуметь от невероятного прилива энергии, я уже тоже решил. Почему бы и нет, если они так хорошо дополняют друг друга? Единственная, Ксения мне никогда не была так желанна, как сегодня.

Они в самом деле были одним целым.

И, уже засыпая через несколько часов, я чувствовал, что в моей жизни что-то изменилось.

Самое забавное во всем моем бытии было то, что неделю спустя я отправился в командировку в Италию и в Аэропорту Мальпенса вдруг встретил возле тележки с багажом Орнеллу.

Я заговорил с ней по-английски и понял вскоре, что с одной этой женщиной мне просто нечего делать.

Это была совершенная половина моей Ксении, та самая, без которой любимая нами абсолютность в даме превращается в бессовестную незавершенность.

У Орнеллы было очень много вещей, потому что она намеревалась лететь в Москву надолго.

ГЛАВА 4. ПРОБЛЕМЫ

Когда через год жизни, наполненной счастьем, зарабатыванием денег для подарков и приятных неожиданностей любимым женщинам, наслаждением тем, что я, безусловно, нужен им, а они нужны мне, выучиванием итальянского и русского, я понял, что, вопреки всем законам общепринятой закостенелой морали и всем правовым нормам известных мне стран, я - настоящий муж.

Дальнейшее развитие нашего бытия подсказала Ксения.

- Моя диссертация, - сказала она, - которую ты никак не удосужишься прочитать (а ведь мне скоро защищаться), как раз о несбалансированности семейного права некоторых европейских стран, в частности итальянского и нашего. Поэтому было бы совсем неплохо, если бы ты оформил наши с Орнеллой отношения официально.

Она сказала “наши”, но имела, конечно, в виду то, что брак с итальянкой предстоит зарегистрировать мне.

Я не родился юристом, хотя и защитил докторскую. Гнусность и бессовестность нашей жизни заставили меня научиться ориентироваться лишь в некоторых правовых нормах.

Ксения юристом родилась. Бегала юристом в ползунках, юристом пошла в школу и сосала из груди отца юридическое молоко. Поэтому, несмотря на то, что она меня много моложе, я слушал ее как юриста непоколебимо внимательно, впрочем, так же, как слушал певучие, робкие стихи ее сверстницы Орнеллы.

Что поделаешь, и поэтом я не родился. Это не помешало мне, однако, стать членом Союза писателей, а со временем давать полезные, но дилетанские советы Ксении по ее диссертации кандидата юридических наук и Орнелле, которая намеревалась стать магистром филологии.

- Регистрироваться будете в Италии, - кокетливо сказала Ксения.

Я пристально посмотрел ей в глаза и не прочитал там ничего, кроме любви и преданности. В них не было даже крошечного намека, даже нелепой шутки, даже оттенка той пакостной мыслишки, что подобным альтруизмом она рискует навлечь на себя потерю не только подруги, но и мужа.

Она, как хороший адвокат, просто все точно рассчитала и выиграла процесс.

Через месяц, понадобившийся для того, чтобы собрать ворох бумаг, для загсов столицы, она пришла проводить нас с Орнеллой в аэропорт, и я понимал, что она ничуть не ревнует. Орнелла не была для нее соперницей. Она была частью ее, ее половиной, ее талисманом, и с ней она отпускала меня в получужую страну спокойно.

- Смотри, чтобы он там себе девок не нашел, - предупредила Ксения Орнеллу, а мне дала несколько бумажек, которые должны были легализовать мой зарубежный брак там, в далекой загранице, наполненной светом, нарядными магазинами, прекрасно понимая, что там, среди тихих и приглаженных улиц, слишком чистых, чтобы казаться реальными, мне будет не хватать только одного, как вы можете догадаться, - ее.

Орнелла была хозяйкой в своей стране, но она нисколько не старалась показать это. Она в тот же день сняла крошечный номерок в дешевой гостинице, где мы великолепно провели время. В номере была большая кровать, и мы уютно и вкусно проспали с ней сорок один день (именно столько понадобилось для совершения таинства брака в Италии), но ни разу, можете мне поверить, ни одного раза мы не совершали ничего такого, что положено делать оставшимся наедине супругам, а то и просто разнополым существам.

С нами не было Ксении. А одна Орнелла не была мне женой. Женой они были мне обе.

Когда мы вернулись в Москву и рассказали о наших чувствах Ксении, она обозвала нас дураками, но в глубине души осталась довольна.

В Вероне, где происходило таинство нашего полуобряда, жила, как известно, шекспировская Джульетта. Кто бы, интересно, знал об этом крошечном городке, не опиши его странный англичанин в своей трагедии.

Здесь, по нелепому обычаю, все новобрачные, выходя из матримониальной комнаты муниципалитета, должны были подойти к этой самой Джульете, изваянной из меди, и положить цветок к ее ногам.