Моя Нирвана - Инна Инфинити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вчера у нас получился очень эмоциональный вечер, и мы даже толком не поговорили. Откуда это у тебя?
Я молчу и тру переносицу.
— Или ты скажешь, что это не твое? — его правая бровь взлетает вверх.
— Мое, — честно отвечаю.
— И что ты с этим делал?
— Ничего, — я вздыхаю. — Пап, я не наркоман, клянусь тебе. Эту траву я хотел покурить, но так и не покурил. Кинул в ящик и забыл. Вспомнил только вчера, когда поднялся скандал.
Отец кладет пакетик с марихуаной на ладонь и как бы пытается его взвесить.
— Тут меньше ста грамм, — наконец изрекает. — Для марихуаны крупный размер идет от ста грамм, так что тебе повезло, твое наказание будет не таким строгим, как могло бы. — Отец подбрасывает пакетик с травой на ладони и продолжает голосом обвинителя: — Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка без цели сбыта наркотических средств в значительном размере наказываются штрафом, либо обязательными работами, либо исправительными работами, либо ограничением свободы на срок до трех лет, — он делает драматичную паузу, — либо лишением свободы на тот же срок.
Ну понятно. Сейчас начнутся нравоучения отца-юриста. Я откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди, готовый выслушать все, что он скажет.
— Ты ранее не судим, — продолжает, — и при условии, что у тебя будет хороший адвокат, ты будешь сотрудничать со следствием и сдашь тех, кто продал тебя марихуану, сможешь отделаться условным сроком или даже штрафом. Но тем не менее на тебе будет висеть судимость. — Он произносит это таким тоном, будто выносит мне смертный приговор.
Отец небрежно бросает на стол пакетик и облокачивается на спинку большого кожаного кресла. По нему видно, что он сильно измотан. Распереживался вчера из-за мамы. В его черных волосах будто добавилось седины. Папа внимательно смотрит на меня несколько секунд и спрашивает:
— Миш, вот скажи мне, ты вообще как эту жизнь жить собираешься? Тебе 24 года, тебя уже четыре раза отчисляли из института, ты зарабатываешь на жизнь нелегальными ночными гонками и подпольными боями без правил, в которых людей избивают до состояния комы. А теперь еще выясняется, что ты хранишь в своей комнате наркотики.
— А что ты хочешь? — нервно отвечаю. — Чтобы я в 24 года просил у вас с мамой деньги на бензин и на сигареты?
— Я хочу, чтобы ты уже наконец-то получил образование и устроился на нормальную работу, — цедит отец. — Сколько можно уже нам с матерью нервы трепать? Ты хоть понимаешь, что из-за вот этого, — папа снова берет в руки пакетик с травкой и трясет им передо мной, — у матери нервный срыв случился! — бросает пакетик на стол, и он отлетает ко мне. — Мать в больнице из-за тебя, ты понимаешь это!?
Папа сейчас такой злой, что мне на секунду кажется: он снова заедет мне кулаком по лицу. Но вместо этого он срывает с себя галстук и отшвыривает его куда-то в сторону.
— Если честно, я не понял, почему мама вчера так эмоционально отреагировала. Ну нашли у меня в комнате травку. Я же не наркоман.
Отец качает головой и изо всех сил старается сдержать гнев.
— У матери сердце разрывается от твоих темных делишек, как ты это не понимаешь?
Я шумно вздыхаю и молчу.
— Миша, — продолжает тихо и спокойно, но я знаю, что это обманчивое впечатление. Именно когда отец говорит тихо и спокойно, его и нужно бояться больше всего. — Ты ведь знаешь, что мама недавно вывела строительную компанию на биржу.
— Да, — киваю.
— И что это значит? Давай, студент экономического факультета, расскажи мне, что становится с компанией, когда она выходит торговаться на биржу. Тебя хоть и отчисляли четыре раза, но все-таки какие-то знания ты же должен был вынести из университета.
— Ну, компания становится публичной… — начинаю неуверенно.
Отец кивает, и я облегченно выдыхаю. Не хочется сейчас облажаться перед ним.
— Правильно. Компания становится публичной. А что значит — публичная компания?
— Ну, ее акции торгуются на бирже…
Он снова кивает.
— Верно. И от чего зависит стоимость акций? Почему они могут дешеветь или дорожать?
— Много факторов на это влияет…
— Назови мне несколько.
Чувствую себя хуже, чем на экзамене. На экзамене я мог спокойно встать с места и послать препода куда подальше. А вот родного отца послать куда подальше я не могу. Придется мужественно сидеть под его строгим взглядом и отвечать на вопросы. И не дай Бог опозориться неправильным ответом.
— Например, финансовые показатели компании могут влиять на стоимость ее акций. Каждый раз, когда выходит отчетность, это влияет на цену бумаг. Если компания получила хорошую прибыль, то на этой позитивной новости акции растут. Если у компании убыток, то стоимость бумаг падает.
— Правильно. А что еще влияет?
Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
— Ну, внешний фон вокруг компании влияет. — Бросаю нетерпеливо. — Если организация замешана в скандалах, то цена акций падает.
— Вот! — Папа поднимает вверх указательный палец. — Мы подобрались к самому интересному. Как ты считаешь, что будет со стоимостью бумаг, если выяснится, что сын главы публичной компании организовывает подпольные бои без правил, — отец загибает пальцы, начиная перечислять мои грехи. — Проводит нелегальные гонки, дает взятки ментам, а теперь еще и хранит у себя дома наркотики? Как ты думаешь, если тебя схватят за задницу и начнут судить, а судебное разбирательство будет открытым, как это отразится на цене акций маминой компании, на развитие которой она положила всю свою жизнь!?
Последние слова отец уже буквально выплевывает сквозь зубы. Я опускаю взгляд в пол и не имею ни малейшей идеи, что ему ответить.
— Пап, — тихо начинаю, все еще рассматривая темно-коричневый паркет его кабинета. — Я все понимаю. Я обещаю, что в этот раз окончу институт. Я пойду 1 сентября на занятия и, клянусь тебе, доучусь до конца. Получу этот гребанный диплом экономиста и найду какую-нибудь работу по специальности.
— Когда
