Убить президента - Лев Гурский

Я вздохнул.

На первой странице газеты, брошенной мною на стол, нахально улыбалась круглая и длинноносая физиономия моего бывшего друга. Я пририсовал скотине на портрете пейсы, ермолку, длинную раввинскую бороду.

После чего сосредоточенно выколол мерзавцу глаза. И уж затем, с чувством глубокого удовлетворения, понес изгаженную газету к мусорному ведру. По ходу дела из складок газеты вывалился на пол прежде не замеченный белый конверт. Конверт был без обратного адреса и пах одеколоном «Консул». Боже, как они мне надоели! Я ногтем вскрыл конверт, но никакой записки с объяснениями в любви не обнаружил. Только билет в Большой на завтра. В театр, директорство в котором имел наглость мне предлагать этот прохвост. Завтра давали «Спартак». Я сразу решил, что подарок неизвестного поклонника мне в кайф и что я пойду непременно. Потусуюсь среди публики. Может, в какой-нибудь светской хронике кто-нибудь упомянет мой визит. По контрасту. Фердинанд Изюмов и Большой балет. Кстати, и место было отличное. Партер, восьмой ряд.

Глава 13

ГЛАВНЫЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ПАВЛИК

Вот уже второй час я тупо сидел над сиреневым листком с грифом «Совершенно секретно». Напечатано в двух экземплярах. У меня был второй, но хоть бы и первый? Все равно нет твердой уверенности, что кто-то еще не будет завтра знать всего президентского маршрута. Репортеры-то знают всегда откуда-то все заранее и первые бегут со своими камерами, топча ноги моим соколам. И не моги разбить пару камер, даже пару очков. У меня давно чесались руки отдубасить самых настырных. На редкость пакостная братия, отца родного не пожалеют. Самая большая гнида из этой братии – любимец публики, курносый провокатор. Этот даже с камерой сам не бегает, зато все бегают к нему. А он только улыбается во весь экран. Мол, здрасьте, я Аркадий Полковников, программа «Лицом к лицу». Наше вам с кисточкой. И поехал, поехал. Я на своем кабинетном «Шарпе» нарочно записал пяток его программ. Хорошее средство после большого бодуна. Когда глаза и мысли разбегаются в разные стороны, очень пользительно включить курносого Аркашу. С любого места, на выбор. Пять минут, и ты в полном порядке. Злость у меня любой алкоголь выгоняет. Думаешь только: вот сволочь! И сразу чертовски хочется работать.

Само воспоминание о телевизионном провокаторе уже неплохо подействовало. Я взглянул на сиреневый листок с несколько большим интересом. И понял, что самое реальное – пункты восемь и девять. Пункт восьмой – от 17.45 до 18.30. И пункт девятый – от 19.00 до 21.25. Первый маршрут имел два варианта, и Президент в последний момент выберет один из двух. Либо ярмарку в Сокольниках, либо ВДНХ. Я догадывался, что Сокольники включены в маршрут для отвода глаз. Шеф почти наверняка прикажет ехать на ВДНХ. Не потому, что в Сокольниках лет пятнадцать назад повесили одного мужика из МИДа, прямо за выставочным павильоном, – плевал шеф на все суеверия. И не потому, что случай тот описан в известном романе – плевал он и на всю мировую литературу, вместе взятую, включая рассказ «Муму». А лишь потому, что роман был посвящен товарищу Андропову Юрию Владимировичу. Шеф уважает Андропова, и я уважаю. Но шеф терпеть не может ездить по местам чужой боевой и трудовой славы. Говорит: в Москве скоро будет достаточно мест, связанных лично с его президентским именем. Вот по этим историческим местам он и будет ездить. Вернее, так: из-за того, что шеф по этим местам будет ездить, места и превратятся в исторические. Насколько я помню, до сих пор с ВДНХ впрямую не связано имя какого-нибудь царя или генсека. Поэтому здесь есть возможность быстро войти в историю. Например, можно снести к черту памятник «Рабочий и колхозница». Еще лучше – достроить его до нужной кондиции. Например, присобачить к этой парочке третьего, интеллигента. Сделать маленькую такую, по колено рабочему и колхознице, фигурку. Чтобы путалась под ногами. Типа Аркаши Полковникова… Я даже засмеялся от удовольствия. Нет, не такой уж я дурак. До эдакой хохмы не додумался бы и пресс-секретарь господин Васечкин, даром что он кандидат наук. Может, и мне стать кандидатом? А что, смогу. Название диссертации Васечкина я же запомнил, с третьей попытки. «Утопия как феномен и жизненное пространство»… Хотя нет, не выйдет из меня кандидата. Заковыристые для этого нужны мозги, чтобы нарочно все запутывать. Например, лично у меня трехкомнатное жизненное пространство в Крылатском, кухня хорошая, шесть на шесть, ванная. А у нашего Васечкина жизненное пространство, оказывается, у-то-пи-я… Феномен, бля.

Слово «феномен» встряхнуло меня не хуже Полковникова, и я вернулся к прерванному маршруту. Конечно, ВДНХ может очень быстро стать историческим местом, без всякого памятника. Если там, допустим, прострелят голову нашему дорогому Президенту. Нет, едва ли на ВДНХ. Неудобно. Публику мы не пропустим, а снайперу там негде укрыться. И потом, на ВДНХ шеф поедет не один, а с кем-нибудь из дорогих гостей. А то и с двумя. Причем, за ихнюю секьюрити я спокоен, это вам не мои соколы. Каждый камушек обсмотрят. Так что террорист, если у него не тараканы в голове, туда не полезет.

Остается Большой. Точно он. Советовал ведь я шефу завтра туда не ездить. А он заладил: протокол, протокол… Вешает мне лапшу на уши, как грудному младенцу. Согласно дипломатическому протоколу – я не поленился специально узнать в МИДе! – этот театр завтра совсем не обязателен. Все равно гостей дорогих на спектакле не будет. Они аккурат в эти часы, с 19.00 до 21.00, будут заседать в этом… черт!… В Спасо-Хаусе. Готовиться. Обсуждать послезавтрашний саммит. Крупнейшую, значит, встречу на высшем уровне.

Шефа я очень хорошо понимаю. Этот вечер ему все равно надо будет чем-то занять. И одновременно показать всем, что он в полном порядке. В этом плане идея с посещением театра придумана хорошо, не отнять. Опять же, восхищенная публика устроит ему овацию. Ему, заметьте, а не балеринам. Шеф любит такие выкрутасы.

Но в Большом опасно. Одних бархатных портьер восемьдесят две штуки. За каждой сокола не поставишь, да и кадры нужны под рукой. Сколько я просил шефа, чтобы он увеличил штат. Наша СБ по сравнению со спецконтингентом Управления Охраны – как болонка против немецкой овчарки. И у генерала Голубева, между прочим, кадры точно несчитанные. Восемьдесят пять тысяч всего у него, видите ли. И по всей стране. А неофициально у него сколько? А тот выскочка, с которым мои соколы вчера ночью неаккуратно разобрались, – он из каких был? Из официальных или неофициальных?

Фискалы – они и есть фискалы. Так, что ли, вообще никого и пальцем не тронь – вдруг вся Москва шустрит на Голубева?…

Я вновь тоскливо взглянул на сиреневый листок и потянулся к телефону спецсвязи, чтобы позвонить в Управление Охраны. Но Митрофанова, естественно, на месте не оказалось. Референт узнал меня по голосу и не без удовольствия сообщил, что начальник проводит оперативную рекогносцировку. В связи с завтрашними визитами гостей. Паршивая козявка намекала мне, что, пока их начальник трудится, Служба Безопасности семечки грызет. Хоть бы и семечки, твое какое собачье дело?

Ругая себя за малодушие, я позвонил в ФСК. Голубев был на месте, но разговаривал со мной с явным отвращением. Они, видите ли, спецслужбы в четвертом поколении, их прадедушка служили еще при Бенкендорфе. А я ментяра поганый, и мое место в багажнике.

Я наивежливейшим тоном осведомился, нет ли чего нового.

– Мы работаем в этом направлении, – сказал Голубев. – Результаты будут доложены лично Президенту.

Лично, значит. Вот оно как. А Служба Безопасности будет гонять своих соколов по всей Москве, пока не соберет ту же самую информацию. Как будто у нас свой Президент, а у Голубева свой, и тот, голубевский, важнее. И в моего Президента может стрелять всякий, кому не лень.

Все тем же вежливым тоном я намекнул Голубеву, что лет сорок назад это называлось саботажем. Лет сорок назад Голубев уже работал в органах, и слово это ему было хорошо известно.

– Если бы сорок лет назад ваши убили моего сотрудника, – ледяным голосом сообщил мне этот лысый гэ-бэшный хрен, – то ты бы, падло, уже давно давал показания в наших подвалах. Несмотря на свои звания и должности.

Вот бериевская сволочь! Я чуть не задохнулся от возмущения, но собрал остатки вежливости и заявил ему, что я сам найду виновных и займусь ими.

– Займитесь, займитесь, КОЛЛЕГА. – Голубев передразнил мое вежливое обращение. – Только все силы на это не потратьте. Поберегите чуток для нашей Красной Армии. Есть сведения, что у отдельных представителей ее командования будут к вам кое-какие вопросы…

Я ошалел.

– Да армия тут при чем?

– При том, – четко сказал Голубев. – Вы хоть поинтересовались именем нашего сотрудника, который попал вчера под ваш каток?

– А что?

Но Голубев уже повесил трубку. Вот гадство! Армия зачем-то здесь приплелась. Вечно мои придурки пришьют не того, кого надо.