Серебряный шпиль - Роберт Голдсборо

— Вилкинсон. Говорит, что, проведя пятнадцать минут в благочестивых размышлениях, он вышел из своего кабинета и направился по коридору в сторону конференц-зала. Проходя мимо кабинета Мида, он постучал, чтобы напомнить о возобновлении собрания. Не получив ответа, постучал еще раз, открыл дверь и обнаружил уткнувшееся головой в стол тело.

— Кто-нибудь еще к этому времени уже вышел в коридор, покончив с благочестивыми мыслями?

— Вилкинсон утверждает, что он был один в коридоре.

— Хм... И каждый из них пребывал в одиночестве в своей комнате?

— Предположительно так. Насколько я понимаю, все разбрелись по отдельным помещениям, за исключением Бэя, оставшегося в конференц-зале. Некоторые из них: Мид, Морган, Риз, Марли Вилкинсон — использовали свои собственные кабинеты. А те, у кого таковых не было, то есть я и обе женщины, разместились в свободных помещениях.

— И кто же вас разводил?

— Лично меня - Морган. Когда мы выходили из конференц-зала, Бей попросил его проводить меня в пустой офис, который обычно занимает секретарша. Он также сказал жене и миссис Кароле Риз, что дальше по коридору есть еще две свободные комнаты. В церкви, судя по всему, двери не запирают.

— Какие доверчивые души. Кто же прикончил несчастного?

Фред посмотрел на меня и беспомощно развел руками.

— Понятия не имею. Я даже не представляю мотивов убийства. Кстати, какой мотив мог быть у меня?

— Это ясно. Мид был крайне груб с тобой как раньше, так и во время собрания.

— Да. Именно это и говорит полиция, и поскольку у них дымится хвост, они готовы скормить волкам кого угодно, а конкретно меня. Но и ты, и фараоны понимаете, что грубость и ругань недостаточный повод для убийства.

— Они без колебаний посчитают это достаточным мотивом, если у копов или у окружного прокурора будут основания опасаться нападок прессы. Ты сам сказал, что у них «дымится хвост». И кто может оказаться лучшим объектом, нежели частный детектив? Ты же знаешь, что мы не что иное, как отбросы общества. Это еще более справедливо в отношении частного сыщика ирландца. Тебе известно расхожее мнение об ирландском нраве да ты и сам говорил об этом не далее как минуту назад.

Фред поднял на меня глаза. У него был взгляд собаки, которая только что получила пинок от любимого хозяина.

— Это удар ниже пояса. Арчи.

— Пойми, так говорит не Арчи Гудвин, — произнес я, поднимая руку. — Я просто пытаюсь воспроизвести ход мысли представителей департамента полиции.

— Ну спасибо — утешил.

— Послушай, как я уже сказал, Вулф и Паркер находятся у твоего угла ринга, так же как и ваш покорный слуга. Против нас не выстоят даже объединенные силы полицейского департамента Нью-Йорка и ведомства окружного прокурора.

На мою смелую речь Фред отреагировал слабой улыбкой. Он знал, что по самую шею сидит в болоте, кишащем аллигаторами. Я, кстати, тоже это знал.

Глава 6

Когда Вулф спустился из оранжереи, то обнаружил на своем столе аккуратно свернутый свежий выпуск «Газетт». Я, естественно, успел ее прочитать. Напечатанный двухдюймовыми буквами заголовок кричал: «УБИЙСТВО В СОБОРЕ!» Подзаголовок, набранный шрифтом чуть помельче, возвещал: «Обвиняется частный детектив». Три колонки занимала фотография Храма с Серебряным Шпилем, под которой были подверстаны портреты Бэя, Мида и Фреда Даркина. Статья занимала десять дюймов на первой полосе и, перескочив на последнюю страницу, захватывала еще две полные колонки. Я не нашел в ней ничего нового для себя, кроме того, что покойному было сорок семь лет, что он женат на деловой женщине с Уолл-стрит, что у него один ребенок и что он служил в храме с момента его основания. Даркин характеризовался как «...независимый нью-йоркский частный детектив, которого часто привлекал к работе легендарный Ниро Вулф. На сей раз, однако, Даркин действовал самостоятельно, хотя и был рекомендован храму помощником Вулфа Арчи Гудвином, тоже частным детективом.

В сопутствующей статье, написанной редактором «Газетт» по вопросам религии Томом Уолстоном, сообщалось, что Мид был «...динамичной личностью и являлся вторым после Бэя лицом в Храме с Серебряным Шпилем. Как утверждают осведомленные круги, Мид определенно унаследовал бы пост Бэя, если бы последний решил оставить место духовного пастыря этого всемирно известного храма».

Пока Вулф читал, я молчал, но как только он закончил, я дал ему полный отчет о моей беседе с Фредом, чем заслужил всего лишь сердитый взгляд.

— Какие будут инструкции? — поинтересовался я, когда он попытался укрыться за книгой.

Ответа не последовало — ни в тот момент, ни во время ужина (что было нормально), ни после того, как мы вернулись в кабинет, чтобы насладиться кофе.

— Полагаю, что мне хоть раз в неделю придется навешать Фанни и ее детишек, чтобы поддержать их дух, — заявил я. — Хотя Сол и я могли бы делать это по очереди. Каждый раз я буду захватывать с собой по одной орхидее, чтобы сделать ее жилище веселее. Помнится, Фанни больше всего нравились желтые, так что онцидиум варикозум окажется...

— Арчи, когда вы наконец уберетесь к дьяволу и избавите меня от вашего вздора? — спросил Вулф, отложив книгу и одарив меня свирепым взглядом.

Я ответил ему таким же взглядом, но при этом еще и вскинул брови.

— Все размышляю о том, что случится с хозяйством Даркинов, когда Фред отправится в Аттику. Даже при поддержке Паркера его шансы получить пожизненное заключение не меньше, чем три к одному, и я полагаю...

— Хватит! — взревел Вулф. — Слушайте инструкции.

Вот таким образом в одно прекрасное весеннее утро через несколько дней после похорон Ройяла Мида я оказался на борту неуклюжего парома, со скрипом подползающего к причалу на Стейтен-Айленде. Согласно инструкциям Вулфа я должен был появиться в церкви только после похорон.

— Нет смысла появляться там раньше, — сказал он, — Даже через неделю после похорон люди будут слишком взбудоражены, но дольше ждать мы не можем.

Прежде чем выйти из дома, я позвонил в храм, чтобы справиться, как до него добраться.

Секретарша прощебетала:

— От парома до церкви не больше двадцати минут ходьбы, а экскурсии по Храму с Серебряным Шпилем проводятся каждые полчаса.

Она подробно объяснила, как пройти к храму. Я записал названия улиц на листок бумаги и теперь держал его перед собой, стоя у здания мэрии на Ричмонд-террас, с которой открывался вид на порт и на далекие небоскребы Уолл-стрит.

«Деловой центр» Стейтен-Айленда — если это можно назвать центром — скорее напоминал маленький портовый городок, нежели часть муниципального округа Нью-Йорка, округа, который долгое время служил помойкой для остальной части города и который время от времени возвышает голос, добиваясь самостоятельности. Каковы бы ни были аргументы за и против отделения, это место определенно не было похоже на Нью-Йорк. Здесь не слышалось шума автомобилей, а тротуары были почти безлюдны. Редкие прохожие неторопливо брели по улочкам, застроенным одно-двух-этажными зданиями. Это был даже не сонный город. Это был город, который едва дышал.

Определив направление дальнейшего движения, я двинулся на юг, поднимаясь по Шуйлер-стрит. Именно поднимаясь.

Если я когда-нибудь и знал, насколько холмист остров, то начисто забыл это важное обстоятельство. Через десять минут я оставил позади и далеко внизу крошечный деловой район и вступил в утопающие в зелени жилые кварталы, где по меньшей мере две трети домов умоляли о покраске и выглядели так, словно служили моделями для карикатур Чарльза Адамса. Особенно те, ставни которых болтались картинно криво, повиснув на единственном гвозде. Я шел по извилистым улицам, и все они вели наверх. Наконец, задыхаясь, я добрел до открытого и к тому же ровного пространства. В центре огромной площади примерно в квартале от меня возвышался Храм с Серебряным Шпилем, отдаленно напоминающий свою фотографию в «Газетт».

Мое первое впечатление можно было выразить двумя словами — «ничего особенного». Кубическое массивное здание из бетона и стекла на первый взгляд не впечатляло, но потом я сообразил, что в этом виноват шпиль. По сравнению с ним само здание казалось чересчур приземистым. Кроме того, меня отделяло от храма расстояние по меньшей мере в три футбольных поля. Свободное пространство оказалось огромной парковкой — акры и акры асфальта, расчерченного желтыми линиями. Из асфальта на равном расстоянии друг от друга торчали столбы с мощными прожекторами. На каждом столбе был указан номер сектора и проезда, как на стоянках у торговых центров, на тот случай, если молящиеся забудут, куда поставили свой семейный седан. По мере того как я шел по полю, храм все рос и рос, и когда я достиг входа — четырех дверей с серебряными ручками в форме креста — пришлось признать, что передо мной все же нечто особенное.