Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

Мими слушала, подперев ладонями голову. Она вздохнула, шмыгнула носом и уронила голову на грудь. Лили спрыгнула с подоконника, подошла к подруге и, потискав её за плечи, сказала в манере сказочника Оле-Лукойе, подытоживающего историю, в которой, как обычно, всё заканчивается очень хорошо:

— Не грусти, дружок, я сделал то, что хотел сделать — отклонился от траектории, прочерченной для меня под линеечку от самого рождения. Когда мужчине далеко за пятьдесят, то хочется немного пошалить. Кажется, мне это удалось! Жена, насколько мне известно, в конце концов возгордилась мною и теперь хранит все журнальные вырезки, где упоминается моё имя. А дети… Серёжа, у тебя есть дети?

— Нет у меня ничего. Прожил жизнь впустую. Сына не родил, дерево не посадил, даже дом построил не я. Занимался подражательством, ни в чём не достиг совершенства, никого не спас. И погиб нелепо в результате ДТП… А что написано в моём личном деле?

— Преждевременный переход в небытие вследствие проявления экзальтации, превышающей нормы допустимого порога, что привело к потере контроля над автотранспортным средством и внезапному отделению божественной субстанции (души) от повреждённой материальной оболочки. Там ещё указан твой инвентарный номер, но я его забыл.

Лицо Мими выразило сначала недовольство, потом удивление, а потом она безудержно расхохоталась. Согнувшись в три погибели, девушка конвульсивно выдавила:

— Ока… Ока… Оказывается там… Ха-ха-ха-ха! — она направила указательный палец в потолок. — Есть свои крю… крючко… творы. Вот это да! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха! — подхватила Лили.

Голосистый, полный жизни смех щедро и солнечно разлился в заброшенной мрачной квартире вопреки тяжёлому, как гранит, небу, придавившему город вместе с бараносвинтусом и жителями, молча дрожащими от страха. Не умолкая, Мими подскочила к стене и клацнула выключатель, замаскировавшийся под толстым слоем липкой грязи. Над столом загорелась неожиданно яркая лампочка без абажура. То, что она оказалась в рабочем состоянии, и сам факт её наличествования в патроне удивил сестёр больше, чем собственное пребывание на Земле. Это развеселило их ещё больше, и девушки совершенно безосновательно приобрели прекрасное расположение духа. Отдышавшись, Мими спросила:

— А что такое наша Фру? С виду этакая гимназисточка, при виде мужчины краснеет, как девственница, а на деле… Помнишь, как она крысам головы отрывала, когда эти серые паршивцы с северного склона горы ринулись на хлебные пажити.

В памяти возник крысиный поток, заполнивший ущелье и поднимающийся всё выше. Серая кишащая масса на глазах росла, захватывая новые уровни. Они приближались. Они исторгали запах клоаки и шум. Этот звук, ни с чем не сравнимый, парализовал, вздыбил шерсть на загривке. Казалось, подземные тоннели, катакомбы и пещеры в один миг разверзлись и выдавили застоявшийся, густой, пузырящийся со свистом и бульканьем гной — весь крысиный род — в отместку людям и всему живому за чувство страха и омерзения к этим тварям. Мими помнила, как она хотела крикнуть: «Сёстры, беда! Крысы идут!», — но не смогла выдавить ни слова. Лишь тупое мычание вырывалось из её горла. И вдруг! Фру, сложив крылья, врезалась в гущу крысиного потока. Она рвала крыс в клочья, как бритвой перерезала им зубами глотки и мчала по серой живой поверхности к голове потока, отыскивая главаря, и, когда он был ею схвачен, она, вся мокрая от вражеской крови, взвилась со своей добычей высоко в небо и скрылась в облаке. Без предводителя грызуны в панике разбежались, крысиный поток точно сквозь землю просочился.

Вдруг Лили напряглась и замерла, прижимая палец к губам: «Ш-ш-ш… Кажется, идёт вызов», — и принялась лихорадочно теребить на пальце кольцо.

А пока она ловила сигнал, Мими насупилась, скрестив руки на груди, и в свойственной ей ехидной манере пробурчала себе под нос: «Опять этот надоедливый господин куратор будет уже в пятый раз читать вводный инструктаж, который мы и так знаем назубок. Огнестрельное, холодное, биохимическое оружие не употреблять. В рукопашной схватке применять русский стиль. Стрижки — под ноль, руки — в браслеты мяо, ноги — в ботфорты со стальными каблуками и мысками, корунд — на палец правой руки, гребень — в левый верхний карман косухи. Что ещё? Макияж в стиле «ночных бабочек». Хранилище боевых летучих мышей в нише арки сквозного дома, второго справа от места дислокации. Жертв и тяжёлых увечий среди населения не допус…».

— Фру! Семён Филиппович! Вы где!? — закричала Лили так, что стёкла окон и комода зазвенели.

Часть 2. Глава 2

…Безлюдье и тишина улицы насторожили Фру, точно камбоджийские джунгли, полные вражеских засад и заминированных троп. В памяти возник голос из прошлой жизни. Военный инструктор по боевой подготовке в образе стриженой революционерки грозно кричал: «Товар-р-рищи! Никогда не теряйте бдительности, иначе враги вас убьют! Вы должны защищать себя любым возможным способом. Да здравствует непобедимая революционная армия Кампучии!»

Фру вся подобралась, напружинилась и, точно гончих с поводков, отпустила стремительные взгляды в подъезды, в окна, в закоулки и на крыши домов, где мог скрываться противник. Она поминутно оглядывалась на Семёна, смотрела в его удивлённые глаза, на младенчески пухлый рот и думала только о том, как побыстрее в целости и сохранности доставить этого несмышлёныша на место. Настроив внутренний навигатор, девушка направилась по адресу, который старшая передала ей по нейроволновой связи.

Она тащила своего спутника, экипировкой и волосатостью похожего на рокера, как малого ребёнка за руку. Тот, вращая головой и круглыми глазами, тормошил её вопросами:

— А это что, пещерные монастыри?! Ого сколько их! Подобное я видел на рисунках святых манускриптов, что хранятся в Разумихинском скиту.

— Пещерные монастыри? Ты о чём?

— Я о тех, что обустроились в Крыму, на священной горе Чильтер. Да ныне уж нет тех святых обителей, порушены басурманином Османом в конце пятнадцатого века от рождества Христова. Скалы там такие же высокие, только эти кем-то отёсаны. И переходы между кельями похожи, да только не совсем. По тем ходить надо с оглядкою, чтобы не оступиться на колдобинах. А эти — ладные, ровные, что тебе мостовые. А окна-то, батюшки светы! Таких косящатых* окон и в боярских-то покоях нетути. Видать, велелепные люди тут обретаются.

— Это никакие не горы, а обычные дома, жилые квартиры для простых людей. На одну семью положено две-три комнатушки, санузел и кухня два на два. В одном таком доме прописаны тысячи человек. И нет здесь никакого велелепия.

— Неужели в этих кельях, то есть ква… квартирах живут трудари? Обыкновенно народ строит деревянные избы на просторе, у реки, рядом с лесом. Что же он, этот простой люд, и хозяйство держит в квартирах?

— Никто хозяйство не держит, всё покупают в магазинах с доставкой на дом. Это же город.

Шагая по улице, как по дну ущелья, по обе стороны которого вздымались отвесные громады высоток, Семён дивился, точно младенец, всему, что попадало в поле зрения, и невольно притормаживал. Со стороны могло показаться, что девушка тащит «на буксире» подвыпившего парня, впавшего в нирвану, а тот тычет остро торчащим указательным пальцем во всё подряд.

Послушника удивляли впаянные в бетонное покрытие деревья; ограждения, хищно впившиеся железными зубами в тело земли; спутниковые тарелки на фасадах, аккумулирующие на донцах всю эфирную грязь; фитили антенн 5G, готовые в любой момент спалить хрупкое спокойствие горожан; блестящие витрины, бесстыже обнажающие свою базарную роскошь перед мертвенно пустым городом; скамейки у парадных, скучающие без трухлявых стариковских костей; киоски, закаменевшие в отсутствие пицц, хот-догов и прямоходящих, поклоняющихся богу желудка; растяжки, болтающиеся, как гигантские препарированные лягушки, измазанные бело-голубой партийной краской…

— Почему эта дорога такая гладкая, точно отутюженная?

— Это ненадолго. Обыкновенное асфальтное покрытие в один слой. Она такая гладкая потому, что новая. Президент распорядился отремонтировать все дороги в России.