Ненужное зачеркнуть - Андрей Дышев

Мы сидели в кафе на одном из балкончиков террасы, с которой открывался красивый вид на море. При помощи ножа и вилки я складывал конвертиком листик салата, чтобы затем отправить его в рот, а Ирина, пригубливая бокал с красным «Пино гри», делилась радостью по поводу приобретенной заколки. Я слушал ее внимательно, едва сдерживая улыбку. Мы с ней были необыкновенно близкими людьми и в то же время бесконечно разными. Я, например, не понимал, как можно так искренне, светло и безудержно радоваться какой-нибудь блестящей чепухе, вроде заколки или дешевой сверкающей стекляшками бижутерии? Я был циничнее и скупее на эмоции, чем Ирина, сохранившая в себе милые детские черты. Безделушка, прицепленная к волосам чуть выше уха, стала для нее светлым событием дня. И Ирина сверкала улыбкой подобно тому, как отполированный камешек отражал блики солнца. И, глядя в ясные и чистые глаза моей подруги, я невольно избавлялся от тягостного настроения, впускал в темные глубины своей души солнечный свет.

Нам подали оливье в широких стаканах на тонкой ножке. Оливье был моим любимым салатом, я заказывал его всюду, где его готовили, но все это было жалким подобием того невообразимо вкусного салата, который готовила Ирина. Зная мое пристрастие к этому деликатесу, она иногда приносила салат в агентство, расстилала передо мной салфетку и ставила пластиковую коробочку, до краев заполненную предметом моего обожания. Ел я в ее присутствии; Ирина не уходила, сидела напротив, смотрела на меня и улыбалась.

Сейчас все напоминало те безоблачные времена, и мы болтали о какой-то милой чепухе, старательно избегая разговора о «Балаклаве». Но именно наличие запретной темы указывало на то, что над нами висят тучи, которые мы якобы не замечаем. До вечера мы гуляли в Приморском парке и дважды прятались от дождя под зонтами открытых кафе. Между нами стояла недоговоренность. Больная тема требовала к себе внимания. Мы были вынуждены все время держать ее в уме и в то же время – язык за зубами. Поэтому часто наш разговор напоминал разговор влюбленного, но робкого мальчика и застенчивой девочки. Недосказанные слова мы заменяли смехом или продолжительным молчанием.

По старой, узкой, с множеством изломов улице, напоминающей русло высохшей реки, мы поднимались к моему дому. Еще утром я пообещал показать Ирине видеоклип, который состряпал на компьютере, используя для этого песни Юрия Шевчука, хоральную прелюдию Баха и наиболее яркие эпизоды из жизни нашего агентства, отснятые на видеопленку в разные годы. Премьера состоялась бы раньше, если бы не случай в «Балаклаве». В угловом миниатюрном универсамчике я прихватил мороженых креветок и бутылку шампанского. Ирина устала, нескончаемая дорога вверх ее утомила, и она повисла на моем плече. Ее туфли на низком каблуке звонко цокали по булыжной мостовой, и эхо металось между сдавившими улочку домами. Откуда-то сверху прикатился футбольный мяч. Я успел остановить его ногой, иначе мяч докатился бы до моря. Тотчас прибежал запыхавшийся мальчик, схватил мяч и исчез с ним в подворотне.

– Отойди-ка в сторону, – сказала Ирина, трогая меня за локоть.

Сверху спускался автофургон, на котором был нарисован только что вылупившийся цыпленок. Машина ехала бесшумно, медленно, но набирая скорость. Улица была настолько узка, что фургон едва не задевал стены домов. Мы отошли к дому и встали у двери, ведущей то ли в квартиру, то ли в подъезд. Грузовик двигался все быстрей, грохоча фургоном; он наезжал на ямы и выбоины, не притормаживая, отчего раскачивался из стороны в сторону и со страшным скрежетом царапал острыми углами стены домов.

– Пьяный, что ли? – произнесла Ирина.

Я почувствовал, как холодок прошелся по груди и остановился где-то в районе живота. Схватив Ирину за руку, я потянул ее к двери, дернул за ручку, но проклятая дверь оказалась запертой. На противоположной стороне улицы был вход в арку, но перебегать дорогу перед мчащимся на нас фургоном было поздно. И самое плохое – он вилял из стороны в сторону, и невозможно было предугадать, в какой части улицы он нас настигнет.

– Кирилл! – громко вскрикнула Ирина. Ее рука напряглась; девушка хотела то ли высвободиться из моей хватки, то ли, напротив, сжать мою руку еще крепче. Я крутил головой, стараясь найти поблизости окошко в подвал или узкий ход в подворотню. Но дома в этом месте, как назло, были плотно прилеплены друг к другу, подобно крепостному бастиону – ни дырочки, ни щелочки… Я машинально взмахнул рукой, чтобы подать ненормальному водителю угрожающий знак рукой, но обомлел от удивления и страха: в кабине фургона водителя не было, дверь раскачивалась из стороны в сторону и хлопала, словно единственное ухо слона. Машина мчалась прямо на нас.

У нас оставалось всего мгновение. Я кинул пакет с продуктами под ноги и потянул Ирину за собой на другую сторону улицы, но проклятый фургон тотчас наскочил передним колесом на приподнятый, как танковая башня, канализационный люк, его колеса повернулись, и автомобиль направил свою разогретую, смрадно пахнущую горелым топливом морду на нас. Метаться перед мчащейся на нас машиной было поздно. Я оттолкнул Ирину от себя, повернулся к железному чудовищу грудью и в то мгновение, когда нас разделяло не больше метра, вскочил на его бампер и ничком повалился на плоскую, как стол, крышку капота. Я как бы оставался на месте, а машина сама подъехала под меня, накатила на меня ветровым стеклом; сам не помню как, одной рукой я схватился за торчащий из крыши кабины шпиль, а вторую просунул внутрь, за стекло, ухватился за руль и провернул его на полный оборот. Фургон круто изменил направление и со всей дури врезался в стену дома. Капот сжался, как гармошка; крышка вспучилась подо мной, согнулась пополам, но сила инерции была еще велика и потянула меня, я крепко припечатался бедром к стене дома.

Окутанный горячим паром, выбившимся из разбитого радиатора, я благополучно сполз на брусчатку и сразу же почувствовал на своем лице руки Ирины. Мы схватили друг друга так, словно выпали из самолета с одним парашютом, но никто из нас не знал, у кого именно этот парашют находится.

– Кирилл! – со слезами причитала Ирина. – Что же это?! Ты как? Руки целы? Где этот проклятый водитель? Я из него сейчас тормозную колодку сделаю! Опирайся на меня! Идти можешь?

– Да не тяни же ты меня за руку! – морщась от боли, взмолился я.

– Ой, прости!

Тут на нас налетел запыхавшийся, красный от волнения кудрявый мужик в тельняшке-безрукавке. Нос его был сплющен и чуть свернут набок, и я сразу подумал, что это, наверное, водитель фургона, ибо была какая-то причинно-следственная связь между сплющенным носом и сложенным в гармошку капотом автомобиля.

– Целы, ребята?! – отрывисто выкрикнул он, трогая то горячий, вставший домиком капот, то меня, то Ирину. – Это что ж делается? Это кто ж ее… Не придавила, нет?! О-о-о, Матерь Божья! Весь капот всмятку!! О-о-о…

До Ирины дошло, кто перед ней, и она немедленно вцепилась двумя руками в тельняшку.

– Я тебе сейчас покажу капот, зебра ты кривоносая! – с необыкновенной яростью крикнула она. – Ты что ж на нас машину с тормозов спустил?! В тюрягу хочешь?! Ты представляешь, на кого ты наехал?! Ты своим кудрявым самоваром подумал о последствиях?!

– Я?! Я наехал?! – задыхаясь от небывалого женского напора, промолвил водитель. – Да я только на полчасика оставил, пока товар выписывал!! Мамой клянусь, и на ручнике, и на передаче стояла, и еще кирпичи под колеса подложил!!

Прихрамывая, я подошел к распахнутой настежь двери, заглянул в кабину, тронул рычаги ручного тормоза и переключателя скоростей. Ручник был снят, скорость – на нейтралке. Машина катилась с горки без какого бы то ни было сопротивления, как хорошо смазанная телега.

– Иди, посмотри на свои рычаги! – сказал я, хлопая водилу по плечу. – От тебя ж водярой на метр разит! Ты детей подавить мог!

– Точно так же, как и от тебя разит! – вдруг пошел в наступление водитель. – Ты мне тут криминал не вешай! Я за свой базар отвечаю! Сказал, что поставил на ручник и скорость, значит, поставил! Тут футболисты сопливые шныряли, так это наверняка они так пошутили… А у меня совесть чиста! Можешь вызывать милицию!

– А ведь и вызовем! – пригрозила Ирина и вынула из сумочки мобильный телефон.

– Вызывай, вызывай! – с азартом подзадоривал водитель. – Испугала милицией! Что я, по-твоему, первый день за рулем? За двенадцать лет ни одного дэтэпэ! Вызывай, пусть разбираются, кто с тормоза снял!

– Да никто не снимал! – устало отмахнулась Ирина. – Потому что ты забыл поставить. Нечего тут больше говорить. Все ясно.

Она убедилась, что этот инцидент – чистой воды халатность выпившего водителя, что у него не было никаких побуждений давить нас или размазывать по стенке дома, и сразу забыла о нем.

– Может, «Скорую» вызовем? – спросила она у меня. – Как ты себя чувствуешь?