Современная ирландская новелла - Шон О'Кейси

— Падди заходил во вторник. Он теперь работает газовщиком.

— Вот бедняга! Но свою золотую браслетку не продал? А перстень с печаткой? Когда он, бедолага, наконец найдет себе приличную работу?

— У него жена опять родила. Так что у них теперь шестеро.

— Господи Иисусе!

— Хьюзи теперь с Флосси ходит.

(Он заметил, что о Дейдре — ни слова.)

— Ну, этой новости уже четыре года. Пора уж ему, обормоту, жениться — совсем девке жизнь испортит.

— Она за него не пойдет. Нет, Флосси метит повыше. Вся беда ваша в том, что вы заводите себе девочек не по карману. Глаза у вас завидущие. А им хочется хоть в молодые годы всласть повеселиться. Известное дело — муж стреножит, в гроб уложит.

Элфи был женоненавистник. Все знали, что где‑то у него жена и трое детей, но уже пять лет, как он с ними не живет. Никто из компании Джонни ее не видел — это случилось еще до них. Не повезло старику Элфи! Что есть жизнь? Надежды, и мечты, и страхи. И покой, и домашний уют… Ему‑то это знакомо, каждый раз, как вернешься домой, — одно и то же, как сегодня: «Нет, нет, Джонни, неужели тебе в первый же вечер обязательно надо уходить из дому? Ведь мы тебя не видели целых четыре месяца! Нам с отцом так хотелось поговорить с тобой. О твоем будущем, Джонни, и твоих планах. И о твоих перспективах. Сядь, поговори с нами».

Ну, садишься. Они говорят, ты мямлишь. А конец всегда один — отмучаешься с полчаса, а потом снова скажешь: «Пойду посижу часок у Элфи, повидаюсь с ребятами. Я не поздно, мам. На всякий случай оставь ключ под половиком. Не ждите, ложитесь без меня, я потихоньку».

И как противно они переглядываются, зная, что ты вернешься самое раннее в час, а то и позже, в носках, с туфлями в руке, прислушиваясь к малейшему скрипу пружинных матрацев наверху, чувствуя себя последней сволочью или, если с божьей помощью удастся набраться по крышечку, едва чувствуя пол под ногами. Разрази их гром! Неужели им не понять, что телеграмма «Приезжаю четверг тчк целую тчк Джонни» значит, конечно, что ты соскучился, что привезешь им подарки, что предвкушаешь встречу со своей старой комнатой, но ведь самое‑то главное, к чему стремишься, — это мерцание бутылок, и мокрая стойка, и медленно плывущие пласты дыма, и толчея: все орут, размахивают руками, перекрикивают друг друга, а старина Элфи ухмыляется, как обезьяна. Господи! Когда у человека всего одна — единственная неделя увольнения на берег…

Стоял сухой октябрь, нежно пощипывал лицо легкий туман, улицы были пусты, фонари в нимбах — словом, вечер лучше не придумаешь для первого выхода в город. Он топал под гору, заломив фуражку, насвистывая и ясно представляя себе, как развернутся события. Доллар против никеля, что Элфи начнет с того места, на котором они кончили разговор четыре месяца назад:

— Джонни! Пора тебе остепениться.

— Дай пожить, Элфи. Мне всего двадцать три. Успею еще остепениться. Пусть сперва Лофтес остепенится или Кейси.

— Лофтесу устроиться труднее, с его‑то хромотой. А вот тебе, Джонни, хватит болтаться по морям. Нынче здесь, завтра там — разве это жизнь?

— Еще не время, Элфи. Надо же сперва найти подходящую девушку. Дейдре мне по душе, но у нее на уме одни машины, да особняки в Фоксроке, да каждое воскресенье в гости. На нее нельзя положиться. Хорошую девушку не найдешь так сразу. Ведь вот какая штука, Элфи: познакомишься с подходящей женщиной, а она, оказывается, уже замужем.

— Вечная история. А ваши дамы жалуются мне, что все подходящие мужчины уже женаты. На самом-то деле мужчина только тогда созрел для брака, когда так привыкнет плясать под бабью дудку, что и без дудки пляшет. Нет, Дейдре тебе, по — моему, не пара. Она тебе не по средствам. А запросы‑то у нее не малые. Она вроде Флосси — та тоже балуется с Хьюзи, только чтобы кое в чем поднатореть, притом без всякого риска. На твоем месте, Джонни, я бы выбрал опытную женщину. Тебе бы сейчас в самый раз подошла добрая, мягкая, уютная вдовушка, которая всю эту музыку постигла вдоль и поперек.

— Да ты спятил, Элфи! Вдовушка? На деревянной ноге и в рыжем парике? И со счетом в банке? Да я же молодой, Элфи! Совсем я не о такой мечтаю в ночную вахту под звездным небом. Я себе воображаю молодую, красивую, шикарную, милую, заботливую ирландочку восемнадцати лет и подходящих статей. В точности, как моя киска Дейдре. Чистая, как снег. Верная до гроба. Нежная, как шелк. Как Дейдре, но только без машин.

А Элфи, конечно, выпрямится во весь рост и скорчит рожу, точно ему квасцов за щеку сунули.

— Так ты бы уж прямо из песни и пел:

Прекрасна и нежна, она манила,Но не одной красой меня пленила…

Сегодня он‑таки допоет за него:

О нет, за то мне Мэри полюбилась,Что правдою лицо ее светилось.

— Прямо в точку, Элфи. Покажи мне, где она живет, — скажет он. А Элфи возразит:

— За восемнадцатилетнюю я бы и гроша ломаного не дал. Она тебе и яичницы поджарить не сумеет. Ну а стати — дело, конечно, хорошее, но недолговечное. Недолговечное, сынок! Я тебе когда‑нибудь рассказывал, как один парень женился на оперной певичке? На сцене она была прямо ангел божий. А в постели толку от нее было что от старой швабры. Так он, бывало, будил ее среди ночи и орал: «Пой, душа твоя вон, пой!»

У себя в кубрике он рассказывал этот анекдот сто раз, и бывалые матросы всегда одобрительно кивали и говорили: «Святая правда, так оно и есть. Корми меня и люби меня — что еще требуется от бабы?» Но если Элфи и сегодня возьмется за свое, он ему сумеет ответить. Он вытянется в струнку и, положив руку на верхнюю медную пуговицу бушлата с левой стороны, скажет:

— Элфи! Мое поколение готово сражаться за свои идеалы со всем вашим гнилым и подлым, провонявшим миром!

Над потемневшим морем, в четырех милях от берега сонно мигал маяк на отмели Киш. Туман, что ли? На набережной стояла такая тишина, что слышно было, как волны внизу лижут камень. Легкий южный бриз. Ни души, кроме полисмена в плаще. Джонни свернул направо, потом налево, прошел Угольную гавань, снова свернул направо, налево и вот ступил на тротуар, залитый светом из окон. Толкнул двойную стеклянную дверь и королем ввалился в пивную:

«— Привет, Эл…

Он замер. Из‑за стойки на него удивленно смотрел какой‑то молодой бармен. Огляделся. Пивная была точно морг. Он узнал толстоногую раскоряку Гусыню Молли, выпивавшую, как всегда, с одноруким полковником. Согнувшись над другим столом, трое серьезных мужчин в шляпах что‑то вполголоса обсуждали. В дальнем углу две бабенки наеасывались пивом с джином — сигареты в помаде, сами крашеные, страшные — старые шлюхи, прошедшие огонь и воду и медные трубы. Он медленно подошел к стойке.

— А где Элфи? — негромко спросил он.

— В отпуске.

— Элфи так же способен взять отпуск, как взять и повеситься.

— Он в отпуске. Что будете пить, сэр?

Скажите пожалуйста — сэр!

— Двойное виски, — сказал он недовольно, хотя собирался пить портер. Элфи сказал бы ему: «Джонни! Где это ты видел у меня двойное виски?» Или вообще ничего не сказал бы, а просто принес бы полпинты портера, объяснив, что это, мол, будет в самый раз.

Был четЕерг. Может, в этом все дело? По четвергам пивная всегда пустовала, в пятницу и то народу прибавлялось. У всех к концу недели в карманах ветер. Заколоты откормленные телята, а блудных сыновей что‑то не видно. Черт, всего каких‑то семь вечеров, и первый же прахом. Пойти пошляться? Вот, мол, отправился сей человек в поход по пивным. Бармен принес виски и стал напротив. Он поглядел на бармена.

— Четыре шиллинга шесть пенсов, сэр.

Элфи можно было не платить неделю, две, три, сколько тебе нужно. Потом, бывало, спросишь: «Сколько там с меня, Элфи?», и если ты при деньгах, то добавишь полфунта в счет будущего кредита. О дне же том и часе никто не знает. Он выложил четыре шиллинга и положил сверху шестипенсовую монетку. Бармен еы6ил чек и удалился в конец стойки читать свою газету.

— А надолго Элфи взял отпуск?

Бармен отозвался, не поворачивая головы:

— Не знаю. Лично я здесь всего две недели.

— Хозяин у себя?

— Пошел в церковь. Сегодня служба.

О смерти вспомнил. Dies irae, dies illae[15]. Он ведь учился в Ньюбридже, у доминиканцев. День поминовения усопших. Джонни глянул на дверь. Может, поискать своих в «Синем Питере»? Или у Муни? А может, в «Кухоньке»?

— Нет ли мне записки за Kaccoii?

— Фамилия?

— Кендрик.

Бармен, стоя к нему спиной, проглядел тощую пачку писем, не оборачиваясь, бросил: «Нету!», сунул письма обратно и снова уткнулся в газету. С глаз долой — из сердца вон. Да пошли они все к дьяволу! Вместе с Дейдре. Стеклянные двери распахнулись, вошли Паддивек и Лофтес. Он соскочил с табурета.