Америка (Пропавший без вести) - Франц Кафка

Они остановились у лестницы.

– Но господин Грин так давно не бывал у нас, – сказала Клара, по-видимому вполне согласная с отцом, но пытавшаяся успокоить его.

– Зачем же он явился именно сегодня вечером? – спросил Поллундер, и ярость уже закипела на его толстой нижней губе, которая, как слабая мясистая плоть, возбуждалась весьма легко.

– Действительно! – воскликнула Клара.

– Может быть, он скоро уедет обратно, – заметил Карл и сам поразился, как легко нашел общий язык с этими еще вчера совершенно незнакомыми людьми.

– О нет, – сказала Клара, – у него какое-то важное дело к папе, и обсуждение, наверное, продлится долго, так как он мне уже в шутку пригрозил, что если я собираюсь стать настоящей хозяйкой дома, то придется мне сидеть с ними до самого утра.

– Еще и это. В таком случае он останется на ночь! – воскликнул Поллундер, будто хуже этого ничего и быть не могло. – Честное слово, – продолжил он, и новая мысль заставила его помягчеть, – честное слово, господин Россман, впору опять сесть в автомобиль и отвезти вас к вашему дяде. Сегодняшний вечер испорчен с самого начала, а кто знает, когда еще ваш дядюшка снова доверит вас нам. Если же сегодня я отвезу вас обратно, в ближайшем будущем он не сможет отказать нам в вашем визите.

И он уже взял Карла под руку, чтобы привести свой план в исполнение. Карл, однако, не пошевелился, а Клара попросила оставить его здесь, ведь уж ей-то и Карлу господин Грин нисколько не может помешать, и в конце концов Поллундер и сам признал, что его предложение не слишком удачно. Кроме того – и, возможно, что имело решающее значение, – господин Грин внезапно окликнул с самого верха лестницы:

– Где это вы запропали?

– Пойдемте, – сказал Поллундер и свернул к лестнице. За ним шли Карл и Клара, теперь на свету изучавшие друг друга.

«Какие у нее алые губы», – отметил про себя Карл и подумал о губах господина Поллундера, которые так прелестно преобразились в его дочери.

– После ужина, – так сказала она, – если вы не возражаете, сразу пойдем в мои комнаты, по крайней мере избавимся от этого господина Грина, если уж папа вынужден им заниматься. И тогда, очень вас прошу, не откажите в любезности поиграть мне на фортепьяно, потому что папа уже рассказал мне, как хорошо вы это умеете; я-то, к сожалению, совершенно не способна к музыке и не прикасаюсь к инструменту, несмотря на то что очень люблю музыку.

Карл полностью согласился с предложением Клары, хотя охотно включил бы в их общество и Поллундера. Однако при виде громадной фигуры Грина – к размерам Поллундера Карл уже привык, – которая постепенно, по мере того как они поднимались по ступенькам, вырастала перед ними, надежды Карла каким-то образом отобрать нынче вечером господина Поллундера у этого человека вконец улетучились.

Господин Грин встретил их явно нетерпеливо, словно и без того было упущено много времени, взял мистера Поллундера под руку и подтолкнул Карла и Клару впереди себя в столовую, выглядевшую весьма торжественно, в особенности из-за цветов, возвышавшихся на столе среди свежей листвы, что заставило вдвойне сожалеть о назойливом присутствии мистера Грина. Только Карл порадовался, ожидая у стола, пока другие усаживались, что большая стеклянная дверь в сад останется открытой – сильный аромат зелени так и веял по комнате, словно в беседке, – как подоспевший господин Грин, громко сопя, закрыл эту дверь, наклонившись до самой низкой защелки и вытянувшись до верхней, и все это так по-юношески быстро, что подбежавшему слуге делать было совершенно нечего. За столом господин Грин первым долгом выразил удивление, что Карл получил у дяди разрешение на этот визит. Он раз за разом подносил ко рту полную ложку супа и объяснял (направо – Кларе, налево – господину Поллундеру), отчего он так удивляется и как дядя заботится о Карле, и что любовь дяди Карлу слишком велика, чтобы можно было ее назвать любовью дядюшки.

«Мало того, что он бесцеремонно вторгся сюда, он к тому же вмешивается в наши с дядюшкой отношения», – подумал Карл, не в силах проглотить ни глотка чудесного золотистого супа. Но, с другой стороны, он не хотел выказывать, как скованно себя чувствует, и начал безмолвно поглощать суп. Ужин тянулся медленно, как пытка. Только господин Грин да разве что еще Клара были оживлены и порой находили повод для короткого смешка. Господин Поллундер вступал в беседу лишь несколько раз, когда господин Грин заводил речь о делах. Однако он быстро устранялся и от этих разговоров, и господину Грину приходилось через некоторое время вновь захватывать его врасплох. Кстати, господин Грин то и дело подчеркивал – тут прислушивающийся Карл испуганно настораживался, и Клара напоминала ему, что перед ним жаркое и что он на ужине, – подчеркивал, что вначале не имел намерения наносить этот неожиданный визит. Ведь хотя дело, о котором еще пойдет речь, весьма спешное, важнейшие его аспекты можно было бы обсудить сегодня в городе, а второстепенные – завтра или еще попозже. Поэтому задолго до окончания рабочего дня он побывал у господина Поллундера, но, не застав его, вынужден был сообщить по телефону домой, что не приедет ночевать, и отправился сюда.

– В таком случае я должен просить извинения, – громко сказал Карл, прежде чем кто-либо успел ответить, – ведь это я виноват, что господин Поллундер сегодня рано оставил свои дела; мне очень жаль, что так вышло.

Господин Поллундер прикрыл большую часть лица салфеткой, в то время как Клара улыбнулась Карлу, однако улыбка была не сочувствующая, она словно предупреждала его о чем-то.

– В таких случаях не извиняются, – сказал господин Грин, ловко разделывая голубя, – совсем напротив, я даже рад провести вечер в столь приятной компании, вместо того чтобы в одиночестве ужинать дома, где мне прислуживает старенькая экономка, до того дряхлая, что пройти от двери до моего стола для нее уже большой труд, и я могу подолгу сидеть, откинувшись на спинку кресла и дожидаясь, пока она одолеет этот путь. Только недавно я настоял, чтобы слуга приносил блюда к двери столовой, но путь от двери до моего стола – ее привилегия, насколько я ее понимаю.

– Бог мой! – воскликнула Клара. – Вот это преданность!

– Да, есть еще на свете преданность, – подтвердил господин Грин и отправил в рот кусок голубя, язык его, как случайно заметил Карл, жадно устремился навстречу пище. Карлу чуть не сделалось дурно, и он встал. Почти одновременно господин Поллундер и Клара схватили его за руки.

– Вы должны посидеть еще, – сказала Клара. А когда он снова уселся, она шепнула: – Скоро мы вместе исчезнем. Потерпите.

Между тем господин Грин хладнокровно занимался своим ужином, будто господину Поллундеру и Кларе сам Бог велел успокаивать Карла, когда того тошнит.

Трапеза весьма затянулась из-за тщательности, с которой господин Грин подходил к каждому блюду; хотя он неизменно, без признаков усталости, готов был приняться за всякое новое блюдо, впечатление и впрямь было такое, словно он собрался основательно отдохнуть от своей старушки экономки. Время от времени он хвалил фройляйн Клару за умение вести домашнее хозяйство, что ей явно льстило, а вот Карла так и подмывало дать ему отпор, как обидчику. Но господин Грин этим не ограничился, он, не поднимая глаз от тарелки, несколько раз посетовал на бросающееся в глаза отсутствие аппетита у Карла. Господин Поллундер взял аппетит Карла под защиту, хотя, как хозяину дома, ему бы следовало тоже потчевать Карла. И в самом деле, чувствуя принуждение, Карл страдал в продолжение всего ужина так ощутимо, что вопреки лучшим побуждениям истолковал высказывание мистера Поллундера как недружелюбное. И по причине этого своего состояния он то неприлично быстро поглощал огромные куски, то, утомленный, снова опускал вилку и нож и замирал точно истукан, так что слуга, подававший на стол, частенько не знал, как к нему подступиться.

– Я завтра же расскажу господину сенатору, как вы обидели фройляйн Клару, не прикасаясь к ужину, – сказал господин Грин и подчеркнул шутливость своих слов, взмахнув столовым прибором. – Вы только взгляните, как девочка огорчилась, – добавил он и ухватил Клару за подбородок.

Она не возмутилась, только закрыла глаза.

– Ах ты малышка! – воскликнул господин Грин, откинулся на спинку стула и сыто засмеялся; лицо у него побагровело. Тщетно Карл пытался объяснить себе поведение господина Поллундера. Тот сидел, глядя в свою тарелку, словно самое важное происходит именно там. Он придвинул стул Карла ближе к себе и, когда говорил, обращался ко всем, а Карлу ничего особенного не сообщал. Напротив, он допускал, чтобы Грин, этот старый прожженный нью-йоркский холостяк, недвусмысленно прикасался к Кларе, чтобы он обижал Карла, гостя Поллундера, или по меньшей мере обращался с ним как с ребенком и вообще позволял себе невесть что.